Хайяар задумался. Как ни крути, Семецкий был прав. Оставлять мальчишку среди его новообретенных друзей не следовало ни в коем случае, доверять раздолбаям Магистра — тем более. И конечно, не стоило держать его в застенках Стражи. Как бы словоохотливый мальчик не рассказал там чего лишнего. Значит, придется пасти самому. Напомнить о долге, о верности Высоким Господам, о клятве ученика. Сурово напомнить, по-олларски. Пожалуй, вот этот ремень вполне сгодится, в меру гибок, в меру широк…
— Ладно, Юрий, привозите. Но не сейчас, разумеется. Завтра подвезите, к десяти. Годится? Ну и прекрасно. Огурчик съешьте, а утречком рассолу. Все, кончаем связь.
Он повесил трубку. Что ж, еще одна морока навалилась… Вот и решай — то ли навести на парнишку настоящий сон, глубокий, в полушаге от смерти, то ли всюду таскать с собой. Заодно и к делу приставить, держа на подхвате. Внучатый племенник… Да, наверное, так и следует сказать соседям.
Он кинул прощальный взгляд на белую и грустную луну, повернулся и пошел досыпать. Ох, ну когда же все это кончится?
Солнце еще не взошло, но было уже совсем светло, и далекая гряда облаков окрасилась нежно-розовым. Точно полоска крема на торте… В степи тоже были такие восходы, хотя здесь облаков заметно побольше. То ли потому, что севернее, то ли дело идет к осени. И еще, здесь почти не слышно птиц. Там, в травах, они то и дело свиристели, трещали, курлыкали… А здесь — тишина. Плотная, густая. Она давит на уши, и кажется, будто ты нырнул.
Видимо, привычка уже возникла — просыпаться рано. Кассар выдрессировал. А ведь, если вдуматься, сейчас он впервые может спать вволю. Может отойти от окна, вернуться в теплую, нагретую постель. Не надо мчаться таскать воду, поить и чистить лошадей, разжигать очаг или костер. Не надо бояться кассарского окрика и оплеухи. Все это кончилось. Свобода!
Особой радости, впрочем, не было. Стоило лишь вспомнить, чем заплачено за эту свободу, и в душе быстро сгущались сумерки. Да, хорошо, конечно, что теперь не нужна маскировка, что теперь он здесь не раб, не пленник — а гость, партнер, крайне ценный партнер… Но ведь сейчас так, а вот как оно повернется завтра? Митька понимал, что расслабляться рано. Вот когда все и впрямь закончится, когда он вернется в Москву — тогда и можно радоваться. Да и то… Неизвестно, чего там будет? Как там мама?
Привычно уже дернулось сердце. Ладно, не стоит. Гнать такие мысли! Все должно быть хорошо, в конце концов, есть же все-таки Бог. Единый… Да, если Он и в самом деле есть, значит, Хьясси сейчас с ним. Значит, нож, перерезанное горло, темная кровь — это все-таки не финиш… Это скорее старт… Поговорить бы про все такое с кем-нибудь умным, да не с кем. Того бродячего проповедника убили, Хьясси убили… С кассаром говорить бессмысленно, у него при упоминании о Едином аж лицо чернеет. Между прочим, и дома, в Москве — тоже ведь было бы не с кем. Мама такими вещами не интересуется, отец, можно сказать, и не существует… ну не с уродами же этими, Илюхой и Санькой, толковать… В церковь, что ли, зайти? Так ведь неудобно. Как там на него посмотрят? Бабки, наверное, шикать начнут. И кого там спрашивать? И о чем? Не рассказывать же про Оллар, про мысленные разговоры с Единым… Вызовут психиатрическую неотложку, и все дела. Да, обидно…
Митька и впрямь попытался уснуть, но не получилось. Мешал кассарский храп. Странно, раньше это как-то не особо замечалось. А теперь… Вчера за ужином Харт-ла-Гир здорово набрался. Заботливый хозяин под конец даже предложил ему помощь своих слуг, но кассар решительно, хотя и не слишком связно, отказался. Так и ушли вместе, Митька его временами поддерживал. Хорошо, всего-то надо было по винтовой лестнице подняться на два этажа, да потом по длинному, слегка изогнутому коридору.
