Юэн Чин отступил к флаеру, махнул, прощаясь, рукой.
– Удачи тебе, Ивар. Да хранят тебя Владыки Пустоты!
– Я тебя слышу, – ответил Тревельян ритуальной фразой шас-га. – Пусть твоя печень будет спокойна.
Аппарат, окутавшись облачной дымкой, исчез в ночных небесах, а Ивар опустился около пленника. Его будущий проводник был худ, но жилист: торс, бедра, голени и длинные, до колен, руки были перевиты мускулами, под сероватой кожей проступали ребра и суставы, огромные кисти казались драконьими лапами. Вероятно, этот дикарь отличался изрядной силой, и, разглядев его как следует, Тревельян решил, что Инанту повезло. Лицо пленника, как у всех степняков, было узким, с внушительной пастью и крупными зубами, с застывшим выражением свирепости – рожа дьявола или дьявольского подручного в аду; длинные пряди волос достигали пояса, но шерсти на шее и между лопаток не имелось. Значит, не из клана Полоса На Спине, решил Ивар, и не из племени Зубы Наружу – у тех клыки посолиднее. Белый Плащ?.. Мечущий Камни?.. Но те обитают посреди степи, далеко от гор, а Пришедшие С Края – еще дальше, у границ безлюдной зоны… Откуда же этот лихой молодец? Из Людей Песка, Людей Ручья или Людей Молота?..
Нахмурившись, Тревельян пожал плечами. Он разбирался в племенных отличиях, касавшихся одежды и оружия, жилищ и телег, повадок езды и духов-покровителей того или иного Очага, но этот тип был безоружным и голым, если не считать повязки на бедрах. Старая, драная, вонючая, из кожи крыс… Слишком мало для выяснения племенной принадлежности.
Дикарь вдруг зашевелился, ухватил огромными лапами песок, швырнул горстями в стороны. Потом сел, поворочал головой, оглядываясь, и заметил Тревельяна. Глаза его хищно сверкнули, мышцы напряглись; он подобрал под себя ноги, изготовившись к прыжку, и ощерил пасть. Покрепче Кадранги будет, мелькнула мысль у Ивара. В свой черед он с угрозой оскалил зубы.
Но нападения не последовало. Шас-га поглядел на темное небо, хлопнул ладонью по песку и прохрипел:
– Йргык?
– Похоже на то, – ответил Тревельян.
– А ты – Страж Йргыка?
– Может быть.
– Хурр! – Степняк резко выдохнул воздух. Кажется, он не был удивлен.
«Крепкий парень», – подумал Тревельян. У шас-га не имелось понятий о душе и загробной жизни, о чем-то похожем на царство теней Аида или, тем более, на преисподнюю и рай. У них не было даже кладбищ – точнее, каждый сам являлся ходячим кладбищем для умерших или убитых соплеменников. Правда, их окончательная смерть наступала не в миг гибели, а в момент поедания плоти – прагматический вывод, ясный любому, ведь куча обглоданных костей никак не могла сложиться в скелет и обрасти мясом. Однако в редких, очень редких случаях труп оставался несъеденным людьми или зверьем, и тогда лишившийся жизни попадал в Йргык, на Темные Равнины Одиночества, где бился с их Стражем. Одолев пришельца, Страж его съедал, а если не мог с ним совладать, пришелец становился новым Стражем и хоронил предыдущего в собственном чреве. Так что при любом исходе схватки должный порядок был восстановлен.
Шас-га уставился на Тревельяна. Теперь он глядел на него, не как охотник на добычу, а так, как воин озирает воина перед смертельным поединком. Сражаться полагалось без оружия; здесь, на Темных Равнинах, победу несли не нож, топор или копье, а сила, ловкость и свирепость.
Они одновременно поднялись и отступили друг от друга на несколько шагов.
– В Йргыке будет новый Страж, – сказал дикарь.
– Когда крысы начнут летать по небу, – ответил Тревельян.
Он неплохо видел в темноте, но не мог припомнить, обладает ли его противник ночным зрением. Вполне возможно, что такие исследования вообще не проводились. В том, что касалось физиологии шас-га и их отличий от других народов Пекла, зияли изрядные пробелы.
Дикарь прыгнул. При повышенном тяготении Раваны это казалось рекордным прыжком – без разбега, метра на четыре. Тревельян шагнул в сторону, подставил ногу, и шас-га ткнулся головой в песок. Падение его не обескуражило: присев и упираясь кулаками в землю, он ловил каждое движение врага. Похоже, ночная тьма ему не мешала.
Уложить его имплантом?.. Но честный бой имел свои преимущества – закончив схватку, можно будет допросить шас-га. Схватка продлится минуты, а парализующий разряд погрузит его в беспамятство до рассвета… Мысль промелькнула в сознании Ивара, когда дикарь снова ринулся в атаку. Упав на спину, Тревельян воткнул ему ногу в живот и перебросил через себя. Как всякий разведчик, он хорошо владел древним боевым искусством. Советы деда, на которые тот не скупился, тоже были не лишними. Хроники подтверждали, что дед был мастером рукопашного боя и один на один справлялся с дроми и хапторами.
Противник пропахал в песке заметный след. Поднявшись, он помотал головой, протер от песчинок глаза и буркнул:
– Сожри тебя Ррит! Ты бьешься неправильно!
– Как умею, – сказал Тревельян и врезал ему под ребра. Солнечное сплетение у местных гуманоидов находилось там же, где у людей, и шас-га захрипел и согнулся, пытаясь вдохнуть.
Он пришел в себя удивительно быстро – то ли был живуч и крепок от природы, то ли нервный центр, защищенный мышцами, был не слишком уязвим. Не исключалось, что он притворялся – ответная атака едва не застала Ивара врасплох. Огромные лапы стиснули его затылок, у горла лязгнули челюсти, но он ударил врага коленом в пах и обхватил правой рукой за шею. Удушение – отличный прием против шустрых гуманоидов. С дроми, судя по рассказам деда, так не получалось, шея у дроми была понятием символическим.
Ивар давил и давил, чувствуя, как расслабляются мышцы шас-га. В горле у его противника хрипело и булькало, ступни скребли по песку, из прокушенной губы струилась кровь. Наконец он обмяк в захвате Тревельяна, дернул раз-другой ногами и затих. Опустив его на землю, Ивар нащупал пульс – тот бился редко, но вполне отчетливо.
Тело побежденного выгнулось дугой. Он со свистом втянул воздух, сплюнул кровь и пену и заворочался, пытаясь сесть.
– Живой, крысиная моча, – сказал Тревельян, ухватив его за волосы. – Дрался ты неплохо, но в Стражи Йргыка не годишься. Слабоват!
Шас-га смотрел в небеса бестрепетным взглядом. Ни страха, ни сожаления не было в его глазах; казалось, он смирился со своей участью.
– Нас двое, а смерть одна, – послышался его сиплый голос. Этой ритуальной фразой он признавал свое поражение.
– Смерть подождет, – промолвил Тревельян. – Ты еще жив, и здесь не Йргык. Сядь, воин, и оглянись по сторонам. Сейчас ночь, и потому темно. Но здесь не Темные Равнины.
– Не Йргык?.. – Равнодушие таяло в глазах пленника; теперь он казался ошеломленным, даже испуганным. – Но я помню… помню летающую повозку и колдуна туфан… Он одолел меня каким-то волшебством, но есть не стал… туфан, рыбья кровь, не едят своих и не едят чужих… Бросил мертвым в летающей повозке, и значит, я попал в Йргык. Разве может быть иначе?