Изложив в общих чертах план атаки, Командор кивнул заместителю, старшему среди капитанов. Он не так уж строго придерживался субординации, но привык, что Перри говорит после него – тем более что тот отличался здравомыслием и выступал по делу. Они с Перри хорошо дополняли друг друга; всякому авантюристу нужен приятель с холодной головой и, желательно, из породы скептиков.
– Мы подвергнем Файтарла-Ата полной санации? Я верно понимаю? – промолвил Перри. – Вплоть до уничтожения атмосферы и водной среды?
– И грунта до скального основания, а кое-где океанского дна и горных массивов, – пояснил Командор. – Известно, что большая часть правящих кланов сосредоточена на материнской планете. Нужны гарантии, что никто не уцелеет в подземных убежищах.
– Это нам под силу – с точки зрения энергетической мощности, – заметил Ступинский. – Но моральный аспект проблемы…
Олаф Питер ударил по столу кулаком – так, что подпрыгнули пустые чашки.
– Напомню, капитан: здесь не дискуссия о морали, а военный совет! Прошу высказываться по существу! – Он вдруг успокоился и произнес с хищной усмешкой: – Нам приказано зачистить планету, и мы это сделаем, клянусь Великой Пустотой! Ну а если в чем-то ошибемся, нас поправят. Главное, камерады, ошибиться вовремя… так ошибиться, чтобы от жаб даже пыли не осталось!
Эти слова были восприняты с энтузиазмом – пожалуй, всеми, кроме Ступинского. Но, будучи человеком военным, он умел подчиняться приказу.
Обсуждение деталей операции заняло еще минут сорок, после чего Командор распустил совет. Оставшись один в просторном салоне, он поднялся и начал медленно ходить вокруг стола, временами морща лоб и что-то бормоча сквозь зубы. Он пребывал в нерешительности, странной для человека его положения и опыта, но ни то, ни другое не помогало разрешить мучивший его вопрос. Теперь, когда приказы Штаба превратились в четкий план, надо было ознакомить с ним партнеров, лончака и Судью Справедливости. Разумеется, надо – ведь первый риск они брали на себя и могли вообще не вернуться из тех проклятых тоннелей, что наворотили Древние… Подобный исход был бы очень неприятен, так как ставил крест на всей операции. Но не это тревожило Командора, а совсем другие мысли, и причиной их был Судья Марк Вальдес, брат Ксении.
Спросить или не спрашивать?.. Сейчас, после разрыва с Линдой, ему особенно остро хотелось поговорить о старших сыновьях, о Павле и Никите, да и о Ксении тоже. Павлу уже сорок, Никите – тридцать восемь, оба зрелые мужчины… Где они, что с ними?.. Гордость боролась в душе Командора с желанием знать, самолюбие скрестило меч с любовью. Нехорошо они расстались с Ксенией, нехорошо, но что ему Ксения?.. Нашла другого, и дьявол с ней! А парни – его сыновья, и останутся ими, хоть перевернись Галактика! Хоть огнем сгори со всеми чертовыми звездами, провалами и пылевыми облаками! Его потомки! Только вот что они выбрали, чей род продолжат – Вальдесов или Тревельянов-Красногорцевых?
Спросить или не спрашивать?
Обдумав эту дилемму, Олаф Питер решил, что спрашивать не станет. О личном – не ко времени! Закончится дело, тогда и побеседуем о сыновьях и бывших женах… Их уже три – есть о чем поговорить!
Вызвав рубку, Командор велел соединить его с инопланетным кораблем. Он ждал, расправив обтянутые комбинезоном плечи и сохраняя на лице сосредоточенное выражение. Возможно, слишком строгое или суровое, не очень подходящее для свидания с родичем, которого не видел много лет. Впрочем, сейчас не родичи встречались, а коммодор первой эскадры седьмой флотилии с Судьей Справедливости.
