– А ты с кем разговаривала? – шепотом спросил он.
– Почему шепотом? – парировала она. – Говори нормально.
Он откашлялся, и Настя со смехом сообразила, что у него просто настолько дух захватило от подслушанного, что голос сел.
– Ты преступников ловишь, да? – сказал он нормальным голосом.
– Уже нет. Раньше ловила. Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?
– Я случайно. Зашел, чтобы достать подарок для тебя, сумка здесь стоит. Настя, а ты про что сейчас разговаривала? Про какого дедушку? Он преступник?
– Он не преступник, а просто дедушка. Любопытство, конечно, не порок…
– Но большое свинство, – уныло закончил племянник детскую поговорку. – Я уже не маленький, а мне ничего рассказывать не хотят.
– Послушай, ты не должен обижаться, – очень серьезно сказала ему Настя. – Если бы я говорила сейчас о преступниках, то я бы и взрослому человеку ничего не сказала. Ну ты сам посуди, как можно ловить вора, например, или грабителя, если рассказывать об этом всем подряд. Согласен?
Юра кивнул. Унылое выражение моментально покинуло его физиономию, ведь его только что поставили в один ряд со взрослыми!
– А теперь давай твой подарок.
Парень полез в большую дорожную сумку, стоявшую в углу спальни между шкафом и балконной дверью, и вытащил небольшую коробочку.
– Это тебе.
Настя открыла коробку и вытащила из мягкой папиросной бумаги изящный колокольчик из нежно-сиреневого стекла. Она встряхнула игрушку, и по комнате разлился негромкий уютный звон.
– Какая прелесть! Спасибо, милый.
– Это мой друг сделал, я его попросил, специально для тебя, – с гордостью сообщил Юра. – Он в областном центре на стеклодува учится.
– Спасибо, – тепло повторила Настя.
Чистяков явился минут через сорок, запыхавшийся и взъерошенный.
– На дорогах такая гололедица, что я не рискнул ехать на машине, – сообщил он, раздеваясь. – Пока от метро бежал, раз пять поскользнулся, чуть не грохнулся.
– По-моему, все-таки грохнулся, – заметила Настя, подозрительно поглядывая на его пальто.
– Ну, один раз не в счет.
– Почему ты задержался? Случилось что-нибудь? – спросила она.
– Да аспирант очередной пристал с ножом к горлу, чтобы я посмотрел статью, которую ему завтра в сборник сдавать. Я уж и так крутился, и эдак, не могу, мол, в гости иду, опаздывать нельзя, но не гнать же его в шею, коль явился в дом. В конце концов, я же опаздывал не на самолет, а всего лишь в гости. Итак, где племянники? С кем я должен знакомиться?
На родню, особенно на младшее поколение, профессор Чистяков произвел сильнейшее впечатление. Таких ученых они еще не видели. Образ профессора для них был пока что прочно связан с книжно-киношным образом серьезного немолодого человека в очках, с благородной сединой и желательно с бородой, неторопливого в движениях и несущего себя со значительностью и достоинством. Отчасти этот образ укрепила в них и Надежда Ростиславовна Каменская, всегда, даже в самой семейно-домашней обстановке выглядевшая строго – элегантно. Чистяков же, несмотря на наличие очков и обильную седину, выглядел в их глазах мальчишкой, нескладным и лохматым. Он охотно смеялся даже над незамысловатыми шутками, рассказывал смешные истории про иностранных ученых, сыпал комплиментами в адрес яркой брюнетки Ларисы, заставляя ее краснеть, ловко ухаживал за соседками по столу – тещей и ее сестрой и вообще оказался душой общества. Настя была благодарна ему за этот взрыв компанейства, на нее перестали обращать внимание, и она могла помолчать или тихонько поговорить с отчимом.
– Зачем Коротков звонил? Разве вы опять вместе работаете? – спросил вполголоса Леонид Петрович.
– Случайно. Иван поручил покопаться в одном убийстве, которое, как ему кажется, имеет прямое отношение к моей аналитической работе. Вот и копаемся.
– Ты имеешь в виду ситуацию в наших вузах?
– Ну да. Я просто тебе не говорила, чтобы мозги не засорять. Убийство слушателя.
– Скучаешь по оперативной работе?
– И да, и нет. Я аналитику люблю, ты же знаешь. Но по ребятам, конечно, скучаю, и по Колобку тоже. Если бы можно было работать с ними вместе, но заниматься чистой аналитикой, о большем и мечтать не надо. Но так не получается.
– Что ж, бесплатных гамбургеров не бывает, – философски заметил отчим.
– А при чем тут гамбургеры? – не поняла Настя.
– Так на английский переводится наше выражение «за все надо платить». Ты что, ребенок, совсем язык забыла?
Настя рассмеялась.
– Что ты, папуля, язык в порядке, я просто мозги не успела переключить. Вроде говорили о моей работе, и вдруг – гамбургеры.
* * *
Когда Лера, выйдя из отделения милиции, позвонила Игорю, трубку снова снял дядя Слава.
– Приезжай, Лерочка, – сказал он, – ты нам очень нужна.
Голос у него был каким-то чужим и озабоченным, и Лера не на шутку перепугалась. Что могло случиться? Почему Игорь сам не отвечает на звонки? Может, он заболел или несчастье какое-нибудь случилось? Во всяком случае, Игорь дома, а не в больнице, это очевидно, иначе дядя Слава не сказал бы «ты НАМ нужна».
Она даже хотела, вопреки своим принципам и опасениям, поймать такси, чтобы приехать поскорее, но из-за гололедицы машины плелись еле-еле и пробки в этот вечер возникали в самых неожиданных местах, даже там, где их отродясь не бывало. «На метро быстрее получится», – подумала она, быстрым шагом подходя все к той же «Фрунзенской».
Дверь ей открыл вездесущий дядя Слава.
– А где Игорь? – прямо с порога выпалила Лера. – С ним все в порядке?
– С ним не все в порядке, – строго ответил Зотов, – и ты не можешь этого не знать. Меня возмущает твоя позиция. Ну ладно, Игорь – дурак недобитый, с него какой спрос, но ты-то, ты-то! Ты же разумный человек, почему ты мне ничего не сказала? Ты втравила в это дело постороннего мальчика, в результате он погиб, а проблема как была – так и осталась нерешенной. Уже в этот момент ты должна была сообразить, что твоих силенок не хватает, и обратиться ко мне. Ты поступила как закоренелая эгоистка, и тебе должно быть стыдно.
– Я не эгоистка! – возмутилась Лера, которую за последние десять лет никто не смел и даже не пробовал отчитывать. – Эгоисты думают только о себе и не помогают другим, а я хотела помочь Игорю. Я все сделала для того, чтобы ему помочь. Даже Барсукова к себе приблизила, хотя он мне был противен, как я не знаю что. Почему вы называете меня эгоисткой?
От гнева губы ее побелели, глаза сверкали, еще мгновение – и она, казалось, бросится на Зотова с кулаками.