Dies irae, dies illa,
Solvet saeclum in favilla:
Teste David cum Sibylla. [77]
Да, она читает мои мысли, утвердилась я. Она даже знает, что я это знаю. Я думаю, а она пересказывает мне мои же мысли.
— Mors Kirsten nunc carpit, — прошептала Рейчел Гаррет. — Hodie. Calamitas… timeo… [78] — Она выпрямилась в кресле.
— Что она сказала? — спросила Кирстен у Тима.
— Очень скоро ты умрешь, — спокойно ответила ей Рейчел Гаррет. — Я думала, что сегодня, но не сегодня. Я увидела это здесь. Но не совсем ясно. Так говорит Джефф. Поэтому он и вернулся: предупредить тебя.
— Как умрет? — спросил Тим.
— Он точно не знает, — ответила Рейчел Гаррет.
— Насильственной смертью? — настаивал Тим.
— Он не знает, — повторила старуха. — Но они готовят место для тебя, Кирстен. — Теперь все ее возбуждение прошло, она казалась совершенно невозмутимой. — Это ужасная новость. Мне так жаль, Кирстен. Неудивительно, что Джефф вызвал столько беспорядков. Обычно есть причина… Они возвращаются по веской причине.
— Можно что-нибудь сделать? — спросил Тим.
— Джефф считает, это неизбежно, — ответила через некоторое время старуха.
— Тогда зачем же он вернулся? — взбешенно спросила Кирстен. Ее лицо было белым.
— Он хотел предупредить и своего отца.
— О чем? — спросила я.
— У него есть шанс жить. Нет говорит Джефф. Его отец умрет вскоре после Кирстен. Вы оба умрете. Это будет скоро. Есть некоторая неясность относительно отца, но не женщины. Если бы я могла сказать вам больше, то сказала бы. Джефф все еще со мной, но больше он ничего не знает. — Она закрыла глаза и вздохнула.
Казалось, из нее выпала вся жизнь, пока она сидела в старом кресле, сцепив руки. Затем она вдруг наклонилась вперед и взяла свою чашку с чаем.
— Джефф так беспокоился, чтобы вы узнали, — сказала она бодро и радостно. — Теперь ему намного лучше. — Она улыбнулась нам.
Все еще мертвенно-бледная, Кирстен прошептала:
— Ничего, если я закурю?
— Ах, я бы предпочла, чтобы ты не курила, — ответила доктор Гаррет. — Но если тебе так хочется…
— Благодарю.
Дрожащими руками Кирстен прикурила сигарету. Она все таращилась и таращилась на старуху, с отвращением и яростью — во всяком случае, так мне показалось. Я подумала: убей спартанского гонца, леди. Считай виновным его.
— Мы вам очень благодарны, — сказал Тим доктору Гаррет ровным, сдержанным голосом. Постепенно он начал приходить в себя, брать контроль над ситуацией. — Значит, Джефф вне всяких сомнений живет в загробном мире? И это был именно он, кто приходил к нам с тем, что мы называем «явлениями»?
— Ну да, — ответила доктор Гаррет. — Но ведь Леонард сказал вам это. Леонард Мейсон. Вы уже знали это.
— А мог это быть какой-нибудь злой дух, выдающий себя за Джеффа? А вовсе не сам Джефф? — спросила я.
Доктор Гаррет кивнула, блеснув глазами:
— Вы весьма бдительны, юная леди. Да, конечно же, такое могло быть. Но не было. Со временем учишься видеть разницу. Я не обнаружила в нем злобы, лишь участие и любовь. Эйнджел — тебя ведь зовут Эйнджел, не так ли? — твой муж просит у тебя прощения за свои чувства к Кирстен. Он знает, что это несправедливо по отношению к тебе. Но он думает что ты поймешь.
Я ничего не ответила.
— Я правильно назвала твое имя? — робко спросила меня Рейчел Гаррет.
— Да, — подтвердила я и обратилась к Кирстен: — Дай мне затянуться.
— На, — Кирстен протянула мне сигарету. — Оставь себе. Мне нельзя курить. — Она обратилась к Тиму. — Ну? Пойдем? Я не вижу смысла оставаться здесь. — Она взяла сумочку и пальто.
Тим заплатил доктору Гаррет — я не видела сколько, но это были наличные, а не чек — и вызвал по телефону такси. Десять минут спустя мы ехали вниз по извилистой дороге на холме к дому, где остановились.
Прошло какое-то время, и Тим произнес, скорее самому себе:
— Это была та самая эклога Вергилия, что я читал вам. В тот день.
— Я помню, — отозвалась я.
— Это представляется поразительным совпадением. Вряд ли она могла знать, что она моя любимая. Конечно же, это самая знаменитая из его эклог… Но едва ли это объясняет дело. Никогда прежде не слышал, чтобы ее кто-то цитировал кроме меня. Я как будто слушал собственные мысли, которые мне читали вслух, когда доктор Гаррет перешла на латынь.
И я… Я тоже чувствовала это, осознала я. Тим выразил это превосходно. Превосходно и точно.
— Тим, ты говорил что-нибудь доктору Мейсону о ресторане «Неудача»? — спросила я.
Посмотрев на меня, Тим переспросил:
— Что такое «ресторан «Неудача»»?
— Где мы познакомились, — объяснила Кирстен.
— Нет. Я даже не помню его название. Помню, что было на обед… Я заказывал морские ушки.
— Ты говорил кому-нибудь, — продолжала я, — кому угодно, когда-либо, где-либо о Фреде Хилле?
— Я не знаю никого с таким именем. Извини. — Он устало потер глаза.
— Они читают твои мысли, — сказала Кирстен. — Вот откуда они берут все это. Она знала, что у меня плохо со здоровьем. Она знает, что я беспокоюсь о пятне в легких.
— О каком пятне? — удивилась я. Я слышала об этом впервые. — Ты согласилась на дополнительное обследование?
Кирстен промолчала, и за нее ответил Тим:
— У нее появилось пятно. Несколько недель назад. Это был обычный рентген. Они не думают, что это что-то значит.
— Это значит, что я умру, — отозвалась Кирстен резко, с нескрываемой злобой. — Вы слышали ее, эту старую суку?
— Убей спартанских гонцов, — сказала я.
Кирстен с яростью накинулась на меня:
— Это одно из твоих высказываний, которым ты научилась в Беркли?
— Пожалуйста, — тихо попросил Тим.
— Это не ее вина. — настаивала я.
— Мы заплатили сотню долларов, чтобы услышать, что оба умрем, — начала Кирстен. — И после этого, согласно тебе, мы должны быть признательны? — Она пристально рассматривала меня с таким выражением лица, которое произвело на меня впечатление психотической злобы, превосходившей все, что я когда-либо видела в ней или ком-то другом. — Ты-то в порядке. Она не сказала, что с тобой что-нибудь случится, ты, п***да. Ты, маленькая п***да из Беркли, у тебя все прекрасно. Я умру, а ты получишь Тима целиком себе, с мертвым Джеффом, а теперь и со мной. Я думаю, это ты подстроила. Ты здесь замешана, черт бы тебя подрал!