— И почему же? — Петрушко во время страстного Хайяаровского монолога вновь наполнил рюмки и теперь намекающе вертел свою между пальцев.
— Да, вы правы! — спохватился Хайяар. — Ваше здоровье. Ух… А все-таки наши олларские вина лучше. Так вот, ваш Круг сам по себе нам совершенно не нужен. Нет у вас ничего для нас полезного.
— Ну как же? — не удержался Виктор Михайлович. — А оружие? А технологии?
Хайяар досадливо сморщился.
— Да не будет эта пакость у нас работать! Автомат не выстрелит, ракета не взлетит, радио не заговорит. И антибиотик не поможет, и танк не поедет. Как вы не понимаете — у вас все это действует лишь потому, что тонкое тело Круга несет отпечаток ваших мыслей. То, что ваши мудрецы тут называют физическими законами — это же только следствие. Тысячу лет назад не было у вас никаких физических законов, и ничего, прекрасно жили. Мы вот тоже безо всякой физики живем, и не жужжим.
— То есть вы, меккос, утверждаете, — недоверчиво улыбнулся Петрушко, — что сама структура нашего мира, весь наш космос — это лишь отражение человеческой духовности? Вроде как ноосфера форматирует мир под себя?
— Ну, можно и так выразиться, хотя и не люблю я этих ваших заумных слов, — кивнул Хайяар.
— То есть, пока наши предки верили в плоскую Землю, стоящую на китах — она действительно была плоской и ее действительно держали киты? А потом грек Птолемей сделал ее шаром и закрутил вокруг планеты со звездами? А потом пришел Коперник и изменил структуру мироздания? А затем Ньютон, Эйнштейн…
— Именно, — веско подтвердил Хайяар. — Нет по отдельности мыслей и природы. Есть некое единство — Круг. Изнутри он будет казаться вам тем, что вы о нем думаете. Но что такое Круг извне — не знает никто, даже Высокие Господа. В такие тайны беззащитный человеческий ум и не должен соваться. Более того, подобное пустое любопытство должно караться со всей строгостью…
— Чем-то напоминает солипсизм, — Виктор Михайлович задумчиво смотрел на собеседника сквозь пустую рюмку. — Есть такое философское учение, о том, что все сущее — это лишь чей-то сон. Оказывается, и вам оно не чуждо.
— Умные люди в каждом Круге имеются, — согласно кивнул Хайяар. — Хотя вы и слишком упростили. Однако заметьте — само то, что вы, простой начальник Стражи, знаете о таких сокровенных тайнах, и при том остаетесь обычным человеком — это ведь тоже знак умирания вашего Круга. Ржавеет ваше железо… А у нас к таким тайнам допускают лишь тех, чей дух возрастал десятилетиями, кто прошел нелегкие испытания, дал клятву молчания и верности. А тут… Когда драгоценные камни из сокровищницы знания валяются под ногами прохожих на рыночной площади — это означает, что сокровищница разграблена.
— Ну, — усмехнулся Петрушко, — здесь можно долго спорить. Однако перейдем все же к вещам практическим — чем же это столь важен для олларских магов оказался наш мир?
— Расположен удачно, — Хайяар благожелательно смотрел ему прямо в глаза. — Как раз между нашим Олларом и Древесным Кругом. А именно Древесный-то нам и нужен. Напрямую туда не попадешь, а через ваш Круг — легко. Собственно, вы для нас… как бы это лучше сказать… пересадочная станция, не более. Мы делаем свои дела, а в ваши не лезем. Вот и все, полковник. Или вы собираетесь с нам брать что-то вроде дани… за пользование Кругом?
— Хорошая мысль, — Виктор Михайлович с сожалением поглядел на почти полную еще бутыль. Коньяк, конечно, прелесть, но на сегодня все, хватит. Тем более сейчас, когда наконец-то пошел конкретный разговор. — Интересная мысль, глубокая. Надо бы ее руководству подкинуть. А чем платить собираетесь, в какой валюте?
