– Слушай, Дем, давай попозже. Я же тебе говорил – у меня сейчас запарка. Через недельку я тебе все сделаю.

– Нет. Тебе придется бросить все. Заболей, возьми больничный, выкручивайся как хочешь. Работа очень срочная. Я тебе заплачу.

– Да ладно, Дем! Что я тебе, за так не сделаю? Пузырь потом вместе раздавим, и порядок. Но попозже.

– Пятьсот долларов, – произнес Демид. – И сейчас.

– Пятьсот?! – Вадик вытаращился на Демида, как на ненормального. – Ты сдурел? Или банк ограбил?

– Что-то типа этого. Ты глазки-то закати свои обратно. Тебе за эти пятьсот попыхтеть еще ох как придется! Поехали. Время не ждет.

ГЛАВА 9

Лека едва успевала за Демидом. Он бежал впереди и поток ледяного воздуха смягчался, не так резал лицо. Лека знала, что не стоит отвлекаться, думать о том, как трудно бежать и сколько еще километров шлепать по обледенелому тротуару. Тогда бег становится и вправду тяжелым и нудным занятием. Она постаралась привести в порядок свои мысли, упорядочить дыхание. "Хээй-се... Хээй-се..." Но мысли ее невольно возвращались к Демиду, чьи лопатки неутомимо двигались перед ее носом. Он бежал в майке и спортивных трусах, несмотря на ранние заморозки, и Лека не могла не залюбоваться снова этой мускулистой спиной. Ей захотелось догнать Демида, остановить его, повернуть к себе лицом. И прижаться к нему... Она глубоко втянула воздух, вытесняя из сознания непозволительные слабости.

Интересно, что будет, если она сейчас потихонечку отстанет, спрячется в кусты, а затем и вовсе сбежит от Демида? Ну, то, что он ее найдет – дело ясное. Интересно, как быстро? Час? День? Вряд ли дольше. А скорее всего, сразу почувствует ее отсутствие, догонит и вежливо, но настойчиво вернет на дорожку.

Конечно, она не против всех этих тренировок. Сперва она активно сопротивлялась такому насилию над своим телом, но потом с удивлением обнаружила, что привыкла к этим утренним пробежкам, к обливаниям под холодным душем, к этой странной китайской гимнастике (вроде бы, ничего трудного – плавные медлительные движения, а нагрузка такая, словно штангу толкаешь). Но все же, Демид мог бы обращаться с ней и понежнее! Не надо забывать о том, что она девушка, а не боец спецназа. О том, что ей так не хочется вылезать утром из теплой постели, ей так больно, когда он хладнокровно бьет ее на тренировке ("Не хнычь! Не блокировала удар – сама виновата. Что значит – быстро бью? Я и так еле двигаюсь! Давай-ка попробуем еще разочек").

ОНА – НЕЖНОЕ, КРАСИВОЕ, МИЛОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТРЕБУЕТ ЛАСКИ!!!

Последние слова Лека громко произнесла про себя, чтобы Демид услышал ее мысли и хотя бы немножко прозрел. Да куда ему прозревать-то! Он и так видит ее насквозь, чурбан бесчувственный!

Лека споткнулась и едва не полетела носом вниз. Это было напоминание от Демида, чтобы не отвлекалась и не приставала к нему по пустякам. Всегда так!

