– В ее руках копии документов. Компромат. Вот и думай, что придет в голову наивной авантюристке с куриными мозгами.
– Если она сунется к Вихрову, то ее пришьют.
– Это точно. Вихров имеет на нее зуб. Она об этом знает. А вот к Сарафанову или к Тихомирову может пойти.
– Итог тот же.
– Это мы с тобой знаем, а Танюша думает иначе. Ей нужны деньги и документы. Вот что она потребует взамен на компромат.
– Зачем нам суетиться, если бабе и без нас крышка?
– Все очень просто, Яша. Она о нас знает. Много знает. А если ее возьмут менты? А если ее перехватит Вихров? И наконец, если Медведев сам найдет свою жену раньше, чем найдем ее мы? Сплошные «если». Свобода и жизнь Татьяны Медведевой для нас слишком большая роскошь.
Трошин достал из кармана пачку цветных фотографий и передал Якову.
– Раздай ребятам.
Тот, не глядя, убрал снимки в карман.
– Все ее помнят по банкетам, как она цыганочку отплясывала на день чекиста в клубе. Яркая дамочка. Такие долго живут в памяти.
– Вот я и хочу, чтобы она осталась жить только в нашей памяти.
Трошин закрыл дверь за своим помощником и отправился в кухню, где стояла початая бутылка водки.
* * *
Совещание в узком кругу проходило на даче в Щербинке. Собралось восемь человек. Память погибших почтили вставанием.
– Пусть земля им будет пухом, – громко сказал Вихров, и все сели за стол.
– Помянуть бы надо, а то как-то не по-русски получается, – высказался крепкий парень с крутыми плечами и сбитым набок носом.
– Ближе к ночи, Савелий, – резко оборвал его Вихров. – Не до поминок теперь. Самим бы из петли вьиезти. Четверых потеряли. Сопляки! Двое по пуле в лоб схлопотали от какой-то безмозглой бабенки. Двое в лифте сгорели ни за понюшку табаку. А мы все без прикрытия остались. Нет больше Гнилова. Угли одни остались. Теперь черед банкира и адвоката пришел.
Сутуловатый мужчина с грубыми чертами лица и шрамом над правой бровью исподлобья взглянул на Вихрова.
– Ты хочешь сказать, командир, что эти говнюки не причастны к убийствам?
– Нет, Ахмед, – твердо заявил Вихров. – Банда Гнилова под большими людьми ходила. Рискованно работал наш шеф. Засветился. Вот его и решили убрать и нас всех за компанию.
– Разбегаться надо по норам, – предложил самый молодой из присутствовавших.
– По одиночке перебьют, – обреченно обронил Савелий.
– Ты прав, – кивнул Вихров. – Одиннадцать человек в нашей команде. Каждый троих стоит, а это сила. Разбежимся – нас как мух перешлепают. Кулака без пальцев не бывает. Вместе мы что-то стоим, да и то не очень дорого. Знали бы вы, какие силы нам противостоят…
– А ты скажи, – пробасил зычный голос хмурого верзилы с сединой на висках.
– Не могу, Угрюмый. Сам толком не знаю, но Гнилов перед ними школяр голопузый. Он их боялся, и, как мы видим, не зря.
– Оставаться на бобах под прицелом нам не резон, – продолжал басить Угрюмый, – а выход найти можно.
– Какой, папаша? – с уважением спросил Ахмед.
– Самый примитивный: пойти в наемники. В Чечне такие люди, как мы, всегда в цене.
– Сдохнуть под пулями духов? – возмутился Савелий. – Мне Афгана хватило!
– Через МВД мы не пройдем отбор, – щуря глаза, заметил Вихров. – Если мы на заметке у людей, которые пришили Гнилова, то нас тормознут.
– А кто сказал, что уходить надо через Москву? – спокойно спросил Угрюмый.
– Через Тулу, Саратов, Калугу. Калужский ОМОН получает разнарядку отправить в Чечню полк отборных ребят. Своих-то им жаль, да и порядок в городе совсем рассыплется. А тут мы приходим на подмогу. Посылай нас вместо своих. Деньги нужны. Вот и все дела. И отправляемся мы на Кавказ всем скопом. А там нетрудно затеряться. Можно к чеченам перейти или границу пересечь. Никаких концов. Мало там наших полегло, в земле зарыто, минами разорвано, в Тереке утоплено. Был человек – и нет. Война все спишет.
– Осталось только до Калуги дойти живыми, – усмехнулся Савелий.
– Сам придумал? – не сводя глаз с Угрюмого, спросил Вихров.
– Сын мой от суда ушел этой тропинкой. Весточку от него недавно получил.
На пляже в Турции отдыхает. – Немного помолчав, Угрюмый осмотрел присутствующих и продолжил:
– Все мы здесь бобыли. Кого баба бросила, кто так и не обзавелся семьями, а кто уже похоронил родных. Терять-то нам нечего, если мы не хотим превратиться в жмуриков раньше времени. Другого выхода не вижу. Ну а в какой ОМОН записываться, выяснить нетрудно. У каждого из нас есть свои связи с ментурой. О разнарядке заранее узнаем.
– Уйти уйдем, – согласился Ахмед, – и оружие свое прихватим, но только до турецких бань и пляжей идти не с чем. Мы не из тех, кто бабки в чулках хранит. На одиннадцать рыл мешка зеленых не хватит.
– Деньга будут, – резко сказал Вихров. – Банкир еще жив. Никто не знает, где Сарафанов хранит свои миллионы. И не узнает, если сдохнет. Захомутать Сарафанова надо – и в подвал. У нас он быстро рот откроет, а если и его шлепнут, то и мы с дыркой в кармане останемся. Вся надежда на Сарафанова.
– Только ты не прав, Костя, – вмешался Угрюмый. – Банкир не лох. Так просто его не запугаешь. Нам надо переманить его на свою сторону. Мы должны сыграть роль ангелов-спасателей, а не дешевых рэкетиров. Силовые методы всегда успеем применить. Сначала предложим ему пряник, а потом достанем кнут. Чего его пугать, он и без того напуган.
– Согласен, – кивнул Савелий.
– В этом есть резон, – добавил Ахмед.
– Не возражаю! – поставил точку Вихров. Зазвонил сотовый телефон. Вихров взял со сто ла трубку.
– Слушаю.
– Командир, первый пост на линии. С Варшавки на Щербинку свернула легковушка и автобус с ОМОНом. Снимайтесь с базы.
– Понял. Домой ни ногой. Жди связи. Инструкции потом.
– Что делать будем? – спросил Савелий. – Возьмем круговую оборону?
– Не валяй дурака, герой! Все испортим. – Вихров встал. – Задумка у нас серьезная, братва. И смысл жизни появился. Не черта скалиться! У нас охранное агентство. Чего нам бояться? Встретим ОМОН как друзей старых. Иди, Ахмед, открывай ворота, чтобы не ломали, а ты, Рыжий, метай на стол. Поминки по погибшим отмечаем. Не трепыхаться. Вести себя тихо и достойно.
Через пятнадцать минут дом был окружен. Еще через пять включили громкоговорители, и вооруженные люди в касках и бронежелетах взяли автоматы на изготовку. Требовательный голос вещал в рупор: «Внимание! Всем покинуть дом с поднятыми руками. Выходить по одному, оружие на землю. Вы окружены, сопротивление бесполезно!»
Никто и не думал сопротивляться. Группа из восьми крепко сложенных мужиков с достоинством вышла в сад, держа руки за головой. Полсотни омоновцев чувствовали себя стаей волков, попавших в деревенский курятник.