Когда на экране возникли Вальдес и его спутник, тонкий и хрупкий, как десятилетний мальчуган, Олаф Питер кивнул и сухо произнес:
– Привет, Марк. Давно не виделись. Много воды утекло.
Относительно Красного Пятна мы можем с уверенностью констатировать ряд следующих фактов. Во-первых, область Пятна на Юпитере прикрыта или скорее ограничена силовым полем неизвестной природы, которое наши зонды и корабли не в состоянии преодолеть. Начиная с полета «Коперника» (2088 г.), это доказано многочисленными экспериментами (Лю и Зимин, Фокс, Калюжный, Ариадес и др.). Во-вторых, аналогичные феномены обнаружены на газовых гигантах и протозвездах в различных, весьма удаленных друг от друга районах Галактики. В-третьих, распределение подобных объектов в галактическом пространстве не изотропно, а тяготеет к тем звездным системам, которые включают землеподобные планеты, способные в принципе породить жизнь или некогда ее породившие. И, наконец, в-четвертых: нам представляется несомненным, что экранирующее поле имеет искусственное происхождение и черпает энергию в мощных вихревых потоках упомянутых выше протозвезд. Совокупность этих фактов можно объяснить лишь единственным образом: перед нами древняя транспортная сеть, пронизывающая Галактику, и ее узлы (устья или точки входа-выхода) расположены в системах, обладающих условиями для возникновения жизни и цивилизации.
Эжен Монроз «Новые исследования Юпитера и проблема Красного Пятна», «Ксенологический альманах», 2285 год, том XXXVI, № 6
Облака и потоки газа, белесые, желтые, серые и грязно-коричневого оттенка, неслись в бешеном круговороте, закручивались спиралями, опадали фонтанами брызг, выстреливали змеящиеся щупальцы – любым из них можно было охватить по экватору Землю и сдернуть ее с орбиты. Иногда облачные массы расползались бесформенными пятнами величиною с тхарский океан или выглядели как горный хребет с тысячекилометровыми вершинами и чудовищными ущельями, по которым могли катиться шары-планеты; иногда что-то вздымалось, вспучивалось под этими эфемерными горами, прорывалось наверх словно выплеск внутреннего огня, и на склонах гор расцветали алые маки и багровые пионы. В любом из этих цветков мог утонуть земной континент. Сполохи молний озаряли эти картины ада, кололи глаз синим ослепительным блеском, заставляя жмуриться; не проходило секунды, чтобы не сверкнул очередной разряд, подобный когтистой лапе дракона. Звук был отключен, и от того бесконечный катаклизм казался особенно жутким – неслышные грохот и вой будили воображение, и оно добавляло к природным звукам вопли миллионов душ, что мучились в этой преисподней.
Страшное зрелище! Даже для Марка, видавшего всякие виды. Впрочем, в атмосферах газовых гигантов он не летал, поскольку сражения с дроми происходили в пустоте или на поверхности планет, пригодных для обитания. Было трудно представить схватку в облаках Юпитера; возможно, крейсера и фрегаты сохранили бы строй, но малые суда разметало бы в этой круговерти, как горсть сухих семян, влекомых ураганом. Что до Аната, то хоть он не являлся крейсером, но вел себя вполне пристойно, выдерживал курс и спускался к Пятну, словно не замечая буйства стихий и сверкания молний. Кто управлял кораблем в кипящем облачном вареве, оставалось лишь гадать; возможно, Первый, чьи руки лежали на пульте, или искусственный разум бейри, или они оба, соединенные нитью ментальной связи. Марк, во всяком случае, был всего лишь зрителем и мучился ужасно. Много, много лет он не летал в истребителе, но рефлексы пилота не умерли, и, ощущая на висках присоски боевого шлема, а под пальцами – гладкий пластик рычагов, он то дергал рукой, то пытался послать сигнал на двигатели. Иллюзия полета, но такая изнурительная!