А вообще за ужином говорили мало. То есть, конечно, много, но так — болтовня, ничего важного. Диу-ла-мау-Тмер держался крайне приветливо, и если бы не лукавые искорки, порой мелькавшие в его взгляде — могло бы показаться, будто он изо всех сил старался угодить. Смеялся, шутил, рассказывал всякие байки. Сейчас почему-то ничего не вспоминалось, но байки были и вправду смешные. Совершенно не чувствовалось по нему, что он — ла-мау, владетельный князь. И уж тем более не чувствовалось ничего магического. Обычный дядька, доброжелательный, веселый… И чего это кассар так на него взъелся, чего на какие-то ужасы намекал?
Их было всего трое за столом, а еды — хватило бы на целую толпу. Впервые Митька здесь ел так сытно и так вкусно. Жареную оленину он вообще впервые в жизни попробовал. И салат из речных раков, хоть и отдавал незнакомыми пряными травами, а тоже был потрясающий. И вообще много было всякого разного. Вина он, правда, лишь чуть-чуть глотнул. Когда потянулся за вторым кубком, кассар чувствительно лягнул его под столом, прямо в лодыжку. Больно, зато намек понятный. И хотя местное вино было едва ли крепче московского пива, но тут Митька упрямиться не стал. Действительно, а ну как развезет? Не хватало еще срамиться перед этим князем…
Прислуживало им несколько крепкого сложения молодых людей — причем делали они это столь ненавязчиво, что Митька и не замечал, как наполняется его кубок сладким фруктовым соком, а тарелка — новыми яствами, куда исчезает грязная посуда. Такие ребята могли бы и официантами поработать в каком-нибудь шикарном московском ресторане. Из тех, что в фильмах показывают, про бандитские разборки…
Князь Диу участливо интересовался у Митька, как нога, не болит ли. Нога, между прочим, нисколько уже и не болела — еще днем худенький остроносый лекарь намазал пятку довольно вонючей темной мазью, поводил руками над ожогом, неслышно что-то пошептал — и уже к вечеру все начисто прошло. Будто никогда и не было допроса в темноте, издевательских голосов, раскаленного прута… И лишь тонкая розовая кожа напоминала: все было.
— Ты отдыхай, парень, — участливо говорил он, — набирайся сил. Тут у нас, может, слегка скучновато, да зато тихо, спокойно. Можешь, если захочешь, конечно, старинные свитки почитать? Грамоту олларскую знаешь? А! — тут же хлопнул он себя ладонью по лбу, — тебе же при переносе только устную речь вложили, и только нынешний язык. А хочешь научиться? Знаешь, у нас такая поговорка есть: ученье — свет, невежество — тьма. Что, и у вас такая же? Ну видишь, как здорово! Так я завтра распоряжусь, учителя тебе найдем.
Митька нахмурился. Вот лишь этого не хватало! Между прочим, сейчас еще продолжаются каникулы, если по-земному считать. Нафиг, нафиг! Изучать чужие закорючки, вместо того, чтобы… А кстати, вместо чего? В футбол тут не погоняешь, купаться, наверное, тоже негде, и уж точно не посмотришь ничего по видаку…
— А хочешь, — предложил князь, заметив тени на его лице, — боевое олларское искусство освоить? Чтобы мог безоружный против меча выйти? Руки, ноги да голова — это, знаешь ли, немало… Если, конечно, умеючи.
Вот это было уже теплее! Это было бы просто здорово! В самом деле, не с кассаром же продолжать занятия… После того, что случилось на палубе корабля, все между ними перерезано. Пускай уж лучше какой-нибудь совсем посторонний дядька.