Гавальда вздохнул и неожиданно показался Паулю очень уставшим.
– Только не сейчас, когда мы обсуждаем несчастье, случившееся с отцом Сорелли.
– Об этом они и хотят поговорить, – робко возразил отец Криспи. – Эти господа из полиции. Они расследуют дело об убийстве отца Сорелли.
– Это все меняет, – ответил генерал, однако в голосе его не было энтузиазма. – Разумеется, мы их примем. – Когда Криспи снова закрыл дверь, чтобы позвать посетителей, Гавальда быстро обвел взглядом присутствующих и добавил: – Возможно, мы узнаем нечто новое. Нечто, что прольет свет на это темное дело.
Вскоре Криспи провел в помещение обоих сотрудников уголовной полиции, и они сели рядом с Паулем. Главной в этой паре была женщина, представившаяся как комиссар Клаудия Бианки; Пауль решил, что ей лет тридцать пять – сорок, то есть она немного моложе, чем он. Она была среднего роста, и стройность, свойственная юным девушкам, уже оставила ее, что, однако, вовсе не умаляло ее привлекательности. Средней длины темно-русые волосы обрамляли ее на первый взгляд кроткое лицо, но стоило Паулю присмотреться внимательнее, как он заметил в серо-голубых глазах женщины решимость.
Ее напарник, Альдо Росси, был помощником комиссара.
Пауль подумал, что этот худой мужчина со смуглой кожей и черными вьющимися волосами наверняка родом с юга Италии. Росси был примерно на пять лет моложе своей начальницы. Между ними чувствовалось скрытое напряжение, которое Пауль прочитал по незначительным жестам и взглядам.
Гавальда коротко представил присутствующих, Пауля – в последнюю очередь.
– Брат Кадрель приехал из Австрии, чтобы попрощаться с отцом Сорелли.
Росси с любопытством посмотрел на Пауля.
– Так, значит, вы хорошо знали погибшего, отец Кадрель?
Пауль кивнул, а затем поправил Росси:
– Не отец, а брат Кадрель.
– А в чем разница?
– Я не священник, я член ордена в миру.
– Так, значит, вы не настоящий иезуит?
– Отчего же. Мы, члены ордена, не являющиеся духовными лицами, также даем обет послушания, бедности и целомудрия. Но Общество Иисуса выполняет такие разнообразные задания, что в некоторых местах брат-мирянин может справиться лучше, чем священник.
Клаудия Бианки вмешалась в разговор:
– А где ваше место, брат Кадрель?
– Я руковожу интернатом в Австрии, точнее – на озере Мондзее.
– Но такую работу мог бы выполнять и священник, не правда ли?
Конрад Мергенбауэр, ассистент генерала, отвечающий за интернат Пауля, почувствовал, что ему пора объяснить ситуацию. Улыбка его при этом была в лучшем случае снисходительной, в худшем же – высокомерной.
– В образование иезуита входит тщательное изучение нескольких наук. Однако одна из них, разумеется, все же является основной, и у священника это, естественно, теология и философия. Брат-мирянин же, напротив, может специализироваться в тех областях, которые помогут ему при ведении мирских дел.
Комиссар решила проигнорировать слова Мергенбауэра и обратилась напрямую к Паулю:
– И в какой области вы специализируетесь, брат Кадрель?
– В юриспруденции, – ответил Пауль.
Она изумленно подняла одну бровь.
– Так вы юрист?
Пауль позволил себе придать своему тону легкую ироничность, однако смягчил ее теплой улыбкой.
– Человек, изучавший юриспруденцию, так и называется.
Не обращая внимания на маленькую колкость, Клаудия Бианки задала следующий вопрос:
– Нужно ли быть юристом, чтобы руководить интернатом?
– Это, по крайней мере, не помешает.
Пауль не успел ничего добавить, как Мергенбауэр снова вмешался в их разговор:
– Построить интернат на озере Мондзее практически из ничего – это, знаете ли, непростая задача. Без участия брата Кадреля, без его тонкого чутья в юридических вопросах нам бы вряд ли это удалось. Более того: без него весь проект никогда бы не был начат.
Мергенбауэр откинулся на спинку обтянутого кожей стула и бросил на Пауля благосклонный взгляд, будто заслуги последнего автоматически считались и его заслугами. Мясистые руки, скрещенные на внушительном животе, превратили Мергенбауэра в карикатуру на сытого, довольного собой и миром святошу.
Но комиссар опять наказала его невниманием. Она, похоже, твердо решила спрашивать обо всем, что касалось Пауля, у него лично. Это не вызывало у него неприязни, ведь ему нечего было скрывать. Но он не хотел бы оказаться на месте подозреваемого, которого она допрашивает, и уж точно – подозреваемого с нечистой совестью. Пауль отнес ее к числу людей, которых в детективах обычно называют «крепкими орешками».
– Откуда у вас такой интерес к сиротам, брат Кадрель? Вы тоже воспитывались в приюте?
Пауль снова улыбнулся.
– Вы угадали, commissario.
Клаудия Бианки, оставаясь серьезной, продолжила:
– Я никогда не угадываю, а делаю выводы. Я также предположила, что отец Сорелли стал для вас своего рода вторым отцом.
– И снова вы правы. Как вы пришли к такому заключению?
Она покосилась на Гавальда.
– Но ведь, как сказал его преподобие, вы приехали из Австрии, чтобы попрощаться с Сорелли. А этот факт позволяет заключить, что вы с ним были в близких отношениях.
Пауль выпил немного воды, и его мысли унеслись в прошлое, в сиротский приют, где он провел большую часть своего детства. Это было старое здание, бывший монастырь, с узкими комнатами и длинными темными коридорами. Но в воспоминаниях Пауля он вовсе не был мрачным. Иезуиты, заботившиеся о нем, были дружелюбными и чуткими людьми, особенно отец Сорелли.
– Мои родители австрийцы, из Зальцбурга, – пояснил он. – Они погибли в Риме в автокатастрофе, когда приехали сюда в отпуск. Я ничего об этом не помню, мне ведь тогда было всего три года. Как выяснилось в результате старательной и кропотливой работы римских властей, мать и отец – мои единственные кровные родственники. Вот так я и очутился в сиротском приюте у иезуитов, на Виа Ардеатина. Им руководил очень чуткий священник, Джакомо Анфузо, душа которого всегда была открыта для детских проблем. Это доказывает, что и священники могут быть хорошими директорами сиротских приютов.
Сделав последнее замечание, он посмотрел на Мергенбауэра, и тот дружелюбно кивнул ему. Очевидно, у ассистента генерала, который был родом из Баварии, сегодня был день снисходительности.
Помощник комиссара Росси, уже некоторое время нервно ерзавший на стуле, наконец нашел возможность вставить слово:
– Может, вернемся к Сорелли? Как вы с ним познакомились?
– Он работал воспитателем в сиротском приюте, – ответил Пауль, глядя, однако, не на Росси, а на его начальницу. – Как-то так вышло, что мы с ним с самого начала прониклись друг к другу симпатией, только не спрашивайте меня почему. В раннем детстве никто не доискивается причин, а просто радуется подобным отношениям. Сегодня можно было бы спокойно сказать, что мы нашли общий язык.