Нет лучшего на свете приключения,
Чем пережить больному курс лечения.
Из фольклора медиков Галактического Корпуса
Рви сопло или не рви —
Лишь пистоны от любви.
Триконка Кирилла Кентаринова
Смех родился, как утро на Луне – в одной точке, – и побежал расходящимися волнами по всему столовняку, откровенный, радостный и звучный. Смеющиеся не сдерживались. Тут же над столами прокатилась еще одна волна – одинаковых движений. Еще не закончившие обед курсанты, оторвавшись от тарелок, поворачивали стриженые репы в сторону умывалки, но за спинами сгрудившихся у дверей товарищей, разумеется, ничего не было видно. А хохот разрастался, будто снежная лавина.
– Над чем они гогочут? – вскинулась Ксанка, откладывая вилку.
– Я не в теме, – с привычной готовностью ответил Артем.
С некоторых пор любой Ксанкин вопрос сделался для него приказом к немедленному изложению ответа. Даже если ответа не было…
Кирилл же, подбирая корочкой хлеба остатки гуляшной подливки, лишь плечами пожал.
«Эти вкусные мясные кусочки в соусе…» – вспомнил он слоган модного в последнюю декаду рекламного клипа и хмыкнул. Почти про курсантов ГК…
– Я слетаю, посмотрю? – спросил Артем, по-прежнему глядя на Ксанку.
– На активный выхлоп, Спирюшка, – сказала та, снова берясь за вилку. – Народ ведь мимо мишеней ржать не станет.
Артем вскочил и кинулся к умывалке.
Кирилл посмотрел ему вслед и подумал, что Спиря без одобрения Ксанки шагу не ступит. Надо полагать, втюрился в метелку по самые локаторы!..
– Ты сегодня опять какой-то душный, Кир, – сказала Ксанка, поворачиваясь.
– Душный не бездушный. – Кирилл вновь пожал плечами. – Война – муйня, главное маневры.
– Его дерьмочество достало? – тон Ксанки сделался участливым.
Его дерьмочество и в самом деле достало. Вчера вечером перед отбоем опять к себе вызывало. Воспитывало. «Боец ГК, курсант, должен быть добрым по отношению к товарищам, а вы как крыса корабельная…»
И где это капрал на кораблях крыс видел? Их, говорят, давно на жрачку пустили, в котлы ГК…
Да уж, достало Его дерьмочество!.. Но не хватало еще Кириллу метёлкиной жалости!..
– Все в зените, Ксана, не срывай сопло! – Он постарался, чтобы в голос не пробилась охватившая душу злоба. – Я башни не теряю.
Ксанка кивнула, будто соглашалась неведомо с чем. Разве лишь с самой собой. Потому что все Кирилловы намеки всегда пролетали мимо ее ушей.
Вот и сейчас – наколола на вилку кусок мяса и трескает как ни в чем ни бывало.
Вернулся Артем:
– Там наш неведомый Пушкин свою очередную «гмыровиршу» вывесил.
Кирилл повернул голову в его сторону:
– Ну и как?
– Задом об косяк! – Артем кусал губы, изо всех сил пытаясь не рассмеяться. – Естественно, про Дога и по-прежнему в точку. Короче, сами прочтете!
Доедали завтрак под продолжавшийся смех народа.
Кирилл не отрывал глаз от тарелки, но чувствовал, что Ксанка то и дело принимается изучать его физиономию, и хмурился.
Ну что ей, в конце концов, от него надо? Хоть бы поесть спокойно дала, метла безбашенная!.. Верно говорит прапор Оженков – если баба стреляет в тебя из парализатора, это одно, а если глазками, это совсем другое… Ей надо. И всему миру известно – что!
Наконец было покончено со знаменитой последней частью кулинарного «галактического корпуса» – компотом, – и троица, отставив стаканы и сыто отдуваясь, поднялась из-за стола.
– Ну что, заценим? – Ксанка опять пялилась на Кирилла.
Тот снова пожал плечами, но двинулся к умывалке. Честно говоря, он бы хоть к дьяволу отправился, лишь бы метелка не смотрела на него вот так, с недоверчивым ожиданием. Будто он ей чем-то обязан или что-то обещал…
Артем пошел следом за ними, он хоть и увидел уже эту виршу, но ему очень хотелось понаблюдать за реакцией друзей. Особенно, разумеется, – за реакцией Ксанки…
Столпотворение иссиня-черных мундиров перед умывалкой закончилось, и троица вошла внутрь без толкотни.
Триконка висела так, что ее многочисленные отражения в зеркалах создавали бесконечную цепочку переливающихся четырехстрочий:
Ротный Гмырюшка-капрал
Вот что отчебучил!..
Когда ванну принимал,
Телочку отдрючил.
Последняя строчка звучала для постороннего уха очень странно. Такие выражения любил Артем – он вообще увлекался старинными русскими словечками, время от времени пытаясь перевести их на инлин и теряя при переводе всю смысловую прелесть, – но Артему ни в жизнь не создать такой триконки. Впрочем, подобное выражение мог использовать всякий, кто был знаком с Артемом Спиридоновым и русским языком, а таких в «Ледовом раю» – пруд пруди, как опять же говаривал Артем…
– И кого же это он, интересно, отдрючил? – тут же спросила Ксанка.
– А ты разве не в теме?! – удивился Артем. – Да Сандру же Каблукову!
Ксанка смерила его взглядом и фыркнула:
– Неужели, Артюшенька, она тебе сама об этом трепанула?
– Нет, конечно… Но ведь все в теме, Заича! Весь взвод…
– Рота, смир-р-рна-а!!! – раздался сзади громовой бас.
– Ну вот, здрас-с-сьте, вы не ждамши, а мы притопамши… – тихо пробормотала Ксанка.
В столовую собственной персоной ввалился господин ротный капрал Гмыря, он же Димитриадий Олегович, он же Дог, он же Его дерьмочество… Ростом под два с половиной метра; как в старину говорили – косая сажень промежду плеч; бритый череп похож на гигантскую коленку, а иссиня-черный китель сидит на нем как влитой…
Курсанты мгновенно застыли по стойке «смирно» – каблуки армейских ботинок вместе, носки врозь, лапьё по швам, грудь колесом.
Гмыря уже знал о происшествии, поскольку проследовал прямым курсом в умывалку, медленно ознакомился с мерцающей триконкой, недовольно хрюкнул, будто кабан перед кучей подгнивших желудей.
– И чьих же это ручонок дело, дамы и господа?
Гмыря всегда называл курсантское лапьё ручонками.
Дамы и господа скромно помалкивали, поедая глазами пространство перед собой. Заметь Дог, что кто-то хотя бы скосил глаза в его сторону, наряда не миновать!
– Так чье же, матерь вашу за локоток!
Молчание продолжалось.
Когда оно сделалось совсем тягостным, Гмыря достал из нагрудного кармана кителя магнитную стиралку.