Первая Галактическая | Страница: 142

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Вывод в его положении малоутешительный, но Нечаеву некогда было, задумываться, он стремился найти выгодную позицию, прежде чем машины достигнут подножия холмов и начнут карабкаться на высоты.

Он прополз по траве, ужом огибая воронку, снова спрыгнул в траншею и побежал, пригибая голову, двигаясь в направлении левого фланга укреплений, где была позиция Хьюго.

Два бункера белели обнажившимся из–под земли стенами, на которых виднелись закопченные подпалины попаданий, местность вокруг изменилась до полной неузнаваемости: холмы обуглились, там, где росли кусты и трава, теперь простирались покрытые пеплом и воронками склоны. Над ними дрожало знойное марево и кое–где сочились ленивые струйки дыма.

До соседнего бункера он добрался спустя пять минут, когда машины противника уже были у подножия холмов.

Внешне бункер казался целым, если не считать того, что масса земли оползла вниз, обнажив его стены и фундамент. Вадиму, стоявшему у начала оползня, пришлось задрать голову, чтобы разглядеть длинную щель амбразуры, из которой торчал ствольный компенсатор орудия.

Почему оно молчит?!

Он принялся карабкаться вверх. Земля предательски осыпалась под ногами, Вадим продвигался медленно и, осознав ошибку, стал забирать левее, к границе оползня. Через минуту, почувствовав под ногами твердую, скрепленную корнями травы и кустов почву, он, задыхаясь от постоянного физического напряжения, собрал остаток сил для рывка и, преодолев наконец склон, скатился в траншею, которая змейкой вилась по вершине холма, расходясь по обе стороны от древнего бункера.

В висках гулко и ритмично бился пульс крови, мышцы налились свинцом от усталости, залеченное Яной плечо вдруг напомнило о себе тупой, ноющей болью…

Мир сужался вокруг Нечаева, ему казалось, что одиночество превращается в вечность, стены хода сообщения стали границами реальности, а все происходящее с ним — дурным, затянувшимся сверх меры кошмарным сном.

Нужно было найти в себе силы, встать, чтобы преодолеть полсотни метров, которые оставалось пробежать до массивных ворот бетонированного укрытия.

Сейчас ему больше чем когда–либо нужна была связь. Вадим слишком хорошо понимал, что два километра, отделявшие его от моста через пролив, — расстояние непреодолимое, — серв–машины выйдут к водному рубежу намного быстрее, чем он. Переправу нужно взрывать, но сделает ли это Яна? Сможет ли она принять самостоятельное решение в отсутствие сведений о нем и Хьюго? Вадим не пытался принизить ее волевые качества, он просто знал, что она сейчас сидит у стационарного устройства связи в надежде, что с этого берега хоть кто–то подаст весточку о себе.

В этот миг он увидел девушку совершенно в ином свете, будто с глаз Нечаева упала пелена предвзятости.

Она была таким же человеком, как он, несмотря на семантические расхождения их языков, чуждость взглядов на жизнь, разницу в моральной оценке прошлых событий и территориальных делений — по большому счету все перечисленное являлось не более чем мелкими различиями, настоящая зона отчуждения пролегала отнюдь не на спорных территориях, а в душах людей… — это Вадим понял на дне траншеи, глядя в узкую расселину свежеотрытого хода сообщения, из глубины которого виднелась полоска ослепительного лазурного неба.

Мы сами создаем себе врагов… — внезапно подумалось ему, — смотрим недобро, искоса, часто не понимаем, кто и как правит нашими душами…

Мысль была правильной, щемяще–горькой, но запоздалой. На уроках истории ему преподавали материалы по зоне терраформированных земель, превратившихся в уникальную Кьюиганскую степь, говорили о том, что она — граница между двумя цивилизациями Кьюига — прогрессивной и регрессирующей, а на самом деле…

Его мысли прервала вспышка.

Вадим поднял голову, в душе ругая себя за минуту изнеможения, за промедление, но зря — эти мгновения, что он пролежал на дне траншеи, не только вновь спасли ему жизнь, но и позволили взглянуть на родной мир под иным углом зрения…

Вспышка, которая заставила его очнуться, была выстрелом орудия, установленного в бункере.

Подхватив автомат, Нечаев из последних сил побежал вверх по ходу сообщения, но ему удалось преодолеть от силы десяток метров, как со стороны равнины вдруг раздался ужасающий вой, который заставил его рефлекторно упасть на дно узкой расселины, и в тот же миг земля заходила ходуном, — казалось, что из нее вместе с тоннами выброшенной в небеса почвы вырвался тяжкий, страдальческий стон…

День за одну секунду превратился в ночь.

Нечаева опять приподняло взрывной волной, ударило о стену траншеи, и, падая на спину, он увидел солнце: застывший в зените опрокинутого купола небес багровый, горячечный диск, свет которого едва пробивался сквозь тонны выброшенной вверх земли… Это было жуткое зрелище, наглядно иллюстрирующее разрушительную мощь наступающих машин и их намерения относительно планеты Кьюиг, ее природы и населяющих два материка человеческих сообществ…

Несколько секунд тонны земли висели в воздухе, а потом рухнули назад, вниз.

Это был ракетный залп двадцати «Фалангеров», произведенный в ответ на одиночный выстрел чудом уцелевшего орудия.

* * *

Несмотря на чудовищную, уничтожительную мощь, которая плясала вокруг адскими разрывами, Нечаев не только не потерял сознание, а наоборот, все его чувства обострились, словно организм включил последние, неподконтрольные разуму резервы, и он, оглушенный, придавленный землей, в полной мере осознавал происходящее вокруг.

Султаны огня и дыма, затмившие солнечный полдень, с тяжким грохотом опали на землю, глухо отбарабанили комья дымящейся почвы и мелкие камни, могильная тяжесть легла на грудь, но Вадим уже начал свыкаться с постоянным прессом смертельной опасности, он не заметил, как начал зло, целеустремленно сопротивляться ей… Вот и сейчас еще разлетались горячие осколки, что–то взрывалось и рушилось вокруг, а его руки уже разгребали горячую супесь, освобождая плечи и грудь, потом под ободранные до крови пальцы попалась теплая сталь автомата, он вытащил его, встряхнул, освобождая от сыпучей песчаной почвы, и в этот миг он услышал голоса.

Потрясение, которое испытал Вадим от звука чужой, показавшейся поначалу незнакомой речи, едва ли было меньшим, чем от ураганного ракетного огня боевых машин.

Кто–то, разговаривая, поднимался вверх по обугленному, оползшему склону холма.

Спустя несколько секунд оцепеневший, наполовину засыпанный землей Вадим наконец понял, что говорят на интеранглийском, но некоторые слова он просто не понимал, догадываясь об их значении лишь по контексту фраз.

— …Что они сделали с «Хоплитами»?! — долетел до него обрывок разговора. — К Фрайгу! — выругался невидимый человек. — Эта броня никуда не годится, так же как и программное обеспечение. Почему они полезли под фланговый огонь орудий, ответь, майор?

— Это боевые испытания, господин полковник, — раздался из–под откоса второй голос. — Сейчас идет та самая обкатка, которая раньше производилась на полигонах. Техники батальона отслеживают все неполадки, ошибки и слабые места машин, чтобы я мог составить отчет об испытаниях с рекомендациями по дальнейшему усовершенствованию.