Она обошла стол, заваленный газетами, вручную карандашом начерченными схемами с указаниями скорости и габаритных размеров непонятных конструкций. Отодвинула тяжелую табуретку и снова остановилась. «Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!» – дизайнеры этого плаката сразу брали быка за рога. Лаконичный монохромный рисунок: рассекающий небо алый флаг с серпом и молотом, четырехмоторный самолет и под ним – просторы огромной страны, подписанной, чтобы не оставалось никаких сомнений: «С. С. С. Р». «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять», – Марина вернулась к столу и снова прислушалась. За стенкой все стихло, домик казался совершенно пустым, через неплотно прикрытую дверь и распахнутую форточку доносился гул моторов и звуки оркестра, где-то далеко играющего марш.
«Долго как! Или он так пошутить решил?» – чтобы отвлечься, Марина взяла со стола лежащую сверху газету – это оказалась вчерашняя «Правда» – развернула ее на первой попавшейся странице. «Рабочие и служащие Кировского завода с большим подъемом встретили решение Пленума ЦК ВКП(б) о созыве очередного XVIII съезда партии. Во всех цехах завода состоялись многолюдные митинги. В механическом цехе номер один, где присутствовало около тысячи человек, с горячей речью выступил орденоносец тов. Глазков. Он сказал…» – Марина улыбнулась, посмотрела на фотографию оратора-орденоносца и перевернула еще пахнущую типографской краской страницу. «Третий промысел треста „Орджоникидзенефть“ первым в азербайджанской нефтяной промышленности досрочно выполнил январский план. Добыто пять тысяч двести девяносто тонн нефти. Промыслом руководит депутат Верховного Совета Азербайджанской ССР комсомолка…»
– Как на другой планете, – Марина прочитала заметку до конца, потом вторую, третью. «На Украине началась подготовка к XXI годовщине Красной армии и военно-морского флота. Специальным решением определены мероприятия, которые будут проведены в городах и селах республики в связи со славной годовщиной. Широковещательные радиостанции приступают к передаче серии докладов о Красной армии и о значении военной присяги». «К 15-летию Туркмении закончат учебу в школах ликбеза последние сто шестьдесят три неграмотных колхозника и колхозницы Кизыл-Арватского района. На юге и севере, на западе и востоке республики, в горных аулах Копет-Дага, в зеленых оазисах Хорезма и в песках Кара-Кума видны ростки новой, социалистической культуры».
Марина воровато оглянулась, сложила «Правду» и попыталась затолкать ее в сумочку. Но быстро не получилось, мешали толстые пачки потрепанных купюр. Марина выложила их на стол, бросила газету на дно, сверху забросала деньгами, закрыла сумку и отбежала от стола к противоположной стене. Ее украшал всего один плакат, новенький и яркий, краски еще не успели поблекнуть, хоть солнце и било нещадно прямо в центр рисунка. Стандартный набор агиток тех лет: усеянное самолетами голубое небо, портрет Сталина под красным флагом, полные москвичей и гостей столицы трибуны, но все это как-то скомкано, зажато в дальний угол. А вот развернутый ветром флаг военно-воздушных сил занимает почти треть плаката, и под ним – три фигуры летчиков в форме. Они стоят в профиль к зрителю, улыбаются счастливо и смотрят прямо перед собой, туда, где написано: «Да здравствуют советские летчики!»
– Не передумала? – Марина обернулась на голос. Алексей остановился в дверях, он чуть пригнул голову, шагнул через порог и остановился. Марина посмотрела на его гимнастерку защитного цвета с петлицами из голубого сукна с красной окантовкой, перехваченную широким кожаным ремнем с латунной пряжкой, внутри которой помещалась пятиконечная звезда с серпом и молотом в круглом медальоне, потом обернулась на плакат. И снова уставилась на Алексея, осмотрела его с ног до головы: до блеска начищенные хромовые сапоги, явно пошитые на заказ, темно-синие бриджи, гимнастерка с «курицей» на рукаве, кобура из темно-коричневой кожи у пояса и потертая полевая сумка на плечевом ремне. Алексей с довольным видом вытащил из-за спины фуражку с синим околышем и блестящими латунными пуговицами, пригладил волосы и надел ее. Марина вдруг вспомнила, что летчикам в эти годы платили весьма высокое жалованье, к тому же они состояли на полном гособеспечении, которое включало в себя и усиленное питание. И как тут не вспомнишь, что летчики были одними из самых желанных женихов для девушек того времени.
– Эй, корреспондент! Ты что – боишься? – полный насмешки и напускной важности голос заставил очнуться. Марина последний раз покосилась на плакат, подошла к Алексею.
– «Шпала»? – спросила она, указывая на латунный прямоугольник в петлице. Он поблескивал под лучами светившего в окно солнца, и Марина прищурилась, разглядывая знаки различия на гимнастерке Алексея.
– «Шпала», – подтвердил тот, – может, и до ромба когда-нибудь долетаюсь. А то и до двух.
– А это за что? И это? – Марина указала сначала на медаль «За боевые заслуги», а потом на орден Красной звезды рядом с первой наградой.
– Медаль – за Испанию, а орден – за Халхин-Гол. Жалко, не успел я там повоевать как следует, сбили меня через две недели боев, – с гордостью, переходящей в досаду, ответил Алексей, – вот, тренируюсь теперь после госпиталя.
«Успеешь еще, навоюешься, – Марина не сводила взгляд с левой стороны гимнастерки Алексея. – Сколько же ему лет? Тридцать? Тридцать пять, как мне? Больше? Меньше?» Она рассматривала то лицевую часть серебряной медали с рельефным изображением винтовки с примкнутым штыком и отпущенным ремнем, скрещенной с шашкой, то рубинового цвета звезду с изображением фигуры красноармейца в шинели и буденовке с винтовкой в руках. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – близоруко сощурив глаза, прочитала она надпись, идущую по ободу щита внутри пятиконечной звезды.
– Пошли, некогда, такси ждет! – Слегка опешивший от такого внимания к своей персоне Алексей посторонился, пропуская Марину вперед.
Машина ждала у проходной, но к «эмке» они подбежали крадучись, как воры – сначала прошмыгнули вдоль забора, потом Алексей отодвинул одну из досок и в образовавшийся проход пролез первым. Марина пробралась следом и услышала, как от резкого движения треснули нитки в швах рукавов пиджака.
«Ну, все. Осталось только туфли потерять». Она попыталась собрать в хвост разлетевшиеся волосы и вспомнила, что заколка так и осталась в кабине истребителя. Горевать о потере было поздно, Алексей уже добрался до машины и открыл заднюю дверцу.
– Быстро, пока тебя никто не заметил! Ребята-механики меня не выдадут, но за остальных я не ручаюсь, – заговорщицки проговорил он.
– Сейчас, – Марина оббежала вокруг черной блестящей на солнце машины, рассмотрела блестящую решетку радиатора и круглые фары, – это же новый ГАЗ, да? Их в Нижнем собирали…
– Не в Нижнем, а в Горьком, – крикнул в ответ Алексей, – какой еще Нижний… Да поехали быстрее! – он снова злился, Марина заметила, как его глаза изменили цвет, а «черточка» на щеке грозит вот-вот исчезнуть.
– Хорошо, – она подбежала к открытой дверце, вскочила на металлическую широкую подножку и уселась в салон на жесткое заднее сиденье-диван, Алексей захлопнул дверцу и сел рядом.