Она точно не знала, какими возможностями обладал этот человек. Она лишь догадывалась, что он старается приглушить свои необычные способности. Контроль над собой порою давался Демиду с трудом – он словно сдерживал вулкан, бурлящий внутри него. Лека чувствовала это совершенно отчетливо – медиумические способности детства вернулись к ней быстро, и разговаривая с человеком, она оценивала его уже совершенно по-другому. Демид прибег к обычной медитативной практике – он научил ее концентрировать внимание, отключаться от внешнего мира, черпать энергию из той магической окружающей все и вся силы, которую в Китае называют "Ци", а в Индии "Прана". Дема редко теоретизировал, объясняя ей основы своего мировоззрения. Он был субъектом легким в общении, остроумным, и разъяснения его были очень доходчивыми. И все же Лека чувствовала, что смешливость, человечность, добродушие – признаки какого-то другого, прежнего Демида. Она же все чаще видела Демида хладнокровного, с ледяным отстраненным взглядом, с вежливой, но не эмоциональной улыбкой. Он неожиданно сбрил бороду (объяснил, что допекли Лекины приставания) и Ленка поняла, почему он носил ее. Борода маскировала жесткое выражение лица, придавала ему большую человечность. Видела Лека и то, что сам Демид пытается бороться с этим новым началом, привнесенным в него извне, старается сохранить свою прежнюю сущность. Внутренняя борьба отнимала у него слишком много сил – в компании он мог шутить весь вечер напропалую, ухаживать за девушками (Лека старалась не ревновать), но вечером, дома, он словно покрывался инеем. Он часами сидел в кресле с закрытыми глазами, и мысли его в это время были закрыты щитом, непробиваемым для Леки. Она старалась не подходить к нему в такие моменты.

Сторонник классического психоанализа объяснил бы состояние Демида активным подавлением собственной сексуальности. Лека и вправду чувствовала, что что-то такое было – они жили в одной комнате, спали в одной постели (хотя и под разными одеялами), и девушка явно осознавала, что Демид относится к ней небезразлично. Но она также понимала, что в нем живет внутреннее табу, не разрешающее сделать ее объектом своих сексуальных притязаний. Запрет на любовь был частью того большого отпечатка какой-то известной только Демиду Системы, который поселился в нем и замораживал его душу.

Сама Лека довольно долго не чувствовала потребности в половой жизни – сеансы общения с "рубинчиком" разряжали ее не хуже любого мужчины. Сперва они происходили каждый день, но затем Демид объявил, что ее потребность к наркотикам снята, и теперь ей надо отучаться и от рубина. Сеансы эти проходили все реже. Лека уже совершенно не чувствовала тяги к наркотикам, ей даже думать было противно об этом идиотском пороке. К магическому камню тянуло ее теперь по новой, не менее веской причине. Она чувствовала, что в ней накапливается сексуальная энергия, не находящая выхода. Она отдала бы полжизни за минуту настоящей физической близости с Демидом (и только с ним!). Она часто ловила себя на том, что представляет обнаженное красивое тело Демида, представляет, как его руки скользят по ее телу, как она, выгнувшись в истоме, подается к нему... Лека просыпалась вся мокрая и с завистью смотрела на Демида, который посапывал, повернувшись к ней спиной. Он так хорошо мог контролировать свои чувства...

Лека не решалась сказать об этом Демиду. Она боялась, что он также может не удержаться, и их физическая близость нарушит равновесие, шатко державшееся в душе у Демида.

Она усиленно тренировалась – это хоть немного, но помогало. Сильной стала, как лошадь. И походка у нее изменилась – теперь при каждом шаге ее слегка подбрасывало – обычная медленная ходьба казалась слишком скучным занятием и Лека летала, как на крыльях. Демид перестал удерживать ее дома – она и так прекрасно знала, что при всем желании не сможет выдать ничего из его секретов. Она посетила многих своих бывших друзей, и была поражена, какие интересные люди окружали ее до того, как она начала "колоться". Все отмечали, как хорошо она выглядит, но она понимала, что внешние изменения – это не главное. Она чувствовала, что внутренние качества, заложенные в ней с детства, раскрываются, изменяя ее восприятие мира, поступки, мысли и побуждения. Она обнаружила, что всю жизнь пребывала в спящем состоянии и только теперь начала пробуждаться. Порой ей становилось страшно – она не узнавала себя в этой новой, такой сильной и уверенной в себе девушке. Немного огорчало ее лишь то, что люди стали относиться к ней менее открыто, несмотря на ее внешнюю привлекательность. Видимо, изменилась ее аура, некие невидимые импульсы, которые подсознательно воспринимаются каждым человеком. Она становилась настоящим бойцом, а ведь не каждый любит общаться с человеком, намного превосходящим его по силе духа, тем более, если этот человек – милая девушка.