Четыре дредноута и пять десятков мелких лоханок… Это в момент отстрела УИ из посадочных гнезд… Потом их стало больше, много больше; противник надвигался из-за темного сфероида планеты будто грозовая туча. Звенья «ястребов», в каждом — четыре машины, потонули в ней, и сейчас в памяти Марка всплывали только отдельные фрагменты боя: ливень багровых стрел от плазменных метателей, контур вражеского корабля в кружке прицела, фонтан раскаленных обломков и алые сполохи взрыва над серо-коричневым ликом планеты. Еще были голоса: Паншин, ведущий, кричал, чтобы держались плотнее к нему, Рийс, второй помощник капитана, координатор истребителей, распоряжался, пытаясь собрать звенья и крылья в единый кулак.
Марк маневрировал и стрелял, стрелял и маневрировал. Это требовало не физических усилий, а быстрой ментальной реакции; боевой шлем, соединявший его с «ястребком», превращал пилота и машину в единое целое. Дроми сражались отчаянно… Нет, не так, подумал он; отчаянно, храбро, упорно — это наши определения, неприменимые к чуждой расе То был для него не первый бой, и он хорошо усвоил, что дроми не отступают. Не отступают никогда! На инструктажах это объясняли особенностью психики — у низших дроми, особенно касты синнко, тяга к жизни была не столь повелительным императивом, как у людей. В стадии халлаха они погибали миллионами; вопрос «быть или не быть?..» не обладал у них той страшной актуальностью, как у потомков Гамлета.
На седьмой минуте схватки дроми уничтожили фрегат. Возможно, «Гектор», но не исключалось, что «Диомед» или «Ахилл»… Сто девяносто человек, промелькнуло в голове у Марка мрачным похоронным звоном. Нет, сто семьдесят восемь; двенадцать пилотов-десантников с этого корабля сражались сейчас в «ястребках». Фрегат попал под удар плазменных орудий дроми, пробивших защитное поле. Солнце и дальние звезды затмились огненной тучей, мир содрогнулся и замер на мгновение в раздумье: не распылить ли остальных, этих мелких тварей, что убивают друг друга в дальнем уголке Вселенной, у крохотной планетки?.. Но, в сравнении с горнилом звезд, со взрывами сверхновых и чудовищным костром, пылавшим в ядре Галактики, их суета была такой ничтожной, совсем не стоившей внимания! Мир вздохнул и рассеял обломки фрегата и человеческий прах в Великой Пустоте.
Эта страшная картина задержалась в воображении Марка ярким мазком, наложенным на окружающую тьму. Он попытался двинуться дальше по ниточке воспоминаний, но мрак внезапно отступил, явив ему женское лицо. Та сероглазка… Ксения… — подумал он. Как повзрослела! Девять лет ее не видел…
Ксения, сестренка! Прорехи в памяти исчезали, стремительно затягивались плотью минувшего бытия, и он уже понимал, что видит не фантом, не иллюзию, а нечто реальное. Личико Ксении казалось немного размытым, будто он глядел на нее через тонкий слой воды; ее светлые волосы топорщились в беспорядке, глаза ввалились, и под ними залегли голубоватые тени. Но это была она!
Невероятно!
