Проводник Арза упер палец в грудь Ирассы.
– Твой - длинный язык, да короткий ум! Твой не знать, что в болото поселиться дух Камлу, дух-ягуар, с такой пасть, что твой стать мокрый, как увидеть! Камлу делать "ам!", и твой не остаться ни ребер, ни волосатый хвост на губе!
Ирасса с оскорбленным видом огладил свои усы и пробормотал:
– Сон пьяной свиньи твой Камлу! Нет никакого Камлу, есть великие боги Кино Раа и Куул, взрастивший Священный Дуб!
– Твой увидеть, - коротко ответствовал Арза и повернулся к Дженнаку. - Что велеть светлый господин? Поворачивать назад? Идти дальше?
– Дальше, - приказал Дженнак и, подозвав к себе таркола, командовавшего отрядом, распорядился вести людей Строем Змеи.
Они снова углубились в лес. Тропинка была неширокой, но воины шагали, как было велено, по-двое в ряд, прикрываясь щитами с обеих сторон. Тот, кто нес шит на левой руке, изготовился стрелять, а державшие щит в правой могли биться копьем либо мечом; их строй, скользивший сейчас между деревьев гигантской анакондой, мог за время пяти вздохов свернуться кольцом, ощетиниться стальными остриями, ударить подобно брошенной в полет стреле. Дженнак, однако, надеялся, что кровавых стычек не будет - по крайней мере, до болота. Временами перед ним мгновенной вспышкой мелькали картины близкого будущего, но он не видел ни трупов, ни сошедшихся в схватке бойцов; только зыбкий лесной полумрак, широкие спины шагавших впереди Уртшиги и Хрирда, телохранителей-сеннамитов, реющие над солдатскими шлемами перья да блеск копейных наконечников в редком солнечном луче.
Постепенно мысли его обратились к Бритайе и к людям, на коих оставил он свой удел. То были опытные мужи и чиновники, хранители законов, вожди полутысяч и флотские тидамы, а самым лучшим из них являлся Аттаха, последний из сыновей старого Кайатты, сахема сесинаба. Его Дженнак произвел в накомы, обязав держать совет с купцами и жрецами, дабы мудрость служителей кинара и трезвый разум людей торгового сословия умеряли воинственность полководца. В лондахском храме, еще не получившем названия, было всего трое ах-кинов из Принявших Обет и полтора десятка Странствующих - белая полоска на алом шилаке в сравнении с многотысячным воинством; но само это воинство уступало в двадцать или в тридцать раз земледельцам, ремесленникам и купцам, вывозившим в Серанну лошадей, коз и овец, шерстяные бритские ткани, дорогой металл и плоды, невиданные по другую сторону Бескрайних Вод. Все, к чему они прикасались, оборачивалось деньгами, превращалось в полновесные чейни Коатля и Одиссара и золотые арсоланские диски. На эти деньги поднимались города и крепости, строились корабли, снаряжались армии; брошенные в ниву предприимчивости, монеты всходили золотым маисом богатства.
Размышляя над этим, Дженнак все чаще вспоминал слова О'Каймора, пирата и морехода, разбойника и купца, имевшего смутное понятие о сетанне, но способного услыхать звон монет на расстоянии соколиного полета. Ты, милостивый господин, проживешь долгую жизнь, - говорил О'Каймор, - и ты увидишь, как серебро и золото завоюют весь мир. Деньги, светлый мой вождь, сильнее оружия и всех Святых Книг кинара, и придет день, когда ни один властитель в Эйпонне в том не усомнится. Ты доживешь, увидишь… Ибо ты - избранник богов!
Но если деньги столь могущественны, если могут они перевернуть весь мир, то надо было готовиться к новым потерям, к утратам, связанным не с близкими людьми, но с самой жизнью. До сих пор человек обретал власть по праву рождения и высокой своей сетанны, по своему достоинству и чести, по своей силе и своим талантам. Но если сила - это богатство, то к чему достоинство и честь, благородство крови и божественный дар мудрости? Тот, у кого больше золота, построит больше кораблей, отольет больше стволов для метания ядер, купит больше рабов-наемников в Земле Дракона или в иных землях, коим нет числа в Эйпонне и Риканне, купит все и всех, и победит! Одолеет даже избранника богов, ибо власть денег пересилит власть над временем… И если так случится, не станет ли светлая кровь товаром, который начнут продавать вместе с кувшинами вина и бочками пива? Не растворится ли божий дар среди земных сокровищ - тех, что не стоят ни вздоха, ни лишнего дня жизни?
Как сказал О'Каймор, доживешь, увидишь… Увидишь! Воистину, путь кинну - дорога утрат!
Стонущие крики, названные Арзой воплями попугая, продолжали преследовать отряд, пока воины пробирались в чаще, среди гигантских древесных стволов, оплетенных лианами. С ветвей, простиравшихся высоко над головой Дженнака, тоже свешивались бурые и зеленые канаты толщиной в руку; они висели неподвижно, но временами вверху проносилась стая крупных собакоголовых обезьян или неторопливо скользил питон в расписной чешуе, и тогда лианы начинали дергаться и колебаться, будто отплясывая медленный танец чиа-каш, какой исполняется в Дни Предзнаменований, в момент прощания с минувшим годом.
Дженнак, задирая голову, пытался разглядеть сквозь прорезь шлема источники протяжных воплей, однако видел лишь плотную листву, темно-изумрудную и глянцевитую у железных деревьев, светлую, с розовым отливом - у красных, и всех оттенков зелени - у остальных, напоминавших знакомые магнолию, орех или дуб, акацию или фейхоа, и, в то же время, в чем-то отличных от них. Воистину, джунгли являлись царством Тайонела, где собраны были такие чудеса, каких не видели в Верхней Эйпонне и даже по ту сторону Бескрайних Вод! Правда, кейтабцы из Лизира утверждали, что в Жаркой Риканне, за степями и пустынями чернокожих, растет такой же непроходимый лес, где не видно солнца, и в душном воздухе купаются деревья ста пород… И, по их словам, в тех краях тоже была река, мутная и огромная, струившая воды свои к океану…
Дженнак покосился на Ирассу, шагавшего рядом с копьем в левой руке и щитом, свисавшим с правого плеча. В серых глазах юноши сверкало любопытство, и Дженнаку невольно вспомнился Амад, столь же любопытный и жадный до чудесных зрелищ. Бихара просил взять его с собой, но в том ему было отказано, так как джунгли неподходящее место для человека пустынь; и вряд ли у местных дикарей-людоедов Амад сумел бы научиться новым песням или послушать занимательные сказания. Скорее всего, получил бы ядовитую колючку в лоб, завершив на том свои странствия! Такого исхода Дженнак допустить не мог - ведь спутник его пока что не видел истинных чудес Эйпонны, храма Вещих Камней в Цолане, моста над проливом близ Лимучати и золотых шпилей над дворцами Инкалы!
Ирасса, не замедляя шагов, коснулся руки Дженнака.
– Скажи, мой лорд, как будешь ты толковать с дикарями? Тебе знакома их речь?
– Нет, парень. Но есть язык киншу, понятный всем. Слышал о таком?
Ирасса покивал головой в тяжелом шлеме.
– Конечно. Отец даже пытался меня научить и драл перевязью от меча, когда я садился в позу молитвы вместо позы внимания. И крепкая же у него была перевязь! Как вспомню, до сих пор задница свербит!
Невольно усмехнувшись, Дженнак сказал:
– Позы это начало языка; главное - жесты. Не все их знают, зато понятны они всем, даже человеку, который впервые встретился с мастером киншу.