«Босс» криво ухмыльнулся:
— Скорей уж утоплена… Костя, у тебя есть хоть одно дело, где идет речь об аквариумах?
— Нет, Ефим Борисович, — почтительно заверил Рыков.
— Ну и я о них не слышал, — пожал плечами Озеров и пошел к двери.
— Стойте! — закричала Лариса. — Хорошо, я все расскажу. Но вы потом точно оставите в покое Мишу и меня?
Озеров вернулся к столу и сел.
— Начинайте.
Меня опять бросило в жар. Я впилась глазами в монитор и превратилась в слух.
После того как Вениамин Константинович выставил вон жену, обманывавшую его не один год, для Ларисы и Миши наступили черные дни. Малкина, не приученная работать и не умеющая считать деньги, была вынуждена наняться на работу и жестко контролировать семейный бюджет. Она лишилась возможности ездить на шопинг в Европу, посещать лучшие курорты мира и чувствовала себя нищей. Но хуже всего ей становилось от осознания того, что Миша не может вести привычный образ жизни. Парень ушел из достойного вуза в помоечный институт, лишился дорогой машины и летом задыхался в грязной, душной Москве, а не жил в доме Вениамина в Испании или на роскошной вилле на Мальдивах.
Лариса пыталась порадовать сына, но что она могла купить на зарплату управляющей, какие‑то жалкие четыреста тысяч? Прежде‑то отдавала такие деньги за платье или сумку, отправляла покупку домой и спокойно продолжала поход по бутикам. И Малкина, от всей души жалевшая Мишу, залезла в долги…
Вот она, слепая, глупая материнская любовь. Даже сейчас, когда всем понятно, что Михаил отъявленный мерзавец, Лариса пытается представить сыночка в наилучшем свете. Но Хамид рассказал мне, как Михаил постоянно клянчил у матери деньги, а когда сообразил — кошелек у нее теперь не тот, что раньше, стал брать кредиты, расплачиваться за которые сам не собирался.
Малкина тем временем продолжала рассказ.
…Размер зарплаты не увеличивался, а долги росли, словно снежный ком. Как вылезти из западни, Лариса не знала, у нее начались бессонница, мигрень, к глазам постоянно подкатывали слезы, от любого, пусть даже справедливого, замечания Нины Феликсовны начиналась паника. В душе Ларисы укоренился страх — вдруг Зуева выгонит ее с работы, как тогда жить?
Однажды Малкина не выдержала, разрыдалась на глазах у одной знакомой, а та порекомендовала ей обратиться к психотерапевту.
— Не для меня такое удовольствие, — отмахнулась управляющая. — Визиты к этим специалистам дорого стоят.
— Марина, к которой я тебя отправляю, прекрасный, добросердечный человек, — заверила дама. — Знаю ее не один год, она никогда не обдирает клиентов и ведет бесплатные группы. Хочешь, я поговорю с ней, и ты попадешь в такой коллектив?
— Выворачивать прилюдно душу? Нет уж, увольте, — отвергла предложение Лариса.
— Все‑таки съезди, посмотри, как происходит общение в группе. Вдруг понравится? Насильно тебя никто не заставит откровенничать. Если почувствуешь дискомфорт, сразу уйдешь и более там не появишься, — уговаривала ее приятельница.
Лариса послушалась совета и неожиданно поняла, что во время занятия ей стало легче. Малкина стала посещать психотерапевта, душевное состояние ее улучшилось.
Однажды после занятий на нее напала страшная сонливость. Еле‑еле она добрела до ванной, чтобы умыться холодной водой. Думала, нехитрая процедура вернет ей бодрость, но стало только хуже, из ванной она выползла с трудом. Понимая, что домой ей никак не доехать, Малкина решила попросить помощи у Марины. Вошла в кабинет психотерапевта и увидела, что той на месте нет.
Квартира, где врач занималась с бесплатной группой, явно была не жилая, арендованная для работы. Лариса, цепляясь за стены, обошла все комнаты, кухню и никого не обнаружила. Очевидно, душевед не заметила занятого санузла и ушла, полагая, что вся группа разбрелась по домам.
