Она закрыла книгу, обозначив место, где она читала, загнутым углом страницы.
— Это цена, которую мы платим за нашу во всех иных отношениях незапятнанную жизнь. Боже мой, — Нат, вдруг поморщилась она, неужели вам удалось свыкнуться с этой штуковиной, с этим рекордером «Ампек», от которого у меня холодок пробегает по коже, от всего этого мерцания и возбужденного состояния этого существа? — и затем продолжила. — Возможно, уродство сына обусловлено факторами, каким–то образом связанными с парапсихическими способностями его отца; может быть, сам Конгросян винит в этом себя, а не радиацию. Спросите у него, когда туда доберетесь.
— Спросить у него? — эхом повторил Нат, ужаснувшись от одной мысли об этом.
— Разумеется. А почему бы и нет?
— Совершенно безумная идея, — сказал Нат.
И, как это нередко у него бывало во взаимоотношениях с Молли, ему опять показалось что она была чересчур уж суровой и агрессивной: не женщина, а настоящий мужик, да и только. Была ей внутренне присуща какая–то душевная черствость, что не вызывало у него особого восторга.
Молли была слишком уж интеллектуально ориентированной, ей не доставало мягкости, добросердечия ее отца.
— Почему вам захотелось принять участие в этой поездке? — спросил он у нее.
Определенно не для того, чтобы послушать, как играет Конгросян; это было очевидным, подумал он. Возможно, причиной был его сын, этот специфический ребенок, — Молли всегда влекло к чему–то необычному. Он же испытывал к таким вещам отвращение, хотя внешне ничем этого не показал.
Ему даже удалось улыбнуться, глядя на нее.
— Я просто обожаю Конгросяна, — спокойно объяснила Молли. — Для меня будет особым удовольствием повстречаться с ним лично и послушать его игру.
— Но ведь я сам слышал, — сказал Нат, — как вы говорили, что сейчас плохо расходятся псионические версии Брамса и Шумана.
— Ну почему вы, Нат, не способны отделить свою личную жизнь от дел фирмы? Мне очень по вкусу стиль Конгросяна, но это вовсе не означает, что его будут бойко раскупать. Видите ли, Нат, последние несколько лет у нас очень хорошо расходятся все разновидности народной музыки. Я бы даже осмелилась сказать, что такие исполнители, как Конгросян, какими бы популярными они ни были в Белом Доме, являются анахронизмами, и мы должны быть максимально бдительными, чтобы и нас самих вместе с ними не постиг экономический крах.
Она слегка улыбнулась ему, лениво ожидая, какою будет его реакция.
— И открою вам еще одну причину, по которой мне захотелось лететь. Вы и я сможем провести очень много времени вместе, досаждая друг другу.
Только вы и я, в течении всей поездки… мы можем остановиться в мотеле в Дженнере. Вам это не приходило в голову?
Нат затаил дыхание.
Теперь ее лицо расплылось в улыбке. Как будто она в самом деле потешалась над ним, отметил он про себя. Молли может вертеть им, как ей вздумается, может заставить его сделать все, что только пожелает. Они оба знали это, и это доставляло ей удовольствие.
— Ты хочешь на мне жениться? — переходя на доверительный тон, спросила у него Молли. — Являются ли благородными твои побуждения в старомодном смысле, характерном для двадцатого столетия?
— А твои? — в тон ей спросил у нее Нат.
Она только пожала плечами.
— Может быть, мне нравятся чудовища. Ты мне нравишься, Нат, ты и твоя червеобразная записывающая аппаратура, которую ты лелеешь и балуешь, будто это жена или любимое домашнее животное.
— Я бы точно так же относился и к тебе, — вырвалось у Ната.
Но тут он вдруг почувствовал, что за ним наблюдает Джим Планк, и весь ушел в разглядывание местности под шасси вертолета.
Их откровенный разговор с Молли — явно смутил Джима. Планк был инженером — простым испом, как выразилась Молли, но человеком очень неплохим, и ставить его в неловкое положение не стоило.
И, отметил про себя Нат, меня тоже. Единственным из нас, кому в самом деле доставляли удовольствие разговоры подобного рода, была Молли. Но в этом не было ни малейшего жеманства с ее стороны.
И эта последняя мысль полностью избавила его от поднявшегося было раздражения.
* * *
Автомагистраль с ее централизованно управляемыми автомобилями и другими транспортными средствами, которые поначалу мало различимыми ручьями вливались в широкие потоки утомила Чика Страйкрока. Находясь в кабине своего индивидуального автомобиля он чувствовал себя участником какого–то ритуала черной магии, словно он, как и все остальные водители, доверили свою жизнь силе, о которой лучше и не рассуждать. На само же деле это был простой саморегулирующийся маяк, который корректировал положение его автомобиля, соотнося его с положением других экипажей и придорожных барьеров магистрали. Чик сидел в машине, читая утренний выпуск нью–йоркской «Таймс». Внимание его было всецело поглощено газетой, и вместо того, чтобы разглядывать проносящиеся мимо него индустриальные пейзажи, он размышлял над статьей, речь в которой шла о дальнейшей судьбе открытия на Ганимеде одноклеточных ископаемых организмов.
Давно исчезнувшая цивилизация, отметил про себя Чик. Еще один, более глубокий слой вот–вот будет раскопан автоматическими эскалаторами, действующими в безвоздушной среде с почти нулевой силой притяжения, характерной для спутников планет–гигантов.
Мы опустились до прямого грабежа, подумалось ему. Углубившись еще на один слой, мы бы могли обнаружить комиксы, противозачаточные средства и пустые бутылки из–под кока–колы. Но они — власти — ничего нам не скажут об этом. Кому охота обнаружить, что вся солнечная система была освоена производителями кока–колы еще два миллиона лет тому назад? Невозможно было, во всяком случае ему, даже вообразить цивилизацию, построенную любой формой жизни, которая не придумала бы кока–колу. В противном случае, имелись ли достаточные основания для того, чтобы назвать ее «цивилизацией»? Однако в этом месте своих невеселых рассуждений он сообразил, что слишком уж позволил разлиться своей желчи. Такое Маури не понравится. Не лучше ли взять себя в руки до того, как переступить порог конторы фирмы? Чтобы паршивое настроение не сказалось пагубно на делах.
Ведь бизнес должен продолжаться как ни в чем ни бывало. В этом утверждении сконцентрирован суть наших дней, — если не всего нынешнего столетия. Вот в чем я расхожусь со своим младшим братом — в своей способности ясно различать то, что является по–настоящему существенным при каждом новом жизненном повороте, и не теряться в лабиринте чисто внешних ритуалов. Если бы Винсу это удавалось в такой же мере, как и мне, мы были бы абсолютно одинаковыми.
Тогда и жена, скорее всего, не ушла бы от него.
А Винса привлекали бы к участию в той программе, придуманной Маури Фрауэнциммером и лично им изложенной самому Зеппу фон Лессинджеру на конференции специалистов по изготовлению эрзац–продукции в Нью–Йорке в 2023 году. Программе в соответствии с которой предполагалось, воспользовавшись результатами экспериментов фон Лессинджера по перемещениям во времени, послать квалифицированного психиатра в 1925 год для того, чтобы вылечить Адольфа Гитлера от паранойи, которую он страдал.