Хайяар равнодушно пожал плечами.
— Ну, это вам виднее, полковник. Вот Магистру…
— Да, — перебил Петрушко, — Юрия Ивановича вполне устроили портреты мистера Франклина. Но давайте пожалеем рабов, чьей болью это оплачено. У вас имеются другие варианты?
— Ну… — задумался Хайяар, — сокровищница Тхарана никогда не пустовала, а в вашем Круге и золото, и камушки весьма ценятся. Но есть сложность — перемещаясь, человек мало что может унести с собой, значит, придется ходить туда-обратно часто. А это и ресурсов требует, и времени. Хотя вопрос, конечно, решаемый.
— Это так с ходу не делается, — заметил Виктор Михайлович. — Это надо утрясти с руководством, согласовать расценки. Мы пока не будем с вами развивать эту линию, просто отметим ее как возможную и обсуждаемую. Мне вот интереснее другое — какая у вас возникла срочность в этом самом Древесном Круге? Не просто же научный интерес?
Хайяар несколько поскучнел. С сомнением оглядел Петрушко.
— Да какая, собственно, разница? К вашему Кругу это не имеет никакого отношения.
— Ну, может быть, — вежливо согласился полковник. — Хотя наши знакомцы-единяне думают иначе. Им почему-то кажется, что ваши к нам интересы не только… гм… географические. Что-то ведь вам еще и от людей наших надо, потому вы и Магистра откопали с его сектантами. Не только же для вашей, меккос, натурализации? Квартира, документы — эти вещи при ваших-то магических возможностях делаются легко. Согласны?
Хайяар хмыкнул.
— Это, Виктор Михайлович, долгий и трудный разговор.
Солнце, похожее на бледно-голубого краба, вскарабкалось едва ли не в самый зенит и зависло там, испуская мертвящий жар. Утро, называется… Свежесть, прохлада… Как же, дождешься от них… Митька и сам не понимал, кто такие эти они, устраивающие пакости одну за другой. Как сказала бы Глина, «фигура речи». Нет, какие он, оказывается, словечки знает! Никогда ведь не приходило в голову, а тут вот всплыло. Сейчас, впрочем, и унылая Глина вспоминалась по-хорошему, а давно ли он мечтал, чтобы ее асфальтовым катком переехало?
Будь здесь асфальт, наверняка задымился бы и потек. Зной стоял свирепый, на белесом небе не наблюдалось ни единого облачка, а ведь дальше будет еще жарче. Хорошо бы сейчас валяться на конюшне, в охапке сена, в тени. Так нет, облом — в самую рань растолкали, и пришлось носить из дальнего колодца воду в кожаном ведре, чистить лошадей, проверять упряжь. Кассар, тот, конечно, спал долго, на перинах оно и нетрудно. Тем более, после весело проведенной ночи. А потом, как обычно поупражнявшись на дворе с мечом, завтракал в компании старосты, и вновь приходилось прислуживать обоим, только, в отличие от вчерашнего, перекусить ему не удалось. Сразу после завтрака Харт-ла-Гир заявил, что государева надобность требует от него поторопиться, ибо долг превыше… хотя он счастлив был посетить столь гостеприимное селение… так он распинался едва ли не полчаса, пока, наконец, они не двинулись в путь.
И вновь Митька, идя чуть впереди, вел под уздцы послушного Уголька, а кассар неторопливо ехал на нервной, малость обалдевшей от жары Искре. Позади остался хлебосольный дом старосты, дорога ложилась под ноги, вихляла, текла себе мимо глиняных домишек, мимо главной сельской площади, которой сейчас полагалось бы пустовать.
Однако народ все же толпился. Несколько десятков крестьян, несмотря на зной, закутанных в какие-то темные тряпки, стояли полукругом и хмуро кого-то слушали. Кого — Митька за их спинами не разглядел, зато из своего седла прекрасно разглядел Харт-ла-Гир.