– Девочек?
– Нет. Морские пейзажи.
Вздохнув, Альф почесал в затылке.
– Загадочная русская душа… Значит, морских пейзажей тебе здесь не хватает… Нормальные парни смотрят в «Плейбое» на голых телок, а вам пейзажи подавай…
– Ментальность у нас другая, – пояснил Каргин. – Семьдесят лет социализма плюс изучение марксистско-ленинской теории… Это, знаешь ли, угнетает половой инстинкт.
– То-то, смотрю, ты на чикиток не прыгаешь, – ухмыльнулся Спайдер, но заходить в библиотеку разрешил.
Пентхауз с личными покоями Халлорана они осмотрели с особым тщанием, как два генерала, изучающих оборонительные рубежи. На эспланаду можно было подняться по лестницам с обеих сторон от верхней надстройки, делившейся примерно пополам: северная половина – для служебных дел, а в южной находились спальня старика, процедурная с кучей медицинской аппаратуры, гостиная и кабинет, в котором Каргин уже побывал. В процедурной днем дежурили врач или медсестра, а в служебной половине был оборудован аналитический центр с телетайпами, компьютерами, ксероксами и печью-сейфом, служившим для уничтожения документов и дискет. Здесь, с десяти до восемнадцати, сидели пять референтов-секретарей, трудившихся под недреманным оком тощего Хью; здесь, среди мерцающих экранов и шороха бумаг, под торчавшей на крыше антенной, таился мозг халлорановой империи; здесь решали, что и кому продавать, что у кого покупать, какие войны будут выиграны, какие страны обратятся в прах, где президенты сменят королей и где короли повесят президентов. Одно из немногих тайных мест, вершивших судьбы мира; магическая точка, где деньги, превратившись на мгновенье в авиационные полки, артиллерийские дивизионы, флотилии и танковые корпуса, оборачивались еще большими деньгами.
Гадючье гнездо, нора пауков, думал Каргин, разглядывая помещение с широкими окнами и вслушиваясь в мягкий шелест телетайпов. Он напоминал тот звук, с каким сухая земля сыпется в яму, скрывая под бурой своей пеленой и мертвых, и живых. Низко нависшие тучи, яма в неприветливых горах, и люди с карабинами над ней… Дорога к югу от Киншасы, горящие бронемашины и поле, заваленное трупами… Еще – африканская знойная степь, свежеотрытый окопчик с торчащим вверх минометным стволом, визг налетающего снаряда… Гнилые зангольские джунгли, чернокожий солдат, кургузый «узи» в его руках… Все – отсюда, мелькнула мысль; все, что целилось в него и извергало огонь и смерть, явилось из этой комнаты, где окна были увиты зеленью и по компьютерным экранам неспешно и мирно скользили столбики цифр.
Впрочем, если не вспоминать о мрачных снах, это его не касалось. Сам он ничем не торговал и даже, на нынешнем своем посту, не убивал и не командовал солдатами; он был всего лишь стражем, охранником главной гадюки. Или паука… Тихое место, тихая жизнь на райском острове… Именины сердца, отдохновение души, отпуск с приличным содержанием… Счастье! Туз из рукава, да еще козырный!.. Странно, что выпал ему, а не кому-то из своих, поближе, из Калифорнии, Огайо либо Техаса… Ну, что выпало, то выпало, и повода для огорчений нет. Даже утешиться можно: лучше ходить в телохранителях у Халлорана, чем у московских мафиози. Не говоря уж про Легион…
Служба и в самом деле была непыльной. Без четверти два Каргин натягивал комбинезон, брал бинокль, подвешивал к поясу нож, мобильник и две кобуры, с сюрикенами и «береттой», затем, миновав коридор, ведущий к вилле, взбирался на эспланаду. Считалось хорошим тоном являться на пост заранее и покидать его не сразу, а лишь поболтав со сменщиком и обменявшись новостями, если таковые были. Каргин традицию не нарушал, хотя разговоры с Сэмми сводились к обмену сплетнями, солдатскими анекдотами да спорам о преимуществах «магнума» перед «береттой». Что до японца Тома, то он к оружию был равнодушен и оказался гораздо более интересным собеседником, тонким ценителем и знатоком танка и хокку. [31] С ним было о чем потолковать, и всякий утренний разговор имел продолжение – в дневной либо вечерний час, когда они бродили по склонам кратера.