Он чувствовал сейчас огромное облегчение, словно груз, лежавший на сердце двадцать восемь месяцев, бесследно исчез. Больше двух лет минуло, как дроми захватили Тхар, и никто не мог сказать, кто на нем выжил, кто погиб и какой была их смерть, быстрой или медленной и мучительной. Теперь он знал, что попросился в «Дальний рубеж» из-за сестры и что в командах «Мальты» и фрегатов были сотни тхаров. Тхары и поселенцы с Роона и Эзата, те, у кого здесь оставались родичи… те, кто прилетел сразиться за них и спасти уцелевших или пропеть прощальные песни над их могилами… те, кто ненавидел дроми черной ненавистью, мечтая истребить проклятый род по всей Вселенной…
Лицо сестры исчезло, растаяло во тьме, одарив его радостью и облегчением. Жива! Она жива! Однако…
Однако как она очутилась на «Мальте»? Марк уже не сомневался, что лежит в реаниматоре, хотя последние секунды боя никак не вспоминались. Может, и не вспомнятся никогда, стертые болью, шоком, ужасом… Но это не страшно, совсем не страшно; жизнь — долгая дорога, и если сделал шаг и позабыл о нем, пусть так и будет. Тем более что этот провал можно восполнить, зная о том, что было до и после. До — сражение над Тхаром, всплески плазменных разрядов, гибель «Гектора»… или «Ахилла»… или «Диомеда»… После — саргофаг реаниматора… Это означает, что верный «ястребок» принял меры к спасению пилота, заморозил и перенес на крейсер, а там его поместили в госпитальный отсек. И лежит он теперь под крышкой саргофага с отключенными болевыми центрами и ждет, когда срастутся кости, регенерируют ткани и восстановится кожный покров. Вполне понятный ход событий… только Ксюшка в него не вписывается…
Хотя, с другой стороны, он может оказаться не на «Мальте». Возможно, эскадра раздолбала жаб и ушла к Роону или к Эзату, а раненых спустили вниз. В Западный Порт, Ибаньес, Мэйн и другие города… Там прекрасные врачи и все необходимые устройства, реаниматоры, кибер-хирурги и криогенные камеры. Если так, то все объяснимо: он на Тхаре, в госпитале родного Ибаньеса, и Ксюшка приходит поглядеть на братца. Тоже ведь девять лет его не видела, а сейчас он здесь, любуйся, сколько хочешь… Правда, с дыркой в животе или того интересней, похож на пережаренный бифштекс… Зато герой! Все же добрался до Тхара и…
Тьма опять раздвинулась, и он увидел два огромных черных глаза. Они парили над Марком как две луны в ореоле ресниц, и он не сразу понял, что кто-то его разглядывает — близко, очень близко. Потом темные луны стали подниматься, и на небосводе возникли лоб и нос, губы, подбородок и темные волосы. Еще одна девица, подумалось ему. Наверно, к саргофагу очередь, все красотки в Ибаньесе ходят смотреть на героя-десантника. И эта красивая. Только худая — вон щеки как запали…
Черноглазая была ему знакома, определенно знакома, хотя вспомнить, как ее зовут, он не сумел. То, что знакома, не удивительно: Ибаньес — город небольшой, тринадцать тысяч жителей, все знают всех. А что не вспомнилось имя, тоже понятно: когда на Землю улетал, эта черноглазка в куклы играла. Может, жила по соседству? Или в колледже училась, в младшей группе?.. Ну ничего, подлечимся, возобновим знакомство!
Губы девушки дрогнули, зашевелились, и он внезапно услышал негромкий щелчок и ощутил тепло у шеи. Вводят кси-блокатор, прямо в сонную артерию, мелькнула мысль. Звук и ощущение тепла подсказывали, что реанимация идет успешно, каких бы дырок ни насверлили метатели жаб. Он глубоко вздохнул, впервые почувствовав, как в грудь вливается прохладный воздух, и погрузился в сон.
Снилось ему, будто они с отцом и дядькой Степаном идут охотиться на каменного дьявола, шагают по россыпи щебня, мимо темных скал, распугивая ящерок-сирендов. Степан в штанах и куртке с обогревом, у рта колышется завеса маски, ему на Тхаре холодно и не хватает кислорода, а Марк с отцом одеты в легкие комбинезоны и дышат без усилий. Они тхары и в масках не нуждаются, у них имплант… Здесь, над грудью, где крохотный шрамик, думает Марк, касается пальцем этого места и вдруг вспоминает, что импланта нет. Дыхательный имплант заменен боевым офицерским, ведь он не мальчишка, а лейтенант космофлота, и жизнь его проходит не на Тхаре, а на огромном корабле, где воздуха хоть отбавляй. Но сейчас он вместе с отцом и Птурсом бредет по каменной пустыне, слушает посвист ветра, смотрит, не шевельнется ли в разломах скал темная быстрая тень… «Как же я здесь дышу? — думает Марк в изумлении. — И где я? Может быть, здесь вовсе не Тхар, а голограмма-иллюзия?» Но отец поворачивается к нему, сурово сводит брови и говорит: «Ты уже дома, Марк. Очнись! Пора просыпаться!