Забавно, размышляла Мария, отправляясь на станцию «Чистые пруды», впервые в жизни она слышала, что люди сразу представляются по имени, отчеству и фамилии. Забавной оказалась и сама Ольга Сергеевна Вознесенская. Старушка походила на усохшую со временем старорежимную гимназистку. Длинная серая юбка, белая строгая блуза с брошью на воротнике, очки, вокруг головы – две толстые косицы, щедро напудренная физиономия с «синтетическим» румянцем, тонкая алая нитка губ, в ушах увесистые антикварные серьги. Ее выцветшие прозрачно-серые глаза смотрели оценивающе и недобро, задержавшись на лице Маруси, скользнув по фигуре и остановившись на ее растоптанных ботинках, испачканных осенней грязищей. Ольга Сергеевна слегка нахмурила тонкие подведенные брови, но обувь снять не попросила, напротив: остановила Машин порыв стянуть эти жуткие боты и повела ее в глубь своих владений.
Квартира оказалась фантастически огромной и дорого обставленной: антикварная мебель, картины, фарфор, хрусталь – Марусе показалось, что она попала в музей.
Комната, которую Ольга Сергеевна собиралась сдать, была просторной и светлой: обои и гардины в теплых золотистых тонах, кремовый ковер на полу, кровать, покрытая пушистым пледом, кресло с причудливыми ножками и спинкой, большой дубовый письменный стол с выдвижными ящиками, миниатюрное трюмо с зеркалом, пуф, стул с высокой спинкой, книжные полки, платяной шкаф, компьютер, маленький телевизор, музыкальный центр – это была не комната, а рай на земле!
Маруся еще раз уточнила условия, решив, что произошло недоразумение и старушка неправильно ее поняла, когда она назвала ей по телефону сумму оплаты за жилье. Ольга Сергеевна сухо заявила: если Машу все устраивает, то она ждет ее завтра, с вещами. На следующий день Мария въехала на новую жилплощадь, и все было бы чудесно, если бы не вредный характер Ольги Сергеевны. В первый же день проживания в квартире за чашкою чая с абрикосовым вареньем, на который Ольга Сергеевна пригласила Машу, Вознесенская ухитрилась сделать ей столько замечаний, сколько мама родная за всю жизнь не делала: «Неправильно держишь спину, чашку, вилку, ложку; локти нельзя ставить на стол; громко топать неприлично, грызть ногти недопустимо; носить джинсы – вульгарно; к столу следует выходить с причесанными волосами; юной девушке непозволительно так громко отхлебывать чай...»
Вечернее чаепитие стало традиционным, на этом настояла Ольга Сергеевна. За три недели Маша научилась держать спину прямо, не ставить локти на стол и прочим премудростям этикета. Ей даже стали нравиться эти посиделки, во время которых Вознесенская расспрашивала девушку о ее жизни и рассказывала о себе. Оказалось, что она – потомок известной аристократической фамилии, в прошлом знаменитая балерина, вдова оперного певца. Теперь Маше стало ясно происхождение шикарной четырехкомнатной квартиры в тихом центре, обилия антиквариата и произведений искусства.
Не успела она обжиться, как Ольга Сергеевна почувствовала себя хуже и слегла. В больницу ехать старуха наотрез отказалась, договорилась с медсестрой, ходившей к ней делать уколы, массажи и некоторые гигиенические процедуры. Ольга Сергеевна ей приплачивала, а остальные заботы о пожилой женщине, о доме, продуктах, лекарствах и прочих бытовых мелочах легли на плечи Маруси. Она сама не поняла, как стала бесплатной сиделкой и нянькой, но хуже было другое – и без того вредный характер Ольги Сергеевны из-за плохого самочувствия с каждым днем портился все больше, и выносить старуху стало просто невозможно. Она цеплялась к Марусе по поводу и без повода, постоянно была всем недовольна, ворчала, высказывала претензии, вечно чего-то требовала… Ее скрипучий голос будил Марию даже по ночам, чаще всего – из-за какой-то ерунды. Готовить Ольга Сергеевна сама не могла, пришлось Маше стать и кухаркой, научиться диетическим премудростям. За больным человеком ухаживать тяжело. Маша уставала, не высыпалась, не успевала как следует подготовиться к лекциям, завалила зачет по коммерческому праву. Она словно попала в заколдованный круг, жизнь стала невыносимой, но Маруся не могла бросить одинокую старуху на произвол судьбы.
