…Тишина.
Такая звонкая, оглушительная тишина, в которой сдавленный шепот слышится как крик.
Игорь лежал, ощущая на своей голове виртуальный шлем.
Покосившись на часы, он понял, что прошло гораздо больше времени, чем он помнил, значит… значит, он потерял сознание, а его мозг машинально продолжал выдавать информацию…
Впрочем, не все ли равно?
Горячий шепот четверых человек, стоящих спиной к нему, у окна, обжигал слух:
— …Чудовищно. Как они могли сжечь целый мир?!
— Варварство… Но мы же не можем, пойми… С нами поступят так же…
— Почему наши дети… куда–то, к черту на рога… умирать…
— Нет, они же не знают всех координат, наши предки… слепые рывки… это игра случая…
— Но ведь надо что–то ответить, сказать…
— А что говорить, Ханс?.. Скажем правду… У нас нет космических кораблей, а его штурмовик разбит вдребезги… Мне жаль этого парня… но ему придется смириться, остаться у нас… Нет… просто в голове не укладывается…
Игорь сделал вид, что не слышит их.
Нет, он не просто не хотел их слышать… Внутри вдруг разлилась отвратительная горечь…
Неужели за ЭТО умирали дети в стылых бункерах Дабога?
В трех километрах к югу
от имения Полвиных.
Место крушения
орбитального штурмовика
Вернуться на место происшествия Ольге удалось лишь через четыре дня.
Все это время район падения космического гостя был оцеплен плотным кольцом машин; дороги перекрыты, и даже на тропах в лесу оказались выставлены патрули сил самообороны.
Так было четыре дня. Потом, словно по волшебству, все исчезло — и машины и оцепление, только шаловливый ветер трепал оставшиеся кое–где обрывки желтой предупредительной ленты, которую протянули между деревьями, обозначая запретную для посторонних зону.
Ольга не знала, что случилось, но поехала туда, как только до нее дошел слух о том, что оцепление сняли.
После той ночи, когда ее едва не унес огненный ураган, она ощущала, что не успокоится до тех пор, пока не взглянет на пришельца с небес еще раз.
…Корабль лежал на склоне изуродованного холма.
Издали трудно было разобрать детали, но картина представлялась безрадостной, даже пугающей: черная, еще кое–где курящаяся дымом проплешина тянулась по редколесью уродливой полосой обгорелой, развороченной земли.
Падая, космический корабль ударил в склон, отрикошетировал от него, развернулся боком и в таком положении пробил гребень возвышенности безобразной бороздой, раскидав по сторонам тонны земли.
Таким Ольга видела это светопреставление в ночь своего совершеннолетия, но память, к ее досаде, совершенно не сохранила отдельных деталей произошедшей прямо на ее глазах катастрофы — слишком шокирующим оказалось для нее падение небесного тела, и в сознании осталась лишь ослепительная вспышка, горящий лес, грохот и упругая волна горячего, выжигающего легкие воздуха, которая выбила стекла в ее машине и едва не скинула «Волмар» с полотна дороги.
Теперь, при свете дня, все выглядело несколько иначе. Вызванная ею помощь подоспела тогда почти немедля, и сейчас поодаль, у подножия холма, она видела застывшие темные точки тракторов, которые при помощи тросов как раз и вытащили упавший космический корабль из той борозды, которую он пропахал в гребне возвышенности.
Она не вполне отдавала себе отчет — зачем приехала сюда во второй раз?
С одной стороны, ее снедало вполне естественное любопытство, а с другой — почему ее так сильно волновал упавший с неба космический корабль? Только лишь потому, что она стала случайным свидетелем этого катастрофического падения, или тут крылось нечто иное, пока что не осознанное ее разумом?
Хлопнув дверкой помятого «Волмара», Ольга ступила на обочину, минуту постояла, думая о том, замыкать ей дверь или нет, а потом, махнув рукой на машину, в которой все равно не осталось ни одного стекла, осторожно спустилась с придорожного откоса, уже не сводя глаз с возвышающейся неподалеку черной вытянутой громады.
Ближе начинали проступать детали.
Пейзаж казался чужеродным, диким. Странно было видеть поломанные сосны, поваленные кругом, будто чья–то огромная рука прошлась исполинским кулаком по зеленому подшерстку леса… Те деревья, которые не выворотило с корнем и не сожгло, стояли в наклон, уронив макушки к самой земле; по их морщинистой коре бежали трещины, и в них проступили, застывая на воздухе, янтарные капельки смолы…
Сам космический корабль казался огромным, уродливым, непонятным.
Его обугленный контур напоминал выброшенную на берег акулу. На черной броне, покрытой шелушащейся коростой окалины, выступали короткие, похожие на рыбьи плавники стабилизаторы атмосферного полета; в передней части корпус упавшего корабля заострялся, и там, из–под разорванных ударом о землю, разъехавшихся в стороны бронеплит, виднелись прозрачные сегменты обзорного блистера пилотской кабины.
Впрочем, сходство с представителем хищной морской фауны на этом и заканчивалось. Принять упавший из поднебесья космический корабль за выброшенную на берег черную акулу можно было только издали, да и то с большой натяжкой.
Детали, которые по мере приближения к кораблю начинали выделяться на его обшивке, пугали, точно так же как изувеченный склон холма и выгоревший, поломанный лес
Из шелушащейся коросты окалины по бокам корабля двумя симметричными рядами вспухали пологие вздутия, расположенные чуть ниже плавников–стабилизаторов. На их вершинах металлокерамический сплав брони казался самым невероятным, противоестественным образом смят в коническую гармошку, образуя углубление, в центре которого торчал выщербленный, окрашенный на срезе в цвета побежалости, черно–синий компенсатор ствола автоматической вакуумной пушки.
Выше, над стабилизаторами, горбатились покатые выступы многоствольных пусковых установок ракет класса «космос–космос». Три ряда закрытых почерневшими диафрагмами дыр казались зловещими глазами этой космической хищницы.
От корабля исходило четкое, недвусмысленное ощущение необузданной силы и смертельной усталости металла. Как эти ассоциации могли уживаться вместе, сплетаясь воедино, рождая ОДНО чувство, оставалось непонятным…
Ольга неторопливо шла вдоль его корпуса, стараясь одновременно и обуздать душившие ее чувства, и не пропустить ни одной детали. Ее состояние было таким же двояким, как и чувство, исходившее от этой громады…
Ей было страшно и любопытно, сердце то сжималось, когда на глаза попадались поваленные деревья, развороченная земля и сгоревший дотла кустарник, то начинало неистово бухать, когда взгляд соскальзывал на черный контур покореженной брони космического исполина.