– Чушь, – заявил Демид. – Неувязка. Ну, допустим, украл я из лаборатории Конторы собаку. Но ведь она, по вашим же словам, была убита! Вы же не верите в то, что она воскресла?! И как Антонов позволил сделать мне это? Вошел со мной в преступный сговор?
– А никто и не говорит, что ЭТА собака воскресла. – Фоминых удовлетворенно откинулась на спинку кресла, потянулась за сигаретой. Мышь была поймана, настало время насладиться игрой. – Никто не говорит, что у вас ТОЛЬКО ОДНА собака. Кто знает, сколько собак-мутантов вы вырастили? Я думаю, парочка у вас еще есть в запасе. А что касается Антонова? Он – тоже ваша жертва. Он до сих пор уверен, что вы вскрывали сверхъестественное существо и оно ожило и даже просочилось сквозь стены лаборатории. Неспроста вас «заговоренным» называли, Коробов, когда вы еще детскими криминальными делишками баловались. Я не верю в колдунов, экстрасенсов и прочую чертовщину. Но что такое гипноз, я хорошо знаю. Вы обладаете огромной силой внушения, Коробов. Это вообще характерно для талантливых аферистов. Вы очень талантливый аферист, Коробов. Можно сказать, выдающийся. Антонову вы голову заморочили великолепно. Но с нами этот номер не пройдет.
Вот теперь Демид почувствовал себя по-настоящему паршиво. Демид любил логику. Он любил, когда все, окружающее его в мире, было объяснено и разложено по полочкам.
Логика Фоминых была безупречной.
«Может быть, я и вправду совершил все это? Кто меня знает, с моим раздвоением личности и выпадениями сознания? И этот Король Крыс – лишь продукт моей бредовой фантазии?»
Земля шаталась под ногами Демида. Пропасть разверзлась под его ногами и не за что было зацепиться.
Нет, было за что.
– Я бы, пожалуй, и сам поверил в вашу теорию, – произнес Демид. – Она очень убедительна. Но вы, Ольга Игоревна, сами все испортили. Вы совершили поступок, который никак не укладывается в этот логический ряд. Зачем вы пытались меня застрелить?
– Я? Вас? Застрелить?! – Брови Фоминых поднялись домиком. – Что вы за чушь несете?
– Да! Это вы в меня стреляли, а не в Ивана! Там, на хате, когда мы склад кокаина брали! И собака. Мастино породистый – откуда у пьяниц такая собака? Вы плакали, когда я ее застрелил. Это ваша собака была! И она, кстати, тоже предназначалась для того, чтобы убить меня! Она специально натаскана была! Все там было заранее подготовлено, чтоб меня убить!
– Склад кокаина?! – Фоминых хрипло хохотнула. – Нет, вы слышали, ребята, кто у нас здесь? Танго и Кэш! Он склад кокаина брал! Да еще и вместе со мной. Послушайте, Коробов, вы уже психэкспертизу прошли. Вы вменяемы. Так что не морочьте мне голову, не изображайте из себя шизофреника. У вас это плохо получается.
– Ольга Игоревна, – неуверенно произнес один из охранников, – а ведь вашего Цезаря, мастино-неаполитано, и вправду недавно убили?
Демид дернулся, словно его током ударило.
– Убили. – В холодном тоне Фоминых появилась ненависть. – И если я найду того, кто его убил, я ему яйца оторву.
Все. Демид больше не мог это слушать. Это было слишком много для одного раза. Слишком много для его маленькой, сломанной головы.
– Значит, все? – спросил он. – Обвинение мне предъявили?
– Если вы сейчас же напишете добровольное признание, тогда – да. А если нет... Время у нас еще есть. И у вас время есть. Чтобы все хорошенько обдумать.
– Знаю. Восемь дней. Потерплю как-нибудь.
– Гораздо больше. – Фоминых улыбнулась, словно разговаривала с дебильным ребенком, и все вокруг глумливо заулыбались. – Гораздо больше, гражданин Коробов. И сделать это совсем не трудно. Вы лучше дни не считайте, Коробов, а то со счета собьетесь.
– Я ни в чем не виноват. – Демид распрямил плечи, может быть, даже ногу на ногу закинул бы, если бы не боялся получить дубинкой за такое своевольство. – Не виноват. Я, может, и сознался бы, да не в чем. Ничего такого я не совершал.
– Тогда добро пожаловать обратно в ИВС. – Фоминых захлопнула папку. – Только предупреждаю, что теперь он вам курортом не покажется.
* * *
Когда Демида увели, Фоминых взяла трубку черного телефона и набрала номер.
– Ринат? – сказала она. – Это ты? Слушай, говорят, у вас Парикмахер снова гостит? Да? Отлично! Слушай, Коробова сейчас обратно привезут. Да, наркотики у него в крови обнаружили. Ты этого Коробова в камеру к Парикмахеру помести. Да. И сильно за Коробова не заступайся. Не заслужил. Пускай Парикмахер над ним сперва поработает. Я думаю, пары дней достаточно будет.
Снова Демид оказался в ИВС. На этот раз – в другой камере. Это даже радовало его – не хотелось ему еще раз видеть разукрашенные рожи Митяя и его гоп-компании. Хотя, впрочем, какая разница? В новой камере найдутся свои Митяи, а может и кто похуже. На свободу ему хотелось. А главное, он совершенно не видел способа, как на эту свободу вырваться.
Камера эта была совсем другой. Была она чище и богаче. Было здесь несколько одеял на нарах, и даже вентилятор, не так здесь воняло. Чувствовалось, что обитатели этой камеры – рангом повыше. И народу было поменьше – всего четыре человека, все на нижних нарах. Демид был пятым.
– Добрый день, – сказал он. – Дема меня зовут. Демид. По сто пятой иду. И по сто шестьдесят четвертой. Так, по-моему. Обвинение пока не предъявили.
Все четверо валялись на шконках, на появление Демида реагировали довольно безразлично. Судя по запаху перегара, отходили от пьянки. Лишь один мужичонка, лет сорока, с физиономией, помятой настолько, словно попал башкой в картофелечистку, вяло поднял голову.
– Динамит? – промямлил он. – Ты чего там бучу устроил? На братву попер? На отрицаловку косишь? Молод еще характер показывать.
– Нас-то не побьешь? – поинтересовался второй, человек средних лет, с седой благородной прической, неожиданно культурной внешности, в золотых очках, в стерильно белой футболке, черных лаковых туфлях на босу ногу. – Говорят, Демид, ты горячий очень. А мы здесь – народ тихий, ласковый. Мы шума не любим.
– Я – не горячий, – сказал Демид. – Я – чуть живой. Колбасят меня второй день подряд мусора, уж живого места не осталось. Мне бы полежать, отдохнуть – куда мне еще кулаками махать? Пока Федосеич с Коляном в камере были, никакого гнилого базара не было. Они ко мне с уважением. А как с номера сошли, так один бычок и начал стрелки наводить. Только он лажу гонит. Никогда я с мусорами не контачил. У меня от них одни неприятности были. Обознался он.
– Крота ТЫ заложил, – сказал седой. – Есть такая информация. Информацию нужно проверить. А пока живи.
Дема молча полез на верхние нары. Лежал смотрел в потолок. Мысли его одолевали. Может быть, он и в самом деле ТОГДА заложил Крота? Крот, каким помнил его Демид, был редкостной гадиной. Гадиной с претензиями на справедливость. Хотя вряд ли Демид его заложил ментам. Если так, то получается, что это и не Демид ТОГДА был. Потому что Демид, каким бы разным он ни был, определенным принципам своим не изменял.