Лю был немало удивлен чудесными способностями своего святого наставника, ибо никогда не приходилось наблюдать ему воочию таких необыкновенных превращений. И просил он даоса научить его тому же. На что ответил ему старый Ван:
Загадка проста – разгадать ее сложно.
Разум здесь не поможет – но лишь просветление духа,
Он бесплотен, как демон, и я стал бесплотным,
Он несет обман – и я обманул.
Ты смотришь глазами – они лгут тебе.
Посмотри душой – и узришь правду.
Как Прозревший увидел отражение духа,
Как Пань-гу* [Пань-гу – по преданию первый человек, создавший Вселенную.], растворившийся во Вселенной,
Видит отражение земных деяний.
Молодой Лю пытался добиться от своего наставника разъяснений этой загадки, но даос замолчал и не сказал больше ни слова. Понял тогда Дэань, что не готов он еще к познанию сущности Врага, не научился еще пользоваться своим Даром и не достиг истинного совершенства. И снова удалились они к горе Маошань, и вновь вернулись от внешнего к внутреннему.
Пусть мысли приходят и уходят.
Наблюдайте за ними,
Не привязываясь и не цепляясь к ним.
Это правильный путь.
Просветление не приходит быстро,
Но оно ведет за собою Истину.
[Строки из даосского трактата «Дань Цзин». Перевод Е. Торчинова.]
Демид сидел перед телевизором в полудреме, борясь со сном. Ночью его снова начали посещать странные видения – он жил в теле Лю Дэаня, носителя Духа Мятежного в средневековом Китае. А может быть, некий посторонний разум нашептывал ему мистические сказки, прокручивая картинки эпохи Мин, как в кино. Иллюзии приходили к Демиду, едва он закрывал глаза, и отношение его к ним было двойственным. С одной стороны, ему было интересно наблюдать за жизнью Дэаня, он чувствовал себя родственным этому Защитнику – одному из его предшественников. Может быть, действительно существует переселение душ, столь чтимое в индуизме и называемое реинкарнацией? Дема с трудом верил в реинкарнацию, как человек с традиционным европейским воспитанием. Он предпочел бы умереть раз и навсегда, чтобы не нести в своих грядущих жизнях искупление за грехи, совершенные в жизни нынешней, не очень-то праведной.
Так или иначе, он с удовольствием погружался в жизнь воина Лю, учась у него приемам боевого искусства и духовному самоочищению. С другой стороны, Демид с трудом возвращался к своему обычному, материальному существованию, восставая от сна. Раздвоение личности накладывало отпечаток на его жизнь – стоило ослабить контроль над собой, и он начинал бормотать по-китайски, с трудом понимал смысл слов и поступков окружающих его людей. Даже желудок его перестроился на китайский лад – обычная для русского человека пища ложилась в нем неперевариваемым грузом, и лишь чашка риса и кусок вареной тыквы придавали телу легкость и уверенность в движениях.
«Это Он – Дух Мятежный, – подумал Демид. – Он опять зашебуршился внутри моего сознания. Помнится, Нуклеус пообещал, что какая-то часть предыдущих воплощений может возродиться во мне в виде воспоминаний. И случиться это может в минуты тяжелых испытаний. Так оно и было. Образ Лю Дэаня появился в моей продырявленной башке, когда я валялся без сознания в реанимации. А потом он пришел на помощь – когда я сражался с Табунщиком. Это он, великий фехтовальщик Лю, победил Табунщика. Не уверен, что я смог бы проделать снова все эти умопомрачительные финты в бою на мечах. Стало быть, нужно готовиться к новым неприятностям. Дух Мятежный снова подсказывает – Враг недалеко. Интересно, как он будет выглядеть на этот раз?»
– Дем, смотри! – Лека, уже полчаса пытающаяся выловить в телевизоре хоть что-нибудь интересное, толкнула его локтем. – Ну, ты спишь, что ли? Мужик интересно говорит, послушай!
Дема тряхнул головой, и обрывки сна полетели в стороны, сползая со стен тягучими прозрачными каплями. В экране восседали трое: известный городской журналист, маленький усатый человечек в больших квадратных очках, какой-то рыжий длинноволосый субъект со сломанной переносицей и отстраненным взглядом и милицейский чиновник в ранге полковника.
– Который из них интересный?
– Вот этот, с патлами. Отец Ираклий называется. Священник, что ли? Такую речугу сейчас толкнул, я чуть со стула не свалилась.
– Да ну тебя, Лека. Спать я пойду.
– Нет, ты послушай, Дик! Это про преступность. Этот мент ему: «Не ваше, мол, это дело – с уголовниками бороться! Мы, милиция, это делаем профессионально!» А Ираклий ему: «Ни хрена вы не делаете, да не сможете сделать, если каждый человек сам борьбу со Злом не начнет. А преступность – это, мол, только часть великого Зла, которое пожирает нашу мать-Россию». По-моему, правильно дядька говорит! Да ты слушай, Дем, они только начали.
«... Вот тут-то вы, извиняюсь, нарушаете, так сказать, нормы, – продолжал меж тем полковник в телевизоре. – Потому что, если каждый будет, так сказать, бороться с преступностью подручными средствами, это что же выйдет? Анархия и беззаконие, я вам скажу! Конечно, это замечательно, что вы пытаетесь содействовать органам в недопущении преступности. Но что вы сделаете, поймав, так сказать, правонарушителя? В конечном счете приведете его к нам же, в УВД. И в этом мы дадим вам положительную оценку...
– Боюсь, что вы не совсем поняли меня, господин Мочалов. – Отец Ираклий заговорил, и голос его был преисполнен силы и спокойствия. – Мы вовсе не собираемся отлавливать уголовников и доставлять их, как вы изволили выразиться, в «органы». Это было бы проявлением чисто формального подхода, свойственного всей нашей системе в целом. Ну поймаете вы тысячу, даже миллион преступников. Изолируете их от общества, пусть даже навсегда. Но новые миллионы преступников встанут на их место, займут освободившуюся нишу. Ибо суть нашего социума сейчас такова, что он воспитывает негодяев даже из молодых людей с первоначально неплохими задатками.
– Извините, извините! – Полковник, похоже, вошел во вкус жаркой словесной баталии. Журналист пытался что-то вставить, но был отодвинут в сторону. – То есть, вы что хотите сказать? Вы критику разводите на тех, кто сейчас выполняет трудную каждодневную работу. По стабилизации, так сказать. А это сейчас все умеют – ругать правительство, президента, милицию. Вот вы делайте что-нибудь конкретное, тогда вы будете иметь моральное право. Как мы делаем. Вот я вам приведу последние цифры...
– Не надо цифр. – Ираклий улыбнулся отнюдь не кротко. – Дело не в количественном увеличении или уменьшении показателей преступности на столько-то процентов. Изменения в нашем обществе может произвести только в корне иная морально-этическая концепция. И концепция эта отнюдь не нова! То, что я хочу предложить в качестве лекарства от социальных язв, старо как мир. Ибо история человечества повторяет сама себя бесконечно. Россия в теперешнем своем состоянии являет собой типичный пример общества без Идеала. Без Бога, без Царя и без Героя. Поверьте мне – человек, не верящий в Добро, в какой бы форме оно ни проявлялось, неизбежно приидет в объятия Зла.