— Неужели она в такой степени завладела всеми твоими чувствами и помыслами? Женщина, которую ты даже никогда не и видел? Ведь это же явная шизофрения. А ведь фактически твоим воображением завладела… — Эл сделал неопределенный жест. — …иллюзия. Нечто искусственное, нереальное.
— А что есть нереальное и что реальное? Для меня она более реальна, чем что–либо иное; даже, чем ты. Даже, чем я сам, моя собственная жизнь.
— Подумать только! — воскликнул Эл. Он был поражен признанием друга.
— Ну, так по крайней мере у тебя есть нечто такое, ради чего стоит жить.
— Верно, — произнес Ян и утвердительно кивнул.
— Посмотрим, что скажет в пятницу Саперб, — промолвил Эл. — Мы спросим у него, насколько шизофренично — если вообще таковым оно является — это твое такое отношение. — Он пожал плечами. — Может быть, я и не прав, но может быть, мое суждение вполне правомерно.
Не исключено, отметил он про себя, что это Люк и я — вот кто не совсем в своем уме. Для него Люк был куда более реальным, куда более влиятельным жизненным фактором, чем Николь Тибо. Но ведь я видел Николь во плоти, — нет, подумал Эл. В этом–то и заключается вся разница, хотя он и не вполне в это уверен.
Он поднял свой кувшин и снова приступил к репетиции. Чуть погодя то же сделал и Ян Дункан. Вместе они выдували классические мелодии уже куда с большим энтузиазмом.
Армейский майор, тощенький, маленький и прямой, как палка, произнес:
— Фрау Тибо, вот это и есть рейхсмаршал герр Герман Геринг.
Вперед вышел могучего телосложения мужчина в — что казалось невероятным — похожем на римскую тогу белом одеянии, держа на кожаном поводке львенка, и произнес по–немецки:
— Рад вас видеть, миссис Тибо.
— Рейхсмаршал, — сказала Тибо, — вы четко себе представляете, где вы находитесь в настоящий момент?
— Да, — утвердительно кивнул Геринг; затем суровым тоном обратился к львенку. — Зай рухиг, Марси!
Он зашикал на животное, успокаивая его.
Все это наблюдал Бертольд Гольц. Он забежал несколько вперед во времени при помощи своей собственной аппаратуры фон Лессинджера; он совсем потерял всякое терпение, не в состоянии дождаться, когда же наконец Николь устроит перемещение Геринга в современную эпоху. И вот наконец он здесь, вернее, здесь он будет через семь часов.
Оказалось весьма несложно, имея в своем распоряжении аппаратуру фон Лессинджера, проникнуть внутрь Белого Дома, несмотря на многочисленную охрану из НП. Гольц просто отправился в далекое прошлое, когда еще Белый Дом никем не охранялся, а затем вернулся в это ближайшее будущее. Он уже не раз проделывал подобную операцию. И теперь, благополучно забежав в свое собственное будущее, попал прямо на разыгравшуюся в Белом Доме сцену. И она, эта сцена, немало его не только потому, что он спокойно мог наблюдать за Николь, он мог также обозревать самого себя как в прошлом, так и будущем — будущем в в рамках потенциальной осуществимости скорее, чем действительности. Для его наблюдения расширилась перспектива возможного.
Они заключат сделку, решил Гольц, — Николь и Геринг. Рейхсмаршалу, изъятому поначалу из тысяча девятьсот сорок первого года, а затем из тысяча девятьсот сорок четвертого, покажут разгром Германии в сорок пятом.
Он увидит, что ожидает нацизм, увидит самого себя на скамье подсудимых в Нюрнберге, и наконец станет очевидцем своего собственного самоубийства с помощью яда, принесенного в геморройной свече. Это, конечно, подействует на него. Сделку эту будет совсем несложно обстряпать. Нацисты, даже в обычных условиях, были большими доками в заключении различных сделок.
Несколько видов чудо–вооружений из будущего, появившихся в конце Второй мировой войны — и эра варварства продлится не тридцать лет, а, как клялся в том Гитлер, — тысячу. Лучи смерти, лазерное оружие, водородные бомбы мощностью в сто мегатонн… все это самым решительным образом изменит военное положение в пользу третьего Рейха. Плюс, разумеется, А1 и А2 или, как их называли союзники, «Фау–1» и «Фау–2». Теперь у нацистов будут и «А–3» и «А–4» и так далее, до бесконечности, если понадобится.
Гольц нахмурился. Ибо, в дополнение к этим, другие возможности, мрачные, не очень–то ясные, распространялись в мистической тьме будущего.
В чем будут заключаться эти менее вероятные варианты будущего? Опасные, и тем не менее, безусловно, более предпочтительные, чем то, что просматривалось совершенно отчетливо, — путь, вымощенный сверхмощным оружием…
— Эй, кто это там? — окликнул один из НП–охранников Белого дома, неожиданно обнаружив Гольца, стоявшего почти незаметно в углу комнаты с болотными орхидеями.
Охранник мгновенно выхватил пистолет и прицелился. Совещание между Николь Тибо, Герингом и четырьмя военными советскими неожиданно прервалось. Все повернулись в сторону Гольца и охранника из НП.
— Фрау, произнес Гольц, пародируя Геринга.
Он уверенно вышел вперед: как–никак он предвидел это с помощью своей фон–лессинджеровской аппаратуры.
— Вы знаете, кто я. Призрак на пиршестве.
Он самодовольно рассмеялся.
Но, разумеется, Белый дом также имел в своем распоряжении аппаратуру фон Лессинджера. Они предвидели ситуацию также ясно, как и он. Этот его выпад был обычным проявлением фатальности. Здесь не просматривалось никаких запасных путей… таких, во всяком случае, которые были бы желательны Гольцу. Он давным–давно уже знал, что в конечном счете для него не существовало будущего, если он и дальше будет оставаться в бездействии.
— Как–нибудь в другой раз, Гольц, — попыталась остановить его Николь.
— Сейчас, — произнес Гольц, направляясь прямо к ней. Охранник из НП повернулся к ней, ожидая распоряжений. Казалось, он был совершенно сбит с толку происходящим.
Николь раздраженно отмахнулась от него.
— Кто это? — спросил Рейхсмаршал, изучающе глядя на Гольца.
— Всего лишь жалкий еврей, усмехнулся Гольц. — Не то, что Эмиль Старк, которого я что–то, не нахожу, несмотря на все ваши заверения, Николь. Здесь много бедных евреев, рейхсмаршал. В нашем времени их не меньше, чем в вашем. Правда, у меня нет никаких ценностей или собственности, которую вы могли бы конфисковать, нет произведений искусства, нет золота. А жаль.
Он присел за столом совещания и налил себе стакан ледяной воды из стоявшего поблизости графина.
— Этот ваш зверек, Марси, он злой?
— Нет, — ответил Геринг, ласково поглаживая животное.
Он сидел, поместив львенка на стол прямо перед собой; тот послушно свернулся калачиком, полузакрыв глаза.
— Мое присутствие, продолжал Гольц, — мое еврейское присутствие здесь нежелательно. Не по этой же причине здесь отсутствует Эмиль Старк? Почему его нет, Николь — он взглянул на нее в упор. — Вы боитесь обидеть рейхсмаршала? Странно… ведь Гиммлер имел дело с евреями в Венгрии — при посредничестве Эйхмана. Есть даже генерал–еврей в опекаемом рейхсмаршалом люфтваффе, некто генерал Мильх. Не правда ли, рейхсмаршал? — он подвинулся к Герингу.