Эротические картины замелькали в сознании Линдсея, когда он, как завороженный, смотрел на маленькую узкую бороздку ее декольте. Линдсей представлял, как проводит языком по этой обольстительной ложбинке, рисовал в воображении, как скользит пальцем между грудями, мысленно видел, как прижимается членом к этой узенькой расщелине и поглаживает себя, ведя к блаженной развязке.
Остальная часть платья была проста и элегантна, лишена всех этих раздражающих оборок и ленточек, которыми так любили украшать себя женщины. Черт побери эту искусную миссис Дженнингс, превратившую обычное, незатейливое платье в нечто роскошное!
Еще раз окинув жадным взором пышную фигуру, которую так обольстительно облегала розовая тафта, Линдсей вдруг подумал о том, что мог бы без лишних церемоний наброситься на Анаис и овладеть ею прямо здесь, у парадной двери дома Броутона.
– Пройдемте? – вежливо пригласила Маргарет.
Линдсей с усилием глотнул, мысленно оценивая себя со стороны. Черт, его выдержку можно было сравнить с самообладанием нетерпеливого комара, уже выбравшего себе жертву!
Пропустив леди вперед, он двинулся следом, бесстыдно изучая движения покачивающихся бедер Анаис. Словно нарочно усиливая терзания Линдсея, перед его мысленным взором предстала новая картина: как он снимает с Анаис платье и видит груди, призывно колышущиеся над корсетом. А под корсетом его с нетерпением ожидает теплое, разгоряченное, с пышными формами тело…
– Добрый вечер, – окликнул гостей Роберт Миддлтон со своего места у камина. – Прекрасная ночь для бала в зале приемов, не так ли?
Согласно кивнув, Анаис и Энн погрузились в тягучую, пространную беседу о погоде. Линдсей без особого энтузиазма вслушивался в скучный разговор и оглядывал гостиную, гадая, какого дьявола Броутон где-то прячется, не выходя к гостям. Что-то вдруг заерзало на коленях Миддлтона, Маргарет тут же вскочила и приняла из рук мужа белый сверток.
– Позволь мне отнести ее няне. Полагаю, нашей дочери пора поесть. И я абсолютно уверена в том, что мужчинам не захочется слышать ее рев.
– У малышки великолепно развиты легкие, – хохотнул Миддлтон. – Она то и дело дает о себе знать, причем делает это во весь голос.
Маргарет попыталась улыбнуться, но Линдсей не почувствовал в ее реакции ни теплоты, ни воодушевления, которые она продемонстрировала, когда встречала гостей.
– Сколько ей сейчас? – полюбопытствовала Энн, стягивая одеяло с личика ребенка и улыбаясь, когда пухленький кулачок выбился из пеленок.
– Почти семь недель, – с гордостью взялся рассказывать Миддлтон, но Маргарет заставила его осечься предупреждающим взглядом суженных глаз.
– Ну да, конечно… – пробурчал Роберт. – Согласен с тобой, моя милая, ее действительно пора покормить. Судя по всему, она собирается стенать, как заправская плакальщица! Не сомневаюсь, что Реберн предпочтет обойтись без этого представления.
Линдсей определенно предпочел бы обойтись. Он никогда не был искушенным в вопросах заботы о младенцах и детях. Положа руку на сердце, он просто не знал, как с ними обращаться. Например, совершенно не имел понятия о том, стоит ли ему сейчас взглянуть на дитя и отпустить вежливое замечание, или это типично женское дело – носиться с маленьким ребенком? Возможно, он должен поздравить Миддлтона, по-приятельски, как мужчина мужчину, хлопнул его по плечу со словами «Молодец, хорошо сработано»?
В конце концов, Линдсей наклонился над ребенком и притворился, будто рассматривает крошечные черты, которые на самом деле не видел, потому что новорожденная девочка снова зарылась лицом в пеленки.
– Хорошо развитый ребенок, – с неловкостью пробормотал он, надеясь, что сказал то, что принято в таких случаях. – И уверен, ты был счастлив, что твоя дочь родилась здесь, в родовом поместье, Роберт.
– Хорошо, что вы вовремя вернулись в Вустершир, – с озорной улыбкой встряла Энн. – В противном случае ваша супруга могла разрешиться от бремени на каком-нибудь постоялом дворе или, того хуже, прямо в карете.
– Энн, – одернула Анаис, но та бесхитростно продолжила, не обращая внимания на предупреждение сестры:
– В деревне много говорили о том, что миссис Миддлтон произвела на свет ребенка менее чем через неделю после возвращения из Шотландии.
– Путешествовать так далеко, когда до важной даты остается всего ничего, да еще в такую пору? – заметил Линдсей, не скрывая недоумения.
Разве женщины обычно не прикованы к постели в последние месяцы перед родами – поэтому ведь они сравнивают свое состояние с тюремным заключением? Из своих весьма ограниченных познаний о рождении детей Линдсей помнил только то, что мужчины обычно сходят с ума в эти последние несколько месяцев, волнуясь о том, как пройдут роды. Насколько он знал, мужья не позволяли своим женам слоняться в каких-то замызганных каретах где-то на полпути через всю Британию. Он сам определенно ни за что не разрешил бы Анаис путешествовать, если бы она носила под сердцем его ребенка. Эта мысль заставила Линдсея потрясенно замереть на месте. Возможно, ему никогда уже не выпадет шанс создать семью с Анаис. Несмотря на то что Линдсею еще не приходилось возиться с детьми, он всем сердцем жаждал иметь собственную семью. А матерью своих детей всегда видел только Анаис. Мысль о том, что эта мечта может так никогда и не осуществиться, еще не приходила на ум Линдсею ни разу – до сегодняшнего вечера.
– Дочка решила появиться на свет неожиданно рано, – пробормотала Маргарет, отвлекая Линдсея от грустных мыслей и прямо на его глазах заливаясь краской до корней волос. – Никто из нас не предполагал, что это возможно, что мне придется так рано разрешиться от бремени. Конечно, я была с Робертом, он… э… иными словами, он сведущ в искусстве деторождения. – Ну а теперь, – закончив неловкие объяснения, с заметным облегчением произнесла Маргарет, – мне и в самом деле нужно отнести дочь наверх, мы должны поесть в определенное время.
В этот момент дверь гостиной распахнулась, и в комнату вошел Броутон. Линдсей заметил, как сузился взгляд друга, а кровь отхлынула от его щек. Едва глядя на проскользнувших мимо него Маргарет и ее ребенка, Броутон шагнул вперед, с беспощадной решимостью пригвоздив взглядом соперника:
– Что ты тут делаешь?
– Энн пригласила меня сопровождать ее этим вечером. В глазах Броутона отразилось облегчение, и, решив не придавать значения тому факту, что к нему в дом явился незваный гость, он скользнул взглядом в сторону стоявшей рядом с Робертом Анаис.
– Ты прекрасно выглядишь, Анаис. – Броутон сделал шаг вперед и взял ее за руку. – Просто восхитительно, в самом деле!
Она зарделась от комплимента Броутона, и Линдсей с трудом подавил в себе желание двинуть кулаком в лицо друга. Черт возьми, он просто не мог выносить этого зрелища: Анаис, стоящая так близко к Броутону, рука того, прикасающаяся к ней…
– Что ж, пойдем? – Линдсей увидел, как рука соперника прижалась к изгибу спины Анаис и Броутон повел свою драгоценную гостью к двери в столовую.