Ничего не ответив на это, Одинцов поднялся с колен и долгим внимательным взглядом окинул бар Трога, бар Сейрета и других сардаров.
– Всем отойти на ночлег к месту последней дневки, – жестко приказал он. – И поторопитесь, солнце садится! Выставить караулы, подсчитать раненых, оказать им помощь. Напоить лошадей и тархов, людям дать горячий ужин. Выполняйте!
Ильтар обозрел поле, на котором лежало не меньше тридцати тысяч трупов, и покрутил головой.
– Да, скоро здесь будет изрядно смердеть, – заметил он. – Но, с твоего разрешения, брат, я все же оставлю тут сотню всадников. Пусть понаблюдают за окрестностями.
Эта мысль была вполне здравой, и Одинцов одобрительно кивнул головой.
Перед ним раскинулось гигантское болото. Топкий травянистый берег уходил в черную мутную воду, из которой тут и там торчали заросшие осокой островки, окаймленные кольцами жидкой грязи. Кое-где высокие, в человеческий рост растения, похожие на тростник с коленчатыми стеблями, чуть слышно шелестели под слабыми порывами обжигающего ветра. На расстоянии полета стрелы, полускрытая вечным туманным маревом, тянулась редкая полоска деревьев – странных, скособоченных, словно их ветви и кроны врастали обратно в липкую илистую почву в поисках дополнительной опоры. Эти болотные великаны казались огромными бурыми пауками, затаившимися в белесой паутине тумана; их раздутые бочкообразные стволы на высоте сорока метров заканчивались тонким и длинным, загнутым к земле жалом, а изломанные ветки тоже тянулись вниз, словно ноги чудовищного насекомого. Под одним из деревьев сидела жуткая тварь, разглядеть которую в тумане было нелегко. Но Одинцов был уверен, что это шестиногая ящерица, родная сестрица той, чье чучело он видел в витрине лавки Пассабалама из кинтанской страны Сайлор. Либо здесь, на дальнем юге, уже побывали какие-то смельчаки, либо в Сайлоре тоже водились подобные чудища.
Он плюнул в сторону ящерицы и снова оглядел трясину. Такого видеть ему не доводилось ни в Никарагуа, ни в Анголе и Вьетнаме, где хватало тропических болот и топей. Но те болота, хоть были неприятными на вид, все же казались нормальными – или скорее земными. А тут…
Над безрадостным пейзажем, над темной водой, ядовито-зелеными травами, грязью и странными деревьями висела мгла; выше раскинулось мутно-серое палящее небо, в котором плавал ослепительный оранжевый солнечный диск. Огромное болото дышало влажной жарой и смрадом гниющих растений, и Одинцову мнилось, что сейчас тут не меньше пятидесяти по Цельсию. Парная баня! Он вспомнил свежую прохладу замкового парка в Тагре, звон фонтанных струй, золотистое тело Лидор, скользящее в озерце с мраморными берегами, и с отчаянием выругался. До этого великолепия оставалось четыре тысячи километров и два месяца пути.
Вдали протекала река. Медленно, неспешно ее воды вливались в болото, питали черные промоины и исчезали в бездонной трясине. На берегу был раскинут лагерь – с полсотни палаток, вокруг которых сейчас паслись невозмутимые тархи. Широко ступая – при каждом шаге ноги уходили в почву чуть ли не по щиколотку, – Одинцов подошел к Баргузину, на котором понуро сидел Чос, закутанный для защиты от солнца в полотняную накидку, взгромоздился в седло и хлопнул зверя по мохнатой шее. Тот затрусил к биваку. Его огромные копыта и лишняя пара ног великолепно подходили для продвижения по вязкому болотистому грунту, и вообще тархи вели себя так, словно попали в родные места, где воды слаще и трава вкусней. Но даже им требовалась хоть какая-то опора, а ее в Великом Болоте не было. При первой же попытке пустить туда шестиногов Одинцов потерял двух животных.
