– Назад! – кричал он, что-то делая у пульта. – Назад… быстрее… они погибнут… не дай ему… приблизиться… назад, назад!..
Эти возгласы сопровождались тонким прерывистым воем или, скорее, плачем, и Марку чудилось – нет, пожалуй, он был уверен, что это рыдает и стонет Анат. Он видел, что большой экран над пультом затопила тьма – очевидно, темное Зеркало плавало рядом с кораблем, и по какой-то причине это было опасно. Очень опасно! – размышлял Марк, корчась в невыносимом страдании. Болела уже не только голова, боль пронизывала каждый нерв и каждую клеточку, такая боль, какой он не испытывал даже в своем разбитом истребителе, падавшем сорок с лишним лет назад на равнины Тхара.
– Не удается… затягивает… не могу… – пробилось сквозь приступы боли. Марк вдруг сообразил, что слышит не земную лингву, а звуки другого языка, ему неизвестного. Он владел торговым жаргоном, альфа-хаптором и альфа-кни’лина, [53] и этого, вкупе с его ментальным даром, хватало для общения; к тому же сервы прекрасно говорили на лингве. Но сейчас Анат и Первый пользовались не земным языком, а, несомненно, наречием лоона эо, и все же он их понимал. Возможно, слова дополняло что-то еще – эмоция, мысленный импульс?.. Как в случае с тем дроми, Старшим-с-Пятном, который сдался в плен повстанцам Тхара…
– Чувствует пищу… прорывается сквозь Зеркало… – услышал Марк. – Стреляй! Стреляй, Анат!
Мучительный стон:
– Не могу…
Тьма на экране зашевелилась, выбросила мириады щупальцев, будто ужаливших Марка. Что-то чужое и страшное проникло в его разум; боль сделалась меньше, но теперь он ощущал, как тонкие гибкие нити копошатся в его голове, высасывают жизнь, энергию, сущность его личности, то, что было – и все еще оставалось – Марком Вальдесом. Медицинский имплант не защищал от этого вторжения, и, очевидно, никакие приборы или снадобья тоже помочь не могли. Сознание Марка уже туманилось, но билась в нем мысль, что полагаться он должен лишь на себя самого, на то оружие, которым наделили его предки. Он нанес ответный удар, не совсем понимая, как это получилось, – видимо, сработал инстинкт самосохранения. Прежде он никогда не пытался воздействовать на человека или иное существо с подобной жесткостью и силой; он даже не знал, что способен на это. Боль стала нестерпимой, но щупальцы-нити, шарившие в сознании, тут же отдернулись, и Марк ударил снова.
– Разблокируй орудия… я сам… – донеслось откуда-то из пустоты и отразилось многократным гулким эхом: – Сам-м… сам-м… ам-м… ам-м…
Пол под Марком содрогнулся, тьма на экране сгустилась и словно отпрянула назад, боль покинула измученное тело. Послав еще один ментальный импульс с зарядом ненависти и угрозы, он попытался подползти к Хийару, но даже не смог повернуться на бок. Силы оставили Марка; потом своды рубки затянул туман, и сознание растворилось в его белесой мгле.
* * *
Он очнулся на ложе в своем отсеке. Гравитация была едва заметной, и Марк воспринял это как должное – рядом с ним сидел Хийар. За спиной рини, словно его блеклое отражение, маячила фигура Первого Регистратора, потолок сиял голубизной, а в воздухе разливались ароматы сосновой хвои и нагретого камня, такие знакомые и родные запахи Тхара. Рини выглядел еще бледноватым, но подглазья уже не казались черными пятнами и на лбу не было испарины. Разглядев эти знаки благополучия, Марк приободрился, пошевелил руками и спросил:
– Мы где, камерады?
– Все еще в Бездне, – откликнулся Хийар. – Как ты себя чувствуешь, рини?
– Сносно. – Марк попробовал приподняться, и это получилось. – Вот так история! – молвил он, спуская ноги на пол. – Едва на грунт не сели! Что это было, Хийар?
Но ответил ему Регистратор:
– Чудовище, Судья. Одна неприятная тварь из тех, что бродят в Великой Пустоте и иногда появляются у входов в систему тоннелей. Всепроникающие создания… Чувствуют жизнь издалека, ибо их пища – эманации живого мозга.
– Он что-то и с Анатом сотворил, – произнес Марк. – Мне так показалось. Или я ошибаюсь?
– Анат отчасти живое существо, – заметил серв. – Тварь парализовала его нервные центры, и он не мог управлять двигателями и защитой. Но я успел вмешаться.
– Ты ведь тоже живой. – Эта реплика Марка прозвучала вопросом.
– Живой. Но, как говорят на Земле, сработан из другой субстанции.
– Говорят иначе: слеплен из другого теста.
– Благодарю, Судья. Общение с вами дает бесценный опыт. Я запомню.
Они помолчали. Марк еще чувствовал небольшую слабость, но голова была ясной. Если тварь, желавшая им закусить, что-то отгрызла, потеря никак не проявлялась. Вероятно, Первый вмешался вовремя, угостив чудовище снарядами.
– Нет лабиринта, где не водился бы свой Минотавр… – пробормотал Марк. Потом коснулся хрупкого плеча Хийара. – Прости, рини, что не сумел тебе помочь. Боль была такая…
– Ты помог. – Щеки Хийара порозовели. – Недавно ты сказал: мне хорошо, и тебе хорошо, мне плохо, и тебе плохо… Ты принял мою боль на себя! Один я бы такое не вынес… – Он вскинул руки жестом благодарности. – Да будет моя жизнь выкупом за твою! Ты спас меня, рини! И ты сражался с этой тварью за нас всех! Ее отпугнули не только снаряды!
– Вот как! – Марк улыбнулся. – Такие великие подвиги… впору возгордиться… Как говорит мой братец, aquila non captat muscas, что означает на латыни «орел не ловит мух».
– Братец? Какой братец? – с удивлением поинтересовался Хийар.
– С Земли. Ты, рини, не единственный мой брат, есть и другие. – Поворочав головой, Марк оглядел каюту, затем уставился на потолок с голубой имитацией неба. – Что-то я нашего шутника не слышу… Анат, дружище, ты цел?
– Счастлив, что вспомнили про меня, – послышалось в ответ. – Я цел и восстанавливаю нервную систему.
– Есть один хороший способ. Унаследован нами от предков.
Кажется, Анат хихикнул.
– Догадываюсь, какой, но мне не подойдет. А вот вам… Прикажете подать вина?
– Я бы не отказался.
На столе, будто сотканный из воздуха, возник бокал с рубиновой жидкостью. Пригубив, Марк одобрительно кивнул. Вино было терпким, чуть сладковатым и навевало воспоминания о солнечных долинах Франции. Он выпил, чувствуя, как проходит слабость.