– Это симптоматично, тебе не кажется?
– Вопрос, как всегда, один – кто за этим стоит?
Сомов остановился, задумчиво ковыряясь в крупном песке носком охотничьего сапога. Ветер переменился – теперь он дул с моря, холодный, седой ветер севера, он шумел в верхушках вековых сосен, взметал надо лбом старого сенатора нимб темных волос.
– Кое-кто, – тихо, словно их могли подслушать, начал Сомов, – очень недоволен слишком ранним, как им думается, окончанием этой войны. Не генералы, Виктор, ты сам это знаешь: ваше сословие навоевалось на три поколения вперед. Промышленники, спросишь ты? В некоторой степени, но они сейчас слишком озадачены возведением новых башен на месте павших старых – нет, им не до этого. Сырьевая аристократия? Но они получили больше, чем хотели…
– В Конфедерации появилась новая сила? – недоверчиво фыркнул Ланкастер. – Да еще и столь влиятельная, что может перекроить партитуру «эсэсных» дудок? Но где же она? Если я не ошибаюсь, любое влияние на подобные процессы начинается с Сената?..
– Отвратительный нынче ветер, – запахивая на себе короткую замшевую куртку, пожаловался вместо ответа сенатор. – Идем-ка в дом. Джемс, пожалуй, уже разжег как следует камин. Мне, кстати, не так давно привезли пару ящиков чудного орегонского хереса: в такую погоду это то, что надо.
Джемсом Сомов именовал своего сервисного робота, прислуживавшего ему на протяжении последних тридцати лет – с той самой поры, как он купил этот уединенный дом на берегу холодного северного моря. Море не замерзало даже зимой, что приводило политика в искренний, какой-то полудетский восторг. Он любил прилетать сюда в промежутках между сессиями вне зависимости от сезона. Зимой, закутавшись в меха чуть не по самые брови, Сомов выходил на пляж и долго смотрел, как исчезают в волнах крупные снежинки. Сейчас стояло лето, но море было все таким же серым, как впрочем, и небо; солнце висело низко над горизонтом, и даже не верилось, что всего лишь за несколько тысяч километров отсюда люди изнывают от жары, сжигая миллионы киловатт энергии в своих кондиционерах.
Слова старого пройдохи встревожили Ланкастера. Благодаря давним связям своей семьи он не просто разбирался в политике – генерал Ланкастер, стоило ему захотеть, тотчас же нашел бы себе интересную работу в любой из сенатских комиссий, превратившись со временем в настоящего «серого кардинала» той партии, с которой он решил бы связать свою судьбу. С самого окончания войны родня атаковала Виктора душеспасительными беседами о «наилучшем приложении» его очевидных талантов, но легион-генерал Ланкастер оставался непреклонным. Пока его держали в войсках, он и не думал ни о чем ином, кроме следующего командного поста; по окончании же линейной службы Виктор намеревался получить под свою опеку какой-нибудь провинциальный военный университет или, на худой конец, кафедру в одной из старых академий, благо в ученых званиях он недостатка не имел.
Сомова Ланкастер знал давно – с ним дружил его дядька по линии матери, человек, в традиционных политических кругах весьма известный. Время от времени он навещал нестареющего сенатора, чтобы отвлечься от бесконечной скуки привычных развлечений обеспеченного офицера-отпускника. Бордели и курорты интересовали «секретного генерала» – так его именовали в семье, – куда меньше, чем последние слухи и сплетни властного Олимпа Конфедерации.
Сенатор, как всегда, оказался прав – в камине уже весело гудело пламя, наполняя захолодевший после обязательного утреннего проветривания холл смолистым сосновым теплом. Что-то бурча себе под нос, Сомов сбросил на диван куртку и принялся шуровать бутылками в древнем, имперского стиля дубовом буфете.
– Джемс! – гаркнул он, не оборачиваясь. – Приготовь бисквиты!
– Да, са-а, – тотчас отозвался робот, все это время деликатно стоявший за дверью гостиной.
Ланкастер удобно расположился в необъятном плюшевом кресле и подумал, что с таким пристрастием к крепленым винам сенатор, должно быть, уже раза три проходил через реконструкцию печенки. Что все же не мешало ему избираться в Сенат больше двух десятков лет. Веселый прохвост пережил три крупных кризиса и неисчислимое количество мелких, сковырнуть его с насиженного места не могло решительно ничто. Сомов всегда умел сказать то, что было нужно и там, где это было нужно – будь то раут у премьер-министра или собрание фермерской общины в его немаленьком округе. При этом, – что, кстати, лучшим образом говорило о его недюжинном таланте, – всегда и везде сенатор Сомов умудрялся оставаться самим собой, то есть человеком, олицетворяющим консервативные принципы. Даже в те дни, когда правительства меняли друг друга с совершенно удручающей скоростью, а Совет Общин по сто раз на дню грозил Сенату роспуском, он не сдвинулся влево ни на один миллиметр.
– К ужину примчатся мои секретари, – сообщил Сомов, выставляя наконец на стол пару высоких бутылок в соломенной оплетке, – но пока времени еще навалом. Итак, на чем мы остановились? Ах да, ты сказал, что удивлен, какая же сила могла так изменить стиль э-ээ, мышления парней из ССС? Ну, как я уже говорил тебе, в руководстве Сообщества были решительные кадровые перестановки. Весь старый хлам, умудрившийся проспать нападение, отправили, наконец, на пенсию. Но интересно вот что: вместо них пришли не «замы», а куда более молодая поросль – начальники служб, выдвинувшиеся в конце войны. Ты слышал про такого Генри Шера?
– Только имя. Без контекста.
– Ну вот, похоже, что набег «Четырех всадников» спланировал именно Шер. Значит, уже тогда, будучи лишь начальником службы перспективного планирования, он смог так надавить на свое начальство, что оно согласилось на это безумие.
– Кто он теперь? – прищурился Ланкастер.
– Теперь он в Совете Трех. Совет – ладно, о нем позже, а мне интересно другое: как ты считаешь, какими рычагами мог обладать начальник службы – всего-то, заметь, легион-генерал, если он смог заставить старых лис отправить несерийные машины, не числящиеся к тому же в официальных регистрах, в рейд, военно-политические последствия которого прогнозировались как катастрофа?
– Лис тут один – это я, – задумчиво пробормотал Ланкастер, глядя как старик ловко выдергивает пробку. – Выходит, он знал что-то такое, что позволяло ему быть уверенным, на все сто уверенным в успехе… гм-м. Или он гений, или же имел какую-то информацию, о которой мы с вами даже не догадываемся. Но вопрос – откуда? Впрочем, знаете, я слышал, что разведка Флота часто темнила в официальных рапортах. Однажды я сам чуть не влип в большую задницу из-за того, что они не пожелали поделиться с нами своими материалами.
– О чудесах флотской разведки я слышал больше твоего, – кивнул Сомов и наполнил густо-желтым вином узкие резные бокалы. – А что касается информации… я хотел бы задать тебе один вопрос, который, вероятно, покажется странным.
– Э, сенатор? Вы думаете, что меня можно удивить странными вопросами?
– Как посмотреть, мой мальчик. Скажи, ты уверен, что ни один из «воспитателей» не ускользнул из твоих рук?
От неожиданности Виктор едва не поперхнулся. Да, Сомов знал о «воспитателях» и роли его легиона, но это было неудивительно – несмотря на то, что послевоенный скандал, связанный с событиями на Виоле, проходил под грифами «ДСП», подробности стали известным многим, даже тем, кто не имел прямого отношения к военной прокуратуре. Но… он понял, почему старик спросил его об этом.