Как-то вскользь Ольга Сергеевна упомянула, что сын ее погиб. Одна комната в квартире была всегда заперта, и входить туда Вознесенская строго-настрого запрещала. Наверное, это комната сына, решила Маша. Были ли у старухи другие родственники, Мария не знала. Как-то спросила, но напоролась на резкий ответ – не лезь не в свои дела, и больше не интересовалась. Хотя родственников хотелось разыскать и сдать вздорную старушку с рук на руки: не век же ей прислуживать чужому человеку! Ольга Сергеевна с нее плату за комнату больше не брала. Деньги ее с самого начала не слишком интересовали, жилье она сдала скорее всего для того, чтобы не куковать в своей огромной квартире в одиночестве. Но Маруся так уставала, что это ее не радовало: теперь уже общага казалась ей раем.
Пару раз Ольга Сергеевна беседовала по телефону с каким-то Аркадием. Маша невежливо подслушивала под дверью, но Вознесенская говорила так тихо, что она мало что из их разговора поняла. Ольга Сергеевна твердила о каком-то пасьянсе, который она собирается разложить в новогоднюю ночь. Собеседник, кажется, возражал, потому что Вознесенская раздраженно уверяла, что она все предусмотрела и опасаться совершенно нечего.
В телефоне сохранился номер. Маруся как-то решилась и набрала его. Каково же было ее удивление, когда милый женский голос сообщил, что она позвонила в детективное агентство Аркадия Мамонтова! Аркадия она звать к телефону передумала и положила трубку. Выходит, Ольга Сергеевна за какой-то надобностью обратилась к частному детективу. При чем же здесь пасьянс?
В лифт с елкой она не влезла, пришлось подниматься по лестнице на третий этаж. Спина под синтетической шубкой вспотела. Зря она свитер мохеровый надела на водолазку, на улице тепло, снег валит стеной, растут сугробы, малышня с увлечением лепит крепости и снеговиков – настоящая новогодняя погода. Да, свитер она надела зря. Во всем Ольга Сергеевна виновата! Перед тем как Маша вышла из дома, она прочитала девушке лекцию о том, что молодая дама, желая иметь детей, должна тепло одеваться.
Маша привалила елку к двери, варежкой смахнула снег с плеч, стряхнула шапку, обрызгав подтаявшими снежинками пол и стены, потопала ногами, постучала ботинком о ботинок и с некоторым волнением отперла дверь. Слушать ворчание Вознесенской у нее в данную минуту не было никакого желания.
Ольга Сергеевна ждала ее в гостиной, выползла из своей комнаты ради такого случая. Придирчиво оценив покупку, она, к счастью, осталась довольна, объяснила, где лежат елочные игрушки, и велела елку нарядить.
Маруся достала две большие коробки с антресоли в прихожей, открыла и ахнула – никогда в жизни она не видела таких чудесных игрушек: стеклянные бусы, снежинки, фигурки из папье-маше, шишки, удивительной красоты шары! Через час, под руководством бабуси, Маша развесила всю эту красотищу на лохматых елочных лапах, отошла от деревца на несколько шагов и залюбовалась им, склонив голову. В тепле елка оттаяла и ярко запахла хвоей. Душу девушки наполнило ощущение праздника.
– Ольга Сергеевна, я завтра уезжаю, – радостно сказала Маша. – Домой еду, Новый год справлять! Я не надолго, на три дня.