Людей пришлось вытягивать на берег веревками.
Вытерев капюшоном плаща стекавший на глаза пот, он хмуро покосился в сторону трясины. Теперь он знал, что преграждает путь к легендарному Югу. Ни пешему, ни конному, ни на лодке, ни на плоту не перебраться через это чудовищное болото, тянувшееся, видимо, до самого экватора – на тысячу или больше километров, по его приблизительным подсчетам. Пожалуй, это природное образование с эндемичной фауной и флорой, не имевшее аналогов на Земле, и болотом нельзя было назвать – скорее то было заболоченное, вытянутое в широтном направлении море среди неимоверно топких берегов, пересекавшее континент от края и до края. В этих низких широтах безжалостное солнце наверняка выжгло бы всякую жизнь, превратив землю в пустыню, но экваториальные океанские воды каким-то образом вторгались в материковую твердь, смешиваясь с почвой и заливая возникающей грязевой субстанцией огромную территорию. Возможно, где-то на юге, еще ближе к экватору, как подозревал Одинцов, простирались открытые воды. Но какая там температура? Семьдесят пять, восемьдесят градусов? Несомненно, ничто живое там не может существовать. И столь же несомненно, что есть лишь один способ преодолеть Великую Топь – по воздуху. Когда в Айдене изобретут самолеты.
Чос сзади дышал тяжело, с присвистом; похоже, сил на проклятия, а тем более на разговоры, у него уже не оставалось. Как и у всех прочих. Если бы не тархи, проявлявшие и в этом жутком климате не меньшую живость, чем на прохладном севере, ни один человек не ушел бы отсюда. Они просто свалились бы через сотню-другую шагов, сделавшись кормом для шестиногих ящеров, змей и чудовищных жаб.
Одинцов в очередной раз порадовался тому, что, миновав край холмов, твердо решил не брать с собой ни одного пешего. Это случилось двадцать дней назад, когда вполовину уменьшившееся айденское войско, преодолев лабиринт ущелий и долинок, вновь вышло на ровную местность. Пересыхающая речка, вдоль русла которой они двигались почти на протяжении сотни километров, превратилась в мутноватый мелкий ручеек, который можно было перешагнуть в любом месте. Выбрав на берегу подходящий холм с плоской вершиной, Одинцов велел возвести укрепленный лагерь и на следующий день, к вечеру, объявил сардарам о своем решении.
Он собирался идти дальше только с хайритской тысячей и пятьюдесятью возами. В лагере, превратившемся за двое суток во вполне приличный форт с земляными стенами, оставался весь обширный обоз, три орды ветеранов и остальные ратники, уцелевшие после побоища в холмах, – около четырех орд джейдцев и молодых солдат бар Кирота, да тысяча стрелков. Хотя среди них было несколько сотен раненых, это войско представляло грозную силу. Никто не сомневался, что после недавнего разгрома ксамиты смогут выслать новую военную экспедицию только через два-три месяца.
Комендантом форта Одинцов поставил бар Сейрета, надежного сардара из Джейда лет тридцати пяти. Он был достаточно опытен и тверд, чтобы справиться с любыми мыслимыми трудностями. Главными его задачами были разведка на севере, в холмах, и новой страны на юге, а также излечение раненых, которые могли сделаться обузой на обратном пути и в случае нового столкновения с ксамитами. Сейрет должен был ждать два месяца, семьдесят дней. За этот срок Аррах бар Ригон либо вернется назад, либо пришлет гонцов с приказом присоединиться к хайритам. Если известий не поступит, бар Сейрету следовало возвратиться в Тагру.
Такое решение устроило всех – тем более что Одинцов взял с собой двух сардаров, бар Трога и бар Кирота, с тремя десятками писцов, картографов, лекарей и следопытов, ясно показав, что хайриты всего лишь сопровождают это основное ядро айденской экспедиции.