Нечаев оглянулся.
Зрение на секунду расплылось, взгляд завяз в знойном мареве полудня, время застыло, двигаясь неоправданно медленно, в такт нечастым, глухим ударам его сердца…
Два андроида выкатывали из прохладных недр консервационного склада полевое орудие времен Великого Исхода.
Вытолкав его на свет, дройды впряглись в тяжелую станину, приподняли разнесенные по сторонам сошки и потащили орудие к капониру на вершине холма, чтобы поставить его на прямую наводку.
Следом за человекоподобными машинами из ворот приземистого строения показался пес. Пятясь, он упирался в землю протезами задних лап, волоча за собой тяжелый поддон с боекомплектом, — ящики со старой маркировкой зеленели уступчатой горкой…
Вадим медленно сел.
Переведя взгляд с немногочисленных фигурок, рассыпавшихся по змейкам траншей, на сплошную стену сервоприводного металла, он лишь сипло вздохнул и, срывая полог тишины, поднял к губам коммуникатор, выдохнув в него сначала хрипло и сдавленно, а потом, прочистив горло коротким нервным кашлем, уже более внятно:
— Внимание всем… Они идут!..
Оцепенение сгинуло, словно звук собственного голоса согнал морок, — он пружинисто встал, спрыгнул в расселину вычищенной от травы траншеи и, зачем–то пригибаясь, побежал по ходу сообщения к намеченному заранее командному пункту, на вершину холма, в просторный, укрепленный бетонными стенами дот, расположенный между двух открытых капониров.
Распахнув скрипнувшую на петлях металлическую дверь, он на секунду застыл. Глаза после яркого солнечного света не сразу адаптировались к прохладному сумраку бункера, а когда предметы вокруг стали различимы, Нечаев первым делом подошел к старой коммуникационной установке и, включив питание, вытащил из гнезда трубку коммуникатора дальней связи, снабженную короткой антенной в пластиковом чехле.
Частота, настроенная заранее, тут же отозвалась позывными.
— Дорохов… Дима, ты меня слышишь? — Он волновался, психовал и ничего не мог с этим поделать, пот не то от полуденного жара, не то от внезапной нервной встряски сбегал по лицу, он смахивал его тыльной стороной ладони, покусывая губы в ожидании ответа.
— Да? — пришел наконец полуутвердительный ответ. — Кто на связи?
— Это Нечаев. — Он облизал пересохшие губы. Во рту было горько, страшно хотелось курить, и отчего–то в голове засела мысль: я увижу сегодня закат? — Дима, они появились.
— Сколько? — Голос Дорохова казался далеким, идущим из иного мира, где все было по–другому…
— Не знаю, — честно признался Вадим. — Не сосчитал… — Он вдруг усмехнулся, успокаиваясь так же внезапно, как запсиховал. — Группы по три единицы, в каждой одна легкая серв–машина и две тяжелых. Прут от горизонта, словно стена… Как дела у тебя? Что с поддержкой? Ты говорил с Шахоевым?
— Да сука он!.. — Вадим отчетливо услышал, как Дорохов сплюнул. — Ничего слушать не хочет, сидит надутый, как сыч. Спутники сбиты, орбитальный контроль сдох, неизвестно, что творится. Я ему рассказал все, как ты велел, он же только глаза выпучивает и орет, что не может доверять непроверенным разведданным, шаттлов осталось всего три, он в них вцепился мертвой хваткой, будто они смогут что–то сделать, когда начнут садиться штурмовые модули…
— Значит, все? Поддержки не будет? — голос Вадима опять сорвался, осип.
— Будет, — внезапно пообещал ему Дорохов. — Я иду к тебе. Со мной одна серв–машина с Дабога и еще три десятка добровольцев, согласившихся идти, вопреки крикам Шахоева. Я поговорил с пилотами шаттлов, передал им позывной и радиочастоту. Они еще мнутся, но, думаю, скоро созреют, — сидеть в космопорту и ждать, пока тебе на голову вывалят орбитальные бомбы, тоже несладко. Короче, Вадим, держись, сколько сможешь, в предмостье, потом взрывай переправу и отходи на наш берег. Мы уже час как в пути, я реквизировал две старые БПМ, но раньше трех пополудни нам до тебя не добраться. Продержишься?
Вадим взглянул на ровную как стол степь, по которой двигались различимые уже невооруженным взглядом контуры серв–соединений, и ответил:
— А куда деваться? Будем держать. — Он сам не ведал, что говорил, но все прошлые понятия стали незначительными и ненужными под тем нервным прессом, что испытывала сейчас его психика от одного вида вражеских серв–машин. — Ты это, Дима, вызови через полчасика воздушную поддержку, ладно? — вдруг попросил он, понимая, что времени на разговоры уже не осталось. — С минуты на минуту передовые «Хоплиты» выйдут на прямую наводку установленных на вершинах холмов орудий.
— Хорошо. — Голос Дорохова на том конце связи внезапно тоже сорвался, стал хриплым, неузнаваемым. — Продержись, Вадим… И…
— Ладно… — оборвал его Нечаев. — Увидимся, Дима. — На него опять, словно плотный полог, опустилось спокойствие. — Давай, до связи… — Он отключил коммуникатор, чтобы не затягивать диалог, который уже исчерпал свою деловую часть и перешел в стадию сдавленных эмоций.
Взгляд в смотровую щель.
Вот они, передовые серв–машины: десять «Хоплитов» движутся ровным строем, растянувшись по степи, интервал между машинами более полукилометра, крайние едва видны, а в центре три легких робота, как на ладони, — шагают, деловито перебирая ступоходами, прямо к мосту, в теснину между холмами.
Полная радиотишина. Они все оговорили заранее, больше не будет ни споров, ни прений, все решат ближайшие минуты.
Вадим вдруг почувствовал себя одиноким. Хьюго на правом фланге, Яну он отослал на тот берег, а сам остался в центре, в общем–то, расстояние между ними — не больше чем интервал у шагающих серв–машин, а кажется — бесконечность, не добежишь, не докричишься…
Два андроида застыли у орудия. Тупо блестят жала бронебойных снарядов в открытом ящике. Автомат в нише смотровой щели, два запасных магазина рядом, гранаты в подсумке — все это кажется игрушечным по сравнению с шагающими машинами, которые спокойно идут, меряя своими ступоходами пространство степи.
Их цель — мост, затем, после переправы, — космопорт, — это же ясно, как божий день, только Шахоев по какой–то причине не захотел слушать, не понял, что главный удар сейчас идет не из космоса, а отсюда, — блокировавшие планету крейсеры будут ждать, им нет нужды бомбить космопорт, который необходим им для ремонта.
Рваные мысли. Растерзанное время, которое то срывается бешеным пульсом, то застывает тягучими гулкими ударами секунд. Наверное, хуже нет, чем это изматывающее ожидание…
Все сейчас решают цифры в электронном окошке дальномера. Когда они сбегут к значению одного километра, начнется бой.
* * *
Нечаев не знал, что Кьюиг стал в этот день полигоном, тут не только разворачивались боевые действия, но и проходило первое экстремальное испытание программного пакета «Одиночка», созданного специально для серв–машин нового поколения.
Десять тридцатитонных «Хоплитов» сбавили темп движения; не ломая строя, они сходились к одной точке, постепенно сокращая дистанцию между собой. Все происходило в пределах видимости, но машины, подтягивая фланги, все еще не пересекли критическую отметку, и древние орудия, в расчетах которых находились примитивные дройды, не открывали огня.