— Что будем с ним делать? — спросил Пьер. — Это ведь важный ублюдок! Пятно-то какое здоровое!
— Что с пятном, что без пятна, один черт, — пробурчал Сантьяго. — Снимем сбрую, расколем шлем, и пусть скачет в Западный Порт за тыщу двести километров. Или задохнется через полчаса, или каменные дьяволы сожрут… — Панчо сплюнул и ухмыльнулся. — Если, конечно, не побрезгают.
— Он бросил оружие, — молвила Ксения, взглядом прося поддержки у Майи. — Едва мы начали стрелять, он бросил эмиттер и лег на землю. Может быть…
Она замолчала.
— Отправим его в штаб? — Майя положила ладошку на плечо Марка. — Ты можешь с ним поговорить? Вас ведь, наверное, учили… Или в твоем шлеме есть транслятор?
— Таких трансляторов не существует, и говорить я с ним не могу, — сказал Марк. — Никто не может, ни люди, ни хапторы, ни кни'лина — гортань у нас устроена иначе, и сильно различается семантика. Средство общения только одно — язык лоона эо, но полагаю, он с. ним незнаком. Я, кстати, тоже.
— Ну и что ты предлагаешь? — поинтересовался Пьер.
Марк оглядел пленника. Дроми как дроми: зеленоватая чешуйчатая кожа, когтистые лапы, короткие ноги-бревна, лягушачья пасть на безносом лице… По что-то подсказывало: это создание необычное, не такое как другие жабы, и странность его не связана с рангом Старшего-с-Пятном или с особым положением в иерархии дроми. Что-то совсем иное, более личное, если понятие «личность» применимо к этой расе…
Закрыв глаза, он попытался прощупать ментальное поле зеленокожего. Так, как когда-то учил отец: не налаживать связь на мысленном уровне, что совершенно бесполезно, но уловить эмоции, ту ауру сильных ощущений, что генерирует в моменты стресса любое существо. Разбирайся с ними, советовал Вальдес-старший; чувства временами говорят не меньше, чем слова и мысли. Страх или радость, ненависть или приязнь, удовольствие или боль… то, что лежит в основе подсознательных реакций…
Страха дроми не испытывал, равно как ненависти или приязни к людям. Спектр его эмоций вообще оказался на удивление скудным — или, возможно, его ощущения были настолько чуждыми Марку, что он не мог ни обозначить их каким-то термином, ни, тем более, понять. Пожалуй, самым мощным и ясным чувством являлось сожаление, будто бы дроми не хотел умирать лишь по одной-единственной причине: имелись у него дела — долг?.. обязанность?.. забота?.. — оставшиеся незавершенными. Он собирался что-то сделать — сейчас?.. или в будущем?.. — но не успел, и это его тяготило. Очень сильно, понял Марк, так же, как его самого терзала память о гибели «Мальты», трех фрегатов и сотен товарищей по оружию.
Он поднял веки, взглянул на Ксению и, дождавшись ее кивка, произнес:
— Мы встретились с чем-то непонятным. Это изгой, отщепенец или, возможно, психически аномальный субъект. Он не испытывает вражды к людям и не стремится нас уничтожить. Я думаю, лучше его отпустить. Ты как считаешь, сестренка?
Ксения снова кивнула.
— Отпустить, так отпустить, — пробурчал Пьер. — Вы Вальдесы, вам виднее.
Он не спросил, каким образом брат и сестра пришли к такому заключению — о Вальдесе-старшем и его потомках ходили определенные слухи, не обидные для их семьи, а, скорее, прибавлявшие их роду уважения. На Тхаре не считалось зазорным иметь какой-нибудь пунктик — скажем, гнать ром из пьяного гриба, возиться с сирендами, коих никто не мог приручить, или, как в данном случае, заглядывать в чужие души.
— Скажи ему, чтобы уходил, — с явным облегчением вымолвила Майя. — Пусть убирается!
— Сказать не могу. — Марк улыбнулся девушке. Ее ладонь все еще лежала на его плече, и от пальцев Майи струились теплые нежные токи. — Сказать не могу, — повторил он, — но попытаюсь объяснить.
Положив бластер и лазерный хлыст на землю, Марк вытянул руку к пленнику, затем показал на летательный аппарат. Зеленокожий моргнул, нижние веки приподнялись, закрыв глаза, и снова опустились. Он все еще стоял в позе покорности, но в спектре его эмоций возникла новая нота, что-то сродни удивлению. Иди и живи, мысленно произнес Марк и представил скачущего к машине дроми. Иди и живи! Сегодня ты не уйдешь в Великую Пустоту.
Пленник выпрямился, приложил когтистую лапу к пятну на животе, что-то проскрипел и медленно побрел с площади.
* * *
Патта был потрясен — Парные Твари его отпустили. Он сделал жест благодарности и пожелал хосси-моа [20] , с которым удалось вступить в чувственный контакт, чтобы тот дожил до Времени Пятна. Хотя, вероятно, эта Парная Тварь была вполне взрослой и способной к размножению, если судить по ее размерам. Как все существа его вида, Патта плохо различал пол и внешность гуманоидов, и более надежным критерием для него служили их рост и масса тела. Те хосси-моа, что не дотягивали до стандартов, объявленных Патриархами, воспринимались как молодь-халлаха, то есть Не-Вошедшие-в-Разум или попросту Безмозглые, чья жизнь стоила меньше обрезка когтя или упавшей с плеч чешуйки. Взрослых можно было приравнять к Старшим-с-Пятном и Старшим-под-Большими, однако главенствующую роль Патриархов-прародителей и Больших-Старших играли у хосси-моа не самые крупные экземпляры и даже не самые древние. Возраст и масса тела у них не являлись знаком мудрости и власти, и даже Отпавшим кланам, сражавшимся с Парными Тварями тысячи лет, их иерархия осталась непонятной. Патта, принадлежавший к трибе владык — или, как сочли бы на Земле, политиков, психологов и историков расы — пытался в этом разобраться, как и в других аспектах, связанных с хосси-моа, их поведением и обычаями, но достиг лишь самых скромных результатов. Да и то своими познаниями он был обязан Тихаве, а не Отпавшим, не клану Риккараниджи, в который его направили советником.
Ну было бы время, и он поймет больше! Станет, как Тихава, зонг-ап-сидура, проживет еще лет двадцать, а это немалый период. Главное, что сейчас он жив, и благодарить за это нужно Одарившего Мыслью. Одаривший велик! И только Он решает, кого спасти от гибели, а кого послать в небытие! Наверное, Патту Он спас с той целью, чтобы тот увиделся с наставником Тихавой и мог продолжить тайную миссию… Ибо Он не только велик, но и мудр!
Патта был не слишком религиозным, но, забравшись в машину, сдернув наплечники и шлем, тут же царапнул шею. Капля крови упала на пульт — единственная жертва, приемлемая Одарившим. Затем он сунул когти в пазы управления, поднял свой летательный аппарат и задал курс к обители Патриарха в Хо. Кабина выглядела слишком просторной — в ней уже не было пилотов зонг-тии и воинов из касты Получивших-Имя. Патта о них не сожалел. Они принадлежали к трибе Отпавших и к тому же являлись бойцами; ранняя смерть была их долгом.