Замок на двери был из тех, что защелкиваются сами, и Малкина могла спокойно открыть его и уйти, захлопнув за собой створку. Но ее просто валил с ног сон. Лариса добралась до самой маленькой комнаты, где стоял диван и никогда не бывали пациенты, упала на него и погрузилась в сон.
Разбудили ее громкие голоса. В первое мгновение Ларисе показалось, что она дома, а кто‑то стоит над ней и говорит, говорит, говорит… Но уже через секунду она окончательно проснулась, хотела встать, пойти к Марине, извиниться за то, что без спроса прилегла, но ноги не слушались, ее охватила слабость. А голоса за стеной все звучали. Лариса невольно прислушалась к ним и замерла — Марина и какая‑то девушка весьма откровенно обсуждали невероятные вещи. Психотерапевт, совершенно уверенная, что посторонних здесь нет, проводила индивидуальный сеанс терапии, а посетительница, не сомневавшаяся, что ее откровения слышит только врач, изливала душу.
Так о чем секретничали Марина и пациентка?
Девушка, которую душевед называла Аней, жаловалась на затрудненность дыхания, на то, что ей в последнее время неожиданно сделалось резко хуже, приступы удушья повторяются чаще и чаще, сопровождаются тошнотой, ознобом.
— Большой трагедии в этом нет, — проворковала Марина, выслушав бедняжку. — У тебя уже бывали рецидивы, и мы с ними успешно боролись. Ну‑ка, скажи, что лучше всего тебе помогает?
— Сеанс глубоких воспоминаний, — ответила Аня.
— Начнем, — обрадовалась психотерапевт. — Смотри сюда внимательно. Ты чувствуешь тяжесть в руках, пальцы делаются горячими, мягкими…
Лариса, тоже слушавшая врача, чуть снова не уснула, но поборола сонливость.
— Рассказывай, — вдруг велела Марина.
— Мне четырнадцать лет, на дворе июль, я за городом. Еду на мотоцикле, — уже другим голосом завела Аня. — Папа только что подарил мне его на день рождения, потому что я так просила скутер, что у меня случился очередной приступ. Мне было очень плохо, припадки происходили по семь‑восемь раз в день, кололи много лекарств, от них болел желудок, тошнило постоянно, я не могла есть, спать… Еду, и вдруг на дорогу выскакивает мальчик. О‑о‑о‑о! Я его сбиваю! Он умер! Бегу домой, дача в двух шагах. Я дышу, мне хорошо, ничего не болит. Я здорова‑а‑а! Я не больна‑а‑а! Вот оно, счастье!
Лариса боялась пошевелиться и слушала, затаив дыхание.
Случайно сбив подростка, Аня кинулась к отцу, а тот спрятал труп. Паренек, убитый девочкой, происходил из неблагополучной семьи, в свои тринадцать лет прикладывался к бутылке, занимался воровством. Исчезновения паренька сразу не заметили, его вечно пьяная мать не побежала в полицию, учителя тоже не забеспокоились — лето, каникулы. Осенью подростка тоже искать не стали — взрослые решили, что хулиган подался в бега, и быстро забыли про него.
А вот Аня после того случая спонтанно выздоровела. У нее, с раннего детства мучившейся странной болезнью (какой именно, врачи так и не установили), прекратились приступы удушья, перестала подскакивать температура и исчезла тошнота. Девочка поправилась, округлилась, повеселела и ощутила неведомое ранее счастье. Было ли ей жаль того мальчика? Ну, немного да, но ведь он сам виноват — напился и выскочил прямо под колеса ее мотоцикла. Не очень сильные муки совести были утоплены в океане радости от неожиданного избавления от болезни. Тем, кто не страдал так, как Аня, не терпел с малолетства бесконечные походы по врачам, уколы, процедуры, не жил в вечных ограничениях, не соблюдал жесткую диету — не понять ее. Она впервые попробовала мороженое — спустя полгода после того, как приступы удушья ее покинули. Папа все не мог поверить в чудесное выздоровление и по‑прежнему ограничивал дочь в еде.