Серый прилив | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— В целом? А в частности? А если где-то в подкорке у тебя уже зашита какая-то программа? И в следующем бою вся группа из-за тебя...

— Я готов пройти полное медсканирование!

— Орел! Герой! И к наказанию готов, и к сканированию! С чего такая готовность?

— А что я еще могу сказать, если вы мне все равно не верите?

— Мы же договорились, что верю. Временно. — Командующий сделал ударение на этом слове, сменив затем тон. Теперь голос его звучал едва ли не вкрадчиво, отчего Джокт почувствовал себя совсем уж неуютно.

Знаем, знаем! Чем больше давление, тем громче изрыв. И еще это «мы»; можно подумать, Джокт имел хоть какое-то право голоса!

— Насчет того, что было в Приливе, мы разобрались. А медсканирование ты пройдешь независимо от того, хочешь или нет. Но вот ответь, когда ты пришел в себя, после лазарета, твоя память, твое сознание — они уже нормально функционируют?

— Да, конечно.

— И вплоть до этой самой секунды ты отчетливо помнишь все, что с тобой происходило после лазарета? Кого видел, с кем общался...

— Да, ком. — Джокт вернулся к исходной манере ответов, уже догадываясь, куда клонит командующий.

— Ну еще бы! Ты же прошел стандартную модификацию сознания, базовый курс плюс ДПИ, добавочный для пилотов истребительного корпуса! С твоей памятью мало кто из обычных людей может потягаться на Земле, разве что какие-нибудь шахматисты-вундеркинды! Так?

— Да, ком...

— Вот и расскажи, будь любезен, о чем вы беседовали с комендантом Крепости «Австралия» перед отправлением сюда, в штаб? Давай, не стесняйся, а то я действительно решу, что ты утратил годность к службе, и катись тогда на все четыре стороны! Никакой комендант уже не поможет!

«Все, приплыл!» — понял Джокт, а в памяти прозвучала навязчивая фраза популярного в Солнечной шлягера: «А девочка — созрела!»

Когда исход боя оборачивается не в вашу пользу, такое бывает, и уже не помогут никакие манипуляции с «Глазом Орла», все, что остается с вами — это злость. На врага, что оказался сильнее, на себя, что оказался слаб, на что угодно. Форсаж! Забыть о перегрузках, пусть лучше они вас убивают, чем черви! Ищите самую гущу вражеского строя, ищите самое дорогое, чем они смогут оплатить вашу жизнь. Только злость! Форсаж! Злость!

Так говорил Гонза, когда Джокт с ведомыми совершали в составе его группы тренировочные вылеты. Так учит разум загнанного зверя. Этого нет ни в одном из наставлений флотской службы. Но это всегда было, есть и будет присутствовать на поле боя.

Сдать Старика, сообщить, что он ведет какую-то двойную игру, при этом считая, что правда на его стороне, — значит облечь себя на позор и презрение. Причем презирать его будет не только Старик и сослуживцы, но и сам командующий крепостной обороной, ожидающий сейчас ответа. Вот, он уже заранее презрительно сощурился!

Еще Старик сказал, что возврат Джокта гарантирован. Он не просил беречь в тайне разговор, не взял с Джокта слово офицера хранить его до второго срока службы! Но это как раз и так было ясно. Иначе зачем жужжал тот «кондиционер» в углу комендантской каюты? Зачем комендант разыгрывал спектакль перед адъютантом?

— Я не могу передать весь разговор, — подняв голову, совсем как Балу, сказал Джокт. — Мои слова и мысли — к вашим услугам! А чужие...

— То есть вы открыто отказываетесь подчиниться моему приказу? Вы отказываетесь сообщить мне, заместителю главнокомандующего ВКО, гелиокомандору, начальнику крепостной обороны, то, о чем я приказываю вам сообщить?

— Нет, ком! Ваш приказ для любого из подчиненных — это закон! Уверен, что комендант Крепости «Австралия» также готов его исполнить! И в случае, если вы прикажете ему сообщить все интересующие вас сведения, он непременно это сделает, сделает в тысячу раз лучше, чем я.

Минут на пять, если не больше, в кабинете воцарилась тишина. Командующий мерил шагами помещение, не глядя на Джокта. Пилот стоял навытяжку, как ему и было приказано, глупо таращась в стену прямо перед собой. И все, что звучало в этой тишине, так это щелчки его индапа.

— Знаешь, почему я не прикажу взять тебя под стражу немедленно и упечь туда, куда даже Бессмертным никогда не добраться?

Джокт молчал, понимая, что любой звук, сорвавшийся с его губ, послужит катализатором той жуткой реакции, что лучше всяких квазеров, выпущенных монитором сверхдальнего действия, размажет его судьбу сначала по казенным формулярам юридических документов, а потом по самым дальним уголкам Солнечной, куда рано или поздно попадают все отщепенцы и изгои. Не зря мудрецы всех эпох предупреждали: самое сложное для морали — видеть недостатки закона, не соглашаться с ним, но никогда его не нарушать.

Любое слово сейчас вызовет вспышку ярости гелиокомандора, который между тем вот-вот готов придумать красивый и бескровный выход для них обоих из сложившегося тупика.

Джокт молчал, ощущая себя маленьким деревом, тем, к которому прижался однажды спиной, там, в Сквере Милано... Вспомнил все тогдашние мысли и ощущения... Дереву не справиться со стихиями. Ветер сорвет листья, огонь превратит в золу, а земля сомнет и перекорежит корни. Индап работал, страх исчез, а раболепия не было с самого начала, в чем, несомненно, имелись заслуги Балу и Барона.

— Молчишь? Значит, знаешь... Поэтому и решил, что можешь воспользоваться уговором между мной и твоим сумасбродным комендантом... Воспользоваться безнаказанно! Только так не будет, пилот. Продолжай свою службу и выживи в бою, но еще подумай, что станется с твоей карьерой, если Старик... — Удивительное дело! Он назвал коменданта так же, как называли его в Крепости. — Если Старик подаст в отставку. Это не угроза. Просто совет на будущее. Почаще присматривайся к окружающим и их поведению, почаще задумывайся о том времени, что настанет хотя бы через день, через неделю, через год, не смотри только на день вперед. И может быть, тогда ты поймешь, по каким правилам ведется игра и каково в ней твое место.

— Это будущее не наступит! — твердо, уже нарушая собственную установку заткнуться и молчать в тряпочку, сказал Джокт.

— Ты о чем? Конечно, не наступит. Для таких строптивых будущего не существует, есть только настоящее... Но ты ведь не отстаиваешь честь офицера, как раз наоборот, ты пытаешься сделать то, чего не должен, не имеешь права делать! Откуда тебе известно, что комендант заслуживает такой жертвы? Ведь ты и общался-то с ним всего несколько раз. Или я даже в этом ошибаюсь? Может быть, он заблуждается, искренне, но заблуждается. И это не ты покрыл коменданта, он прикрывается тобой и такими, как ты... Вот почему для тебя не наступит будущего!

Все допустимые и недопустимые границы субординации давно были нарушены. Командующий, ведущий душеспасительную беседу с чужим вассалом, вместо того чтобы прибить его к позорному столбу, мог прервать начатый о судьбе Джокта и коменданта «Австралии» разговор в любой момент. Для Старика это ничего пока не будет означать, а вот для Джокта... Поэтому он решился.