Ночные дежурства Каргина не утомляли. Распорядок их был несложен: во-первых, ему полагалось глядеть в три глаза, а во-вторых, каждые тридцать минут приближаться к спальне и слушать, как дышит хозяин: если неровно и с хрипами – вызвать врача, а ежели стонет – будить и действовать по обстановке. Еще – контролировать двери на лестничных площадках, пролетом ниже эспланады. При запертых дверях забраться в пентхауз мог только альпинист или десантник с вертолета, что, в принципе, не исключалось; тогда обязанности были таковы: включить сигнал тревоги, стрелять на поражение и защищать хозяйскую спальню до последнего вздоха и капли крови. Помощь являлась через пару минут – Спайдер с остальными телохранителями и солдаты с Седьмого блок-поста, расположенного рядом с виллой.
Однако ночи проходили спокойно, террористы-альпинисты Каргину не докучали и не мешали любоваться звездным небом, пальмами в подсветке ярких ламп и амазонской кувшинкой, дремавшей посреди пруда. Временами он подходил к павильону, заглядывал в телескопы – в большой, нацеленный в пространство, в безбрежную космическую даль, и в малый, глядевший на берег залива. Этот можно было двигать на треноге, рассматривать башню маяка, яхту, мол и освещенные фонарями коттеджи. Насколько он мог разобрать, там не случалось ровным счетом никаких событий и ничего не дергалось, не шевелилось, кроме антенны радара над Третьим блок-постом.
Другим источником развлечений была овальная чаша кратера. Стоя над обрывом, он всматривался в темноту и слушал, пытаясь угадать, кто там шелестит среди ветвей, шуршит, попискивает, булькает. Птицы?.. Крысы?.. Жабы?.. Помимо этого зверья, в манграх обитали ящерицы, жуки и бабочки, а в пещерах – летучие мыши, страшные видом, но безголосые и безобидные. Скорее всего, булькали жабы, а пищали и шуршали крысы, пировавшие на свалке – там, у подножия скал, под жерлом мусоропровода.
К джунглям у Каргина было двойственное отношение. В заирских и ангольских лесах он поползал изрядно и полагал, что лучшего укрытия в мире не найти – в том случае, когда отступаешь, таишься и прячешься. Но при иных тактических задачах – к примеру, если приходилось выбивать из джунглей партизан – лес оборачивался не союзником, а безжалостным врагом. Прятал он хорошо, капитально, но ничего не отдавал. Вернее, был не прочь отдать, но по своей цене: три жизни за одну. В этом смысле из всех разнообразных мест и территорий, где воевал Каргин, лишь тайга могла сравниться с джунглями. Но в тайге, российской или канадской, полномасштабные войсковые операции не проводились – ни разу за всю историю цивилизации. Тайга являлась заповедником мира, если не считать рейдов в чащи, облюбованные контрабандистами, или облавы на сбежавших зэков, как в девяносто третьем, под Жиганском. Тогда убили Николая, каргинского дружка – пуля из обреза разворотила затылок, крикнуть не успел…
Временами, глядя во тьму, Каргин прокручивал в памяти скорбный список погибших. Не столь уж длинный, однако и не короткий; и странным было то, что большей частью гибли «стрелки» не за бугром, не в чуждых городах и весях, а в матушке-России. Друг Колька – в жиганских болотах, Валентин – в Чечне, Юра Мельниченко – в Карабахе, а Паша Нилин – в Дагестане, все трое – в девяносто пятом; потом погибли сразу четверо – в Москве, при невыясненных обстоятельствах. Еще вспоминал он о Владе Перфильеве с его охранным бизнесом – жив ли, здоров?.. В московские суматошные дни как-то не выбрал минуты, чтобы ему позвонить, а связываться с острова нелепо: Перфильич – не мать с отцом, которым хватит сыновнего слова. С Перфильичем за чаркой нужно встретиться, поговорить, поведать, как воюют в Легионе, порасспросить, какие у «варягов» перспективы… Иначе обидится: что с Тихого океана трезвонишь!.. был в Москве, а до меня не добрался!..