Они с лекарем сошли на берег и зашагали к проулку, что начинался между бревенчатым зданием склада и церковью. В тени под западной стеной сидели трое: Хенк, Мортимер и Страх Божий. По виду их было заметно, что ни одна таверна от Скального форта до церкви не оказалась пропущенной или забытой. Мортимер снова лишился сапог, зато приобрел два синяка, на челюсти и под глазом; кулаки у Хенка были ободраны, а рубашка, и без того ветхая, разорвана до пупа; что же до Страха Божьего, то оценить его состояние было тяжелей – буйная ночь мало чего могла прибавить к его внешности. Впрочем, он еще шевелился и даже мычал под нос какую-то мелодию. Наклонившись над ним, Серов разобрал: «Гуляли козаченьки вдоль по Днипру-реченьке… гей, гуляли хлопци, резали панов… гей, гуляли, кровь пускали…»
Он выпрямился, потрясенный. Родная речь, знакомые слова! Его вселенная, замкнутая в круг тропических островов и берегов, стремительно расширялась; в ней уже было место не только Карибскому морю, не только Вест-Индии и Испании, Британии и Франции, не только Мадриду, Парижу и Лондону, но и Москве, и заснеженным русским просторам, и рекам, что текли в тех землях, Волге, Дону и Днепру, горам Урала и необъятным просторам Сибири. Как он мог о них забыть? Не иначе, шок, затмение души и сердца! Ведь вспоминал и Камчатку, и Москву, и даже Пермь с ее аномальной зоной, но почему-то казалось, что все это в далеком будущем, а здесь и сейчас – лишь море, знойное солнце, корабли и острова. Но это не так, совсем не так! Россия тоже в этом мире, и куда ни пойдешь, на запад или на восток, в нее упрешься, ибо нет ей соперников по огромности! Ни Канады нет, ни Штатов, ни Австралии, ни Бразилии, а Россия есть! Она там, за Атлантикой и мелкой Европой, и в другую сторону тоже она, за Америкой и Тихим океаном! Эта мысль поразила Серова. Опять склонившись над Страхом Божьим, он дернул его за ворот и, глядя в изуродованное лицо, выдохнул:
– Страх! Слышишь меня, Страх! Ты откуда? Как твое имя?
Он говорил по-русски и получил ответ на том же языке.
– Не Страх, а Стах Микульский, з-запоррожец! А ты кто? Н-не помню твоей хари… Или встречались где?.. На турских галерах? Или в веницейском к-хаземате? Или на гишпанской каторрге?
Глаза у него казались стеклянными, и было ясно, что он никого не узнает. Перешагнув через ноги Страха Божьего, Серов поспешил за ушедшим вперед хирургом и догнал его у заведения, над дверью которого висели большие деревянные ножницы. Видно, что-то странное читалось в лице Серова, так как итальянец, страдальчески морщась и потирая висок, спросил:
– Тоже в голове непорядок, юноша? Зайдем-ка сюда и поправим. Здесь проверенные medicina… [38]
Он шустро юркнул внутрь. В длинной комнате с подслеповатым окошком царили тишина, полумрак и запах лекарственных трав. Прямо были полки, заставленные ступками, банками, коробками и пузырьками, слева – зеркало, табурет и низкий столик, на котором лежали ножницы, бритва и огромный гребень, справа, за камышовой занавеской, еще один стол, две скамьи и открытый шкафчик с бутылями темного стекла. Комплексный бизнес, догадался Серов – аптека, цирюльня и рюмочная.
– Пьетро! – позвал хирург. – Бланка!
Они появились словно тени – сухонький смуглый старичок и пожилая синьора, босиком, но в мантилье. Росано вытащил горсть монет, отсчитал четыре песо, показал костлявым длинным пальцем на банки и коробки:
– Четверть этого, четверть того, половину из той зеленой баночки. Как обычно, смешать и слегка растереть. Еще…
Он сделал жест, непонятный Серову, но, очевидно, знакомый хозяевам. Старик тут же принялся отсыпать и смешивать какие-то травы и порошки, а синьора молча шагнула к шкафчику, извлекла из него пару бокалов и наполнила до краев темно-коричневым напитком.
– Капитан не велел, сэр, – произнес Серов.
– В задницу капитана! – ответил хирург.
– Пахнуть будет.
– Это приятные ароматы, мой юный друг. Благородные!
– Но мадам де Кюсси…
– Она поймет, что к ней явились два настоящих джентльмена.
– Per favore, bambino [39] , – сказала синьора в мантилье, и Серов выпил. Потом поднял брови, прищелкнул языком и с удивлением произнес:
– Херес, разрази меня гром! Настоящий херес!
– Сразу видно человека, получившего хорошее воспитание, – заметил Джулио Росано, принимая от старика склянку со снадобьем. – Похоже, твой батюшка в самом деле маркиз, а? Научил тебя считать, писать и разбираться в винах. Правда, фехтуешь ты отвратительно.
– Это еще почему? – обиделся Серов.
– Потому что французская школа ничто в сравнении с итальянской. Когда я был молод и обучался в Падуе… A, quieta non movere! [40] Впрочем, ты почтителен к старшим, не замечаешь их маленьких слабостей, и я, так и быть, дам тебе несколько уроков. А сейчас бери borsa [41] с лекарствами и следуй за мной!
Они вышли из заведения Пьетро и направились вверх по улице мимо груженных корзинами мулов и ослов, которых гнали на рынок, мимо компании грязных лохматых верзил с мушкетами (не иначе, как буканьеров), мимо разносчиков воды, портовых девок, мелких торговцев, мальчишек, нищих, солдат и калек. Джулио Росано, приободрившись хересом, сразу повеселел и двигался энергичным шагом, расталкивая мальчишек и нищих, но благоразумно огибая шлюх, буканьеров и солдат. Серов старался не отставать, но интереса к местной экзотике уже не испытывал никакого. Мысли его витали в иных пределах, весьма далеких от Тортуги и прочих вест-индских островов.
Москва уже полтысячи лет стоит, думал он, а скоро Петербург заложат, совсем уже скоро, года через два. Поспеть бы к этому сроку! Само собой, отсюда в Европу выбраться не просто, а до России потом доехать или доплыть еще, наверно, труднее. Война со шведом уже началась, а это значит, что Балтика на три замка закрыта. Если южным путем добираться, по Средиземному морю, на турок наткнешься, а если по сухой земле, то переть и переть через Францию, немецкие земли и Польшу… Тоже радости мало! Деньги большие нужны, но и при деньгах такую дорогу в одиночку не осилишь, так что лучше не торопиться. Ну, не успеет он увидеть, как первый камень Питера кладут, но к Полтавской битве точно возвратится! Не будучи искушен в истории, он не знал, что происходит сейчас в королевствах французском, британском и испанском, кто там правит и кто кого режет, но твердо помнил, что для России наступили великие времена. Петровская эпоха!
Странное чувство вдруг охватило Серова – мнилось, что непременно должен он быть в Полтавском сражении и в битве при Гангуте, чтобы оказать Петру Алексеичу поддержку. Какую, он пока не представлял – то ли вооруженной рукой, то ли разумным советом, то ли просто намекнуть, что потомки оценят и прославят грандиозность свершенного. Во всяком случае, если уж попал он в это время и в нем останется, то жизнь следует с толком прожить, не морским разбойником, а сподвижником великих дел. Тем более что они с царем Петром…