Демид сглотнул слюну, сдерживая отвращение, и положил ладонь на выпуклость.
Сначала ничего не было. Тишина. Потом едва заметная вибрация пробежала мурашками по пальцам, усилилась, наросла. Демид попытался убрать руку, но она намертво приросла к камню. Его уже трясло, колошматило с ног до-головы. Он попытался крикнуть что-то Кикиморе, но только хриплый клекот вырвался из горла его. Он услышал голоса. Сперва это был тихий шепот, странный шепот, бормотание и далекий отзвук смеха разбуженных обитателей потустороннего мира, но вал голосов катился на него с ревом, как поезд, и скоро превратился в невыносимо голосящий, визжащий, стонущий, рыдающий нестройный хор, облепивший голову его, как рой разъяренных шершней, жалящий его барабанные перепонки. Он даже мог различить отдельные слова, бессмысленные в своем нагромождении. И только два слова повторялись с четкостью метронома, глухим стуком колес: «ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ».
– Заткнитесь!!! – заорал Демид. – Заткнитесь, сволочи!!!
И вдруг все стихло.
– Человек. Живой, – неуверенно произнес тихий голос.
– Кто вы? – спросил Демид, вовсе не будучи уверен, что его услышат.
– Души. Мы души. – Голос перемещался в пространстве, метался, как футбольный мяч, пинаемый ногами. – Души тех, кто не может уйти отсюда.
– Души людей?
– Да. Мы в плену здесь, Живой Человек. Почему ты живой здесь? Почему карх не сожрал тебя?
– Он ушел. – Демид снова попытался отодрать ладонь от камня и почти смог это сделать, но что-то сразу дернуло его руку обратно, присосавшись к ней огромной пиявкой. – Вас убил карх?
– Да. Убил. Сожрал наши тела. А мы оказались здесь. В ловушке камня.
– Зачем тут эти пауки нарисованы?
– Это магия. Это ритуал, чтобы закрепостить наши души. Каждый знак удерживает одну душу. Так делал еще Гоор-Гот. Он придумал знак паука.
– Вы не можете уйти?
– Не можем. Не можем. Карх сожрал нашу плоть, а души отдал.
– Кому отдал? Гоор-Готу?
– Гоор-Гота нет. Он изгнан. Но есть Карлик. Он придет за нами.
– Карлик? Кто это? Где он находится?
– Никто не знает. Никто. Но он придет. Карлик растет. Он стал сильнее. Он питается нашими душами.
– Что он хочет, этот Карлик?
– Он набирает силу. Он хочет убить Бессмертного.
– Почему?
– Когда будет убит Бессмертный, срок человеков закончится. Люди станут беззащитны, и он сможет забирать их души сколько хочет. Он очень голоден, этот Карлик. Он сожрет души всех людей.
– Откуда вы это знаете?
– Отсюда виднее. Видно многое. Как ты проник сюда, Живой Человек? Как ты сумел? Может быть, ты – кимвер? Бессмертный?..
Руку Демида пронзила резкая ледяная боль, и она с хрустящим звуком углубилась в бетон на полсантиметра. Круглая каменная голова пошевелилась едва заметно, и новые трещины змейками поползли от нее в стороны.
– Ну все, баста! – Кикимора рванулся к Демиду, размахнулся киркой. Дема аж зажмурился – уверен был, что воткнется сейчас острие ему в череп.
Но кирка с тупым звуком ударила в каменный желвак, к которому приросла его рука. Камень шевельнулся снова, хватка вдруг ослабла, Демид с криком оторвал руку и шлепнулся на пол, не удержавшись на ногах.
– А, черт! – Демид дул на ладонь, горящую огнем. Кожа на ней покраснела и вздулась пузырями. Посередине ладони шли две кровоточащие ссадины – словно кто-то полоснул клыками, острыми как бритвы.
– Хорошо он тебя приложил! – Кикимора выглядел довольным, стервец этакий. – Вовремя мы, значит, оторвалися. Это уж так заведено – как он жевать руку начнет, значится, пора сваливать. Тут и бей его по маковке...
– Он – это кто?
– Кровохлеб, – сказал Кикимора. – Кровохлеб это, крутить его мать. Ишь, какой большой вымахал! Я таких здоровенных лет двести не видывал. Обнакновенные кровохлебы-то, которые спят, они, значится, чуток поменьше твоего кулака будут.
– Кровохлеб?.. – Демид растерянно озирался. – Где кровохлеб?
– А вот это. – Кикимора ткнул киркой в бетонную «макушку». – Кровохлеб – это камень такой. С виду обычный. Только он это вроде как живой бывает. Временами. Лежит себе на земле, никого не трогает. Спит. Только вдруг наступит на него какой-нибудь зверь или птица, а еще лучше сядет. И энтот-то кровохлеб и просыпается. И начинает эту животную в себя внутрь вбирать. Медленно. Пока всю не проглотит. Он тогда и увеличивается. Наелся вроде как. А потом снова засыпает. Лет на сто. А пока спит, снова маленьким становится. Я думаю, этот кровохлеб сюда в бетон вместе с другими камнями по нечаянности замешали. Кто его знает-то? Булыжник как булыжник...
– Нет, подожди! – До Демида начало доходить. – А чего ж это зверь не уйдет-то с кровохлеба? Чего он сидит на нем, ждет, пока его сожрут?
– А в этом-то все и дело! – Кикимора наставительно поднял палец. – Кровохлеб-то его убаюкивает! Он ведь совсем не простой камень, этот кровохлеб. Еще батюшка мой мне говаривал, что кровохлебы Создателем нашим для того сотворены, чтоб вроде бы как воротцами в другие миры быть. А батюшка мой большой знаток всяких природных чудес был. Дак вот, сидит, значит, птичка-то на камне этом, а он вроде как ей картинки из другого мира показывает. Она засмотрится, птаха-то, залюбуется и не заметит, как он ее живьем сглотает.
– Здорово! – Демид с отвращением посмотрел на каменную макушку. – А что ж меня он не сглотал?
– Великоват ты для него. Не по зубам.
– А на кой черт ты тогда меня ему скормить пытался?!
– Да ладно, Дема, брось придуриваться-то, что не понял! – Кикимора сердито сдвинул брови. – Специально это я проделал, чтобы пробило тебя, обормота такого. Чтоб доверился мне, в прятки перестал играть. Потому как вижу я, что не доверяешь ты мне ни на граммульку малую. Чуть ли не за главного прислужника карха считаешь. И, хоть я выше башки своей прыгну, верить ты бы мне не стал. Такой уж ты человек недоверчивый, крутить-колотить! И решил я тебе очную ставку устроить. Этого кровохлеба-то я давно заприметил. Проснулся он, когда знак на нем случайно нарисовали, кровью намазали. Ну, он и шевельнулся, а я это дело засек. Глаз у меня наметанный на всякие чудесности. Потом, когда Король свалил отсюда, я сюда вернулся. Прикормил маленько этого кровохлеба. Пригодится, думаю...
– Кем прикормил-то?
– Крысами! – раздраженно рявкнул Кикимора. – А ты думал – кем? Младенцами некрещеными? Достал ты меня, братишка, своим неверием! Я тебе помочь хочу, а ты...
– Объясняй, – сказал Демид.
– Этот кровохлеб – он тебя с тонким миром связал. А тонкий мир, который с этим бункером связан, и для обыкновенного человека не виден, он души здесь убиенных содержит. Ты с ними разговаривал?