— Что-то новенькое, — сказал офицер, взвешивая зажигалки на ладони. — Ты молодец, Нуартье!.. Мисс мы пока оставим у тебя, а паренька возьмем с собой. Шериф давно хотел с ним встретиться!.. А рыжую приведешь утром. Вы не против, мисс?
Нуартье с вожделением глядел на мисс. По затылку Калинова текло липкое и теплое, перед глазами висела плотная багровая занавеска, за руки держали крепко — не вырвешься! Он раскрыл глаза пошире, усилием воли отодвинул в сторону багровую занавеску и посмотрел на Виту.
Что же ты их не загасишь, метелка, — подумал он. — Не спасешь нас?.. Ведь тебе это так просто!
Его взгляд встретился со взглядом Виты, спокойным и пристальным. И в голове перестали бить колокола, и мускулы налились металлом, и Калинов понял, что может перевернуть мир. Запросто — как школьный глобус… А еще он понял, что Вита желает, чтобы он все совершил самостоятельно. Рассчитался с Роже. Покончил с засадой… И ее чтобы спас. Как и положено кавалеру.
Господи, только бы не отказало мое столетнее тело, — взмолился он и напряг мышцы.
Люди, державшие его за руки, так сильно столкнулись головами, что черепа их раскололись. Легким движением Калинов перебросил оба тела через ограду: столь много оказалось сил. Офицер, все еще улыбаясь, пытался достать правой рукой пистолет, в левой у него по-прежнему были зажигалки.
Зато Нуартье уже стрелял. Лайтинг в его лапах выглядел игрушечным, и он спокойно выпустил в Калинова весь заряд. В упор. С двух ярдов. Но луч отразился и ушел куда-то в небо. Калинов сделал шажок вперед, аккуратненько щелкнул Нуартье по лбу. Голова Роже мотнулась назад; он выронил лайтинг из рук, упал навзничь, дернулся и затих. Тигровая шкура выглядела втоптанным в грязь волшебным цветком, и ее было жаль. Вита смотрела на своего кавалера с восторгом, и в ее взгляде было нечто такое, от чего мышцы Калинова прямо-таки переполнились мощью.
Оставался офицерик. Калинов повернулся к нему. Офицерик уже не улыбался. И не пытался достать пистолет. Правой рукой он тянулся к чеке зажигалки.
— Не трожь! — заорал Калинов. — Полгорода спалишь!
Было поздно.
Послышались хлопок и шипение. Физиономия офицерика начала вытягиваться. И тогда Калинов схватил Виту под мышку и, задержав дыхание, прыгнул вверх, перелетел через ограду, через мостовую и опустился во дворе дома напротив. И снова прыгнул. В прыжке он успел оглянуться.
Из двора Нуартье, стремительно увеличиваясь в объеме, вставало багровое солнце. Было удивительно тихо, только что-то хрипела полузадушенная Вита.
Сзади полыхнуло жаром, и пришлось прыгать и прыгать, все дальше и дальше, и уже не хватало сил на следующий прыжок, и тогда он растянулся у какого-то дома, прямо на брусчатке, и подмял под себя Виту, прикрыв ее телом.
И наваливающийся сверху плотный жар пропал. Вокруг снова была трава, пели птицы и дул легкий ветерок.
— Отпусти, — прошептала Вита. — Медведь… Калинов, пошатнувшись, встал. Вита села. На ее обнаженной правой ноге виднелись два больших синих кровоподтека. Вита посмотрела на Калинова и медленно натянула на ногу разрезанную юбку. Он поспешно отвел глаза.
— Что происходило?
— У кого-то из нас буйная фантазия, — сказала Вита. — Пожалуй, даже слишком буйная! — Она поднялась, придерживая разрез рукой. — Я линяю домой… С матушкой теперь придется объясняться… В таком виде… Опять плешь проест!
И не успел Калинов что-либо произнести, как она подскочила к нему, коснулась горячими губами его щеки, отпрянула и тут же исчезла.
О господи, — сказал себе Калинов. — Добился-таки своего, старый пень!
Он огляделся. Рядом никого, слава богу, не было. На пляже большая группа молодежи играла в волейбол. Классическим кружком, ухая и повизгивая. Калинов побрел туда. Левая нога ныла. Он снял брюки и остался в плавках. На ноге были такие же кровоподтеки, как и у Виты.
— Чертовы зажигалки! — пробормотал он.
На пляже его встретили громкими приветственными возгласами, как будто он отсутствовал невесть как долго. Зяблика среди играющих не было. Аллы — тоже. Флоренс Салливан сидела в сторонке на песке, подтянув к подбородку коленки, задумчиво смотрела на неподвижную воду. С Флоренс, пожалуй, стоило бы поговорить, но только — упаси бог! — не сейчас. Калинов поймал на своих ранах любопытные взгляды двух или трех девчонок. Девчонки были незнакомыми, но симпатичными. Он равнодушно кивнул им и растянулся на теплом песке. Рядом с ним хлопнулся еще кто-то. Калинов повернул голову. Это был Клод.
— Надоело прыгать, — сказал он. — Можно, я с тобой полежу?
— Ложись.
— А где Вита? Калинов пожал плечами.
— Ясно, — сказал Клод. — Прикольно было? Калинов снова пожал плечами.
— Вита — ништяк метелка, — сказал Клод. — Только ей нужно настоящее.
Калинов подгреб себе под грудь кучу песка.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил он.
— Видишь ли… Ты, должно быть, заметил, что большинству из нашей тусовки от шестнадцати до восемнадцати лет. Другие здесь почти не появляются.
— Заметил, — согласился Калинов.
— А мне вот уже двадцать два, — сказал Клод. — Да-да… Ты не хочешь спросить, почему я до сих пор играю в эти игры?
— Почему?
— Из-за глубины… Я, конечно, не знаю, где вы были с Витой вдвоем. Но вот когда мы штурмовали тот лагерь… Скажи, ты так ненавидел когда-нибудь там, в Мире?.. У меня было желание передушить оранжевых голыми руками.
— А мне хотелось посмотреть, есть ли у них сердца, — сказал Калинов.
— Вот-вот. — Клод кивнул. — Ты знаешь, это как наркотик! И я боюсь, что они подменят жизнь дэй-дримами… Это, знаешь, как в музее изобразительного искусства. Картина всегда выглядит более яркой, чем жизнь. В жизни и краски более блеклые, и разноцветья неизмеримо меньше. — Он вздохнул. — Во всяком случае, так кажется… Я ведь сам давно уже понимаю, что пора себе искать настоящее дело. И все время возвращаюсь сюда и возвращаюсь. Нет сил уйти… И так уже шесть лет.
— Шесть лет?! — поразился Калинов. Оказывается, все это существует уже давно, — подумал он. — И все эти годы Страна Грез хранится в глубокой тайне… так, что никто из нас и не догадывался… И этот мальчишка прав. Я прожил без малого сотню лет, и любил, и ненавидеть приходилось, но все это было как-то мельче, мягче, бледнее… Как я тогда подцепил Наташку! Вот с ней у нас было настоящее… Черт, все с ног на голову поставил! Тут настоящее, в Мире игрушечное… А дети во все времена играли — уж так они устроены. В разные игры они играли, и в войну тоже… Казаки-разбойники!.. И не было в этом ничего кощунственного! Кощунство всегда придумывали взрослые…
Подошла Флоренс Салливан. Не глядя на Калинова, шепнула что-то Клоду. Тот кивнул. Флоренс шагнула в сторону и растворилась в воздухе. Клод снова повернулся к Калинову.
— Домой слиняла? — спросил Калинов.