Карнаух, похоже, оказался прав, и здешние земли были зачищены проклятием. Во всяком случае, ближе десяти верст от святилища не росло ни дерева, ни кустика. А может, и трава не росла – поди под снегом разбери. Правда, местами из склонов выпирали скальные зубья, отбрасывая длинные тени. По ним, невесомо перемещаясь из низин на обратные к солнцу склоны, а потом вверх за камни, ведун добрался почти до вершины, затаился за раздвоенным камнем всего в полуверсте от своей цели.
Отсюда, с высоты птичьего полета, открывался чудесный вид во все стороны света и на многие десятки верст. Земля огромными пологими волнами лежала под ногами, укутанная в белое одеяло снегов, опушенная белесыми морозными туманами, сверкающая радужными переливами под солнечными лучами. Местами, словно вздыбив шерсть от холода, она ощетинилась лесами. Местами раскинулась ровной чистой постелью. Кое-где вверх уходили столбы дыма и пара, как бы подпирая небеса и не давая им рухнуть.
Святилище возвышалось на самой вершине великим памятником человеческой мудрости, но выглядело, надо сказать, печально. Если вспомнить, что боги выбрали для него место на юге Уральского хребта, то получалось, что хранилище величайшей мудрости стояло аккурат в самом сердце континента, в центре Земли. Грустная ирония: все знания человечества собраны в центре Земли… на проклятой Лысой горе, средь безжизненной пустыни, вдали от людей, от деревень и городов, на самом отшибе…
Наверное, когда-то очень давно, в незапамятные времена, «Голубиную книгу» переносили сюда совсем с другими планами и надеждами. Увы, все знания человечества, собранные в центре мироздания, превратили центр мироздания в позабытую человечеством пустошь.
Грустно и смешно…
Олег выглянул из-за камня.
Рубленый храм с пятью луковками возвышался на вершине в гордом одиночестве. Семеро великанов сидели кружком немного в стороне, пониже, играя во что-то, похожее на «кости»: бросали, стучали, перебрасывали. Солнце медленно ползло по небосводу – а вместе с ним ползла и отброшенная луковками тень. Середину оставалось только ждать, пока она доберется до любого из северных отрогов.
Великаны зашумели, закачались, стали бить друг друга ладонями по плечам. Один из них шумно выдохнул, выпрямился, подобрал с земли ободранную от ветвей сосну, побрел по плоскогорью, помахивая своим немудреным оружием.
Ходячий десятиэтажный дом, покрытый густой рыжей шерстью, узколобый, с выпученными глазами, приплюснутым «боксерским» носом и широкой нижней челюстью, словно вбитой глубоко в череп, отчего верхние зубы великана выпирали вперед. Двигался он не спеша – но все равно земля содрогалась от каждого шага, а наст вздыбливался и растрескивался далеко в стороны, словно от взрывной волны.
Но самое главное – тень от этого невероятного монстра падала на полверсты в сторону, и когда он поравнялся с камнем, Олег тут же перебежал в нее, прокатился вместе с великаном вдоль плоскогорья, и когда тень коснулась храма – перепрыгнул к нему. Могучий страж, завершив обход, вернулся к товарищам, а ведун пробрался вдоль стены ближе к крыльцу, ведущему в святилище, взглянул из-за угла.
На ступенях собралась компания людей, от которых буквально раскатывались волны силы и тепла. Раньше Олег такого никогда не ощущал – ты смотришь на человека, а в лицо веет, словно ветром, могуществом и силой. Даже Ворон, уж на что сильный колдун – и то такого чувства не вызывал. Рядом с учителем возникало что-то вроде ауры почтения и уважения. Здесь же – прямо хоть локтями на веющую от незнакомцев мощь опирайся.
Еще один человек, в песцовой шапке и белом меховом плаще на плечах, стоял в десятке шагов от ступеней и легонько взмахивал ладонями, словно играл в бадминтон невидимым воланом. После каждого взмаха от рук его расходилась белесая волна, скатывалась вниз по склону, рассыпалась в извилистую полосу поземки, несущую над снежным настом колючую ледяную крупку.
– Тут десять верст снега, холода и ветра, – сказал он, взмахнув ладонями еще раз. – Никаких укрытий, никакой еды, никакого топлива для огня. Никому из смертных не одолеть такого пути.
– Ты клялся, что смертному не выжить в урагане, Стрибог! – заметил с крыльца опоясанный мечом чубатый и круглолицый рыжий паренек в красном кафтане, сбежал со ступеней. На несколько шагов вокруг него мгновенно стаял снег, а лужицы начали стремительно испаряться. – А ведун, оказывается, не просто жив, но и совсем рядом!
Трава на земле около святилища и вправду не росла. Только серый ломкий мох.
– Полагаю, ему кто-то помог, – сказал сидевший на крыльце кряжистый и широкоплечий чернобородый воин с голубыми глазами. На голове у воина была каракулевая пилотка, на плечах лежал замшевый налатник, отороченный соболем у ворота и горностаем по подолу. Пояс воин снял и удерживал широкий длинный меч, спрятанный в ножны, между коленями. Ладони лежали на оголовье рукояти – каждая размером с лопату.
Любой смертный, хоть раз видевший в славянских святилищах низкие, обитые медью идолы громовержца, мгновенно узнал бы в этом густобровом богатыре Перуна, повелителя гроз.
– Может статься, отец, его оберегает ледяная Мара? – предположила девушка, сидящая за его спиной.
Золоченые доспехи, кольчужная юбка поверх свободного подола из тонкого и мягкого белого сукна, островерхий шлем с небольшими крылышками, вырезанными из тонкой жести, на штырях для крепления личины. Из-под шлема высыпались на плечи густые русые кудри. Не иначе это была Магура, буйная и воинственная дочь громовержца, известная своей страстью воровать из папиного колчана громовые стрелы. Это именно пущенные ею стрелы были «громом среди ясного неба», а также странными молниями, бьющими то поперек небес, то пульсирующими, а то просто оброненными и бессмысленно катающимися там, куда упадут, пока не сгорят.
– Нет, не оберегает, – оглянулся паренек. – Мара сказала, смертный ей безразличен. Она больше никогда и близко к нему не подойдет. Разве только поцеловать… – паренек скривился в усмешке. – А поцелуя Мары я не пожелаю даже могучему Велесу.
– Пусть Мара обошла его, и он не умер, – опустил руки Стрибог. – Но ураган все равно должен был его покалечить, замуровать в снег и лед, похоронить среди снегов. Если он ходит, значит, кто-то его исцелил.
– Он умелый колдун и ловкий воин, – сказал Перун. – Коли выжил, мог и сам выбраться.
– Но он все равно смертный! – Стрибог снова взмахнул ладонями, и вниз с воем покатился плотный снежный порыв ветра. – Через ледяную пургу смертному не пройти.
– И что в этом хорошего? – спросила его Магура. – Нам теперь что, сидеть тут и ждать? А если он до весны до «Голубиной книги» не доберется? Тогда что, до оттепели тут сидеть? Нужно найти его и прихлопнуть! Где смертного видели в последний раз?
– В деревне стражей святилища, – ответил паренек. – Он призвал отца, дабы утвердить клятву, данную воинами лесным охотникам. Когда смертные произносят имя бога, мы его слышим. Вот и отец услышал и узнал смертного. Он где-то здесь, совсем рядом.