— Что такого? — спросил я, вытаскивая «мыльницу».

— Вы б себя видели, Константин Антонович! Дерганый слон на прогулке! Ну ваще…

— Слушаю, — произнес я, стараясь не заразиться от него смешинкой. Вряд ли мне сейчас скажут что-то веселое.

— Косточка, — судя по голосу, Лена была взволнована. — Слушай, тут всё поменялось. Есть срочная работа в офисе. Сам понимаешь, у нас все на военном положении.

— Конечно, — я даже кивнул, хоть она и не могла меня видеть. Наверняка что-то связанное с «карательной акцией». Уж не дала ли нам организованная преступность организованный отпор?

— Твой Маус заедет к тебе. Хорошо?

— Когда?

— Минут через пять. Он уже в дороге.

— А как же… — я покосился на Димку. Как я оставлю его одного? А если и впрямь бандиты перешли в наступление и зачищают людей «Струны»? В этом случае вполне может статься, что и я, и этот адресок значатся в их списках. Вероятность мала, как у нас возможна утечка? И в то же время зароились в мозгу самые нехорошие подозрения.

— Ты про Диму? — угадала мои мысли Лена. — Он сейчас рядом, да? Всё нормально будет, но подробнее поговорим, когда приедешь. Давай, до встречи!

— До встречи.

«Мыльница» пискнула и отключилась. Я посмотрел на Димку, и все мои навеянные сном предчувствия снова зашевелилось где-то в животе.

2

— Дубининская улица, — голосом экскурсовода возвестил Маус. — Справа тянутся корпуса одного из крупнейших предприятий Столицы — электромеханического завода имени Владимира Ильича Ленина, слева — жилые и административные здания, а также пути павелецкого направления железной дороги…

Машина мчалась по узкой и совершенно безлюдной улочке. С минуту назад обогнав трамвай, мы оказались одни в лабиринте старых домов, заборов и всякого заводского хлама. Благодаря Маусу я вновь оказался в районе, где не был ни разу в жизни.

А ведь вовсе не окраина. От Садового кольца — километр, не больше.

— Зачем мы тут? — спросил я. Извилистый, в обход центра, маршрут начинал меня раздражать.

— Да так, катаемся, любуемся столичным пейзажем, — Маус покосился в сторону зеркала. — Назад поглядываем.

Я непроизвольно обернулся. Улица была чистой. Ни одной машины. Даже удивительно.

— Что, даже так? — спросил я, вновь вернувшись к переднему виду.

— Ну да, — кивнул Маус. — Собственно, ни за кем слежки выявлено не было. И тем не менее Елена Прекрасная распорядилась… Сами знаете… она перестраховщица.

Справа от нас осталась пятерка мотоциклистов — громадные бородатые парни в косухах и черных очках, плюс девушка, отличавшаяся от парней лишь отсутствием бороды. Вся честная компания мирно болтала о чем-то, стоя в арке старого темно-кирпичного дома.

— Байкеры, — бросил Маус. — Можно расслабиться.

— Уверен? — зачем-то уточнил я.

— На все сто. Этих я знаю.

Мы пулей промчались мимо целой россыпи переулков, не свернув ни в один из них и, лишь когда улица повернула в сторону, увлекая за собой трамвайные пути, Маус решил влиться в поток.

Заборы слева вдруг кончились, уступив место белокаменным стенам монастыря. Свято-Даниловский… Надо же! Кто бы мог подумать, где мы окажемся. Интересно, как Маус думает ехать дальше?

— Все на ушах стоят, — неожиданно сказал он. — Знаете, шеф, по-моему, что-то страшное грядет. Зуб даю!

— С чего ты взял?

— С того, что это сильнейшее наше поражение. Бедные «братки», конечно, уже дохнут «не по-пацански», только авторитета это нам не прибавит. Всё слишком пошатнулось. Они поняли, что на нас можно и рыпнуться, что никакие мы не бессмертные демоны. Это раз. А два — Осоргин-то мертв.

— И что? — не уловил я связи одного с другим.

— И ничего. А вы не забыли, шеф, что он был Сменяющим?

— Кем?

Маус свернул в переулок, старательно избегая площади перед станцией Тульская, и, обернувшись, одарил меня таким взглядом, что я даже начал краснеть.

— Шеф, разъясняю. Флейтист никогда не восходит к Струне один. С ним должен быть сменщик, на случай если она покарает пришедшего.

— Зачем?

— Чтобы вручить ему силу Главного Хранителя. Чтобы ни случилось, мы не должны потерять своего руководителя. Если его нет — значит, у «Струны» нет Струны. — он улыбнулся с таким видом, будто ему прямо сейчас должны выдрать зуб.

Я кивнул.

— Ну не знал я. Провинция…

— Так спросили бы. Никакой тайны из этого никто не делает. Вообще, шеф, вы патологически нелюбопытны. Так нельзя.

— Ну, спасибо, что просветил темного.

Каким-то чудом мы оказались на развилке Третьего Транспортного Кольца. Ловким маневром Маус пристроился в общий поток машин, шнырявших откуда-то из-под моста на главную дорогу. Я отметил про себя, что номерной серией «Струна» так и не обзавелась. Впрочем, на нашей машине были не просто блатные — сверхблатные знаки. Вместо регионального кода раскинул крылья державный орел — гроза дорожной милиции, подставлял и крутых иномарок.

Похоже, Маус умело все это использует. По крайней мере, гоняет как только умеет.

Мы выскочили на кольцо, оказавшись на самой вершине моста. Со всех сторон дорогу обступил город. Внизу проносились машины, сверху плыли редкие облака, а дальше, над ними, в неведомую мне бесконечность уносилось далекое, пронзительно-синее небо.

Ветер ударил в лицо. Свободной рукой Маус придержал свою беретку, другой аккуратно выправил машину. Мы мчались по крайнему ряду, я снова видел, как где-то внизу остается утонувшая в свете Столица.

Все как раньше…

— Сайф обожал гонять здесь, — неожиданно сказал Маус. — Знаете, шеф, мы, бывало, возвращались с работы, так он нарочно выезжал с Кутузовской на поворот и мчал куда-нибудь на полных парах… У него была своя тачка с откидным верхом. Представляете? Мы катались на ней по кругу… Он говорил, что это самое красивое место в мире, место, где он действительно счастлив… — Маус отпустил свою беретку и переключил скорость. — Наверное, это и к лучшему, что он умер неподалеку отсюда…

Я вдруг подумал, что был для них лишним. Я, коренной житель Столицы, с легкостью сошел за кого-то с обочины. Дальнегорец, подобранный и приставленный к делу в далеком Мухинске…

Пожалуй, я никогда их не пойму. Слишком разные пути свели нас вместе. И кто знает, какой шлейф тянется за всеми за ними… за Кузьмичом, за Маусом, за Леной.

— Ты не знаешь, почему он пошел в «Струну»? — решил я развеять репутацию «патологически нелюбопытного».

— Не знаю, шеф. Про такое как-то не принято рассказывать. Кажется, он кого-то или что-то потерял, и потому так любил носиться по открытым трассам. Он был одинок, ему нравилось, когда можно забыться. А «Струна»… Он ведь практик и реалист, не то что мы с вами. Ему казалось, что бросить всё и закрыться — нельзя. Нужно приносить пользу таким какой ты есть… тем, что умеешь. А мы с вами знаем, что он умел. Вот и все.