Генеральный секретарь, похоже, вздохнул с облегчением: разговор о Людовико Анфузо, должно быть, действительно был ему неприятен.
– Вместо этого он предпочел довериться вам, Пауль. Или, по крайней мере, собирался так поступить. Кто еще мог знать, что он назначил вам встречу у Сан-Ксавье? И вообще, почему он решил назначить вам встречу именно там?
– Наверное, во время нашего разговора он вспомнил прежние времена. Кроме того…
– Да?
– Сейчас мне на ум пришло замечание, которое отец Анфузо сделал в Иль-Джезу. Из него следует, что между пожаром в сиротском приюте и обстоятельством, из-за которого он хотел поговорить со мной, существует какая-то связь. Я только сейчас подумал об этом, полиции я ничего не говорил.
После того как Луиджи подал фарфалле, Финчер спросил у Пауля:
– Кстати, как полицейские отреагировали на то, что у них появился новый консультант?
– Синьор Компаньи, начальник полиции, просто в восторге от этой идеи. Но мне показалось, что он единственный на всем Квиринале так на нее отреагировал. – Мысли Пауля вернулись к событиям, происшедшим несколько часов тому назад. После посещения прозекторской он еще довольно долго беседовал с Альдо Росси и Клаудией Бианки в их кабинете.
Особой симпатии они к нему не выказали, беседа прошла в лучшем случае по-деловому. Пауль ответил на многочисленные вопросы полицейских о том, что касается иезуитов и упоминания числа дьявола в Откровении Иоанна Богослова, однако у него создалось впечатление, что Бианки и Росси не так щедро поделились с ним сведениями.
Финчер одобрительно улыбнулся.
– Полицейские скоро к вам привыкнут. Они должны радоваться, что им дали не отрешенного клирика, а такого энергичного человека, как вы. В конце концов, мы, иезуиты, известны тем, что умеем работать. Знакома ли вам история о четырех членах монашеских орденов и коротком замыкании?
– Нет, но думаю, сейчас я ее услышу.
– Четыре члена монашеских орденов – бенедиктинец, доминиканец, францисканец и иезуит – обсуждают поздним вечером религиозные вопросы. Вдруг в комнате гаснет свет! Что делают эти люди? Бенедиктинец начинает читать молитву, доминиканец делает доклад о дуализме света и тьмы, а францисканец хвалит Бога за то, что Тот послал человеку милостивую, окутывающую все темноту.
– А иезуит? – Пауль задал вопрос, которого ждал Финчер.
– Он идет в прихожую и меняет пробки. Вот такие мы, иезуиты – большие практики. Поэтому вы – подходящий человек для данного задания, Пауль. Я уверен, что вы не позволите полицейским сбросить вас со счетов. – Еще минуту назад веселый генеральный секретарь внезапно стал серьезным. – Очень важно, чтобы вы удерживали инициативу во время расследования! Интересы Общества Иисуса и святой матери Церкви, возможно, затронуты больше, чем все мы думаем. Как продвигается расследование?
– Они еще очень многого не знают, даже того, являются ли Сорелли с Анфузо жертвой одних и тех же преступников или нет, – ответил Пауль и рассказал все, что ему было известно.
Он понимал, что Бианки и Росси не до конца откровенны с ним, но на их месте он бы, наверное, вел себя так же. Кроме того, он, со своей стороны, тоже не все им рассказал. Например, он утаил тот факт, что иезуиты осмотрели комнату Сорелли еще до прихода полиции.
От стола к столу ходила привлекательная блондинка с фотоаппаратом для получения мгновенных снимков.
– Красивые фотографии на память! Одна фотография пять евро, две фотографии – семь евро пятьдесят центов.
Финчер жестом подозвал ее.
– Сделайте два наших фото, пожалуйста.
Он стал за спиной Пауля, и оба улыбнулись в камеру, причем Пауль чувствовал себя неловко. В конце концов, он прибыл в Рим не как турист. Финчер довольно улыбнулся и дал фотографу десять евро.
– Одна для меня, одна для вас, Пауль, на память об этом вечере. – Он протянул Паулю фотографию и снова сел. – Даже во времена серьезных испытаний нужно сохранять жизнерадостность. Кстати, о серьезном: пожалуйста, продолжайте и дальше держать меня в курсе дел. И еще одно: что бы ни произошло, обращайтесь ко мне – в любое время дня и ночи. Я был бы вам благодарен, если бы вы не связывались непосредственно с нашим генералом. Здоровье у него хрупкое, и его следует беречь от лишних волнений. Я сам доложу ему все, что нужно, но сделаю это как можно осторожнее. А пока придется нам обходиться без него. Вы мне обещаете?
И Пауль пообещал. Он слишком хорошо помнил о приступе слабости у генерала и не хотел быть причиной следующего.
Когда Пауль и Финчер приступили к основному блюду, пианист перешел от Шостаковича к Моцарту, за что Пауль был ему благодарен: Шостакович навевал на него грусть, а при его нынешнем душевном состоянии любая, даже незначительная радость была бесценна. Однако его мысли снова и снова возвращались к происшествию у бывшего приюта Сан-Ксавье – и к событиям из его сна.
Очевидно, два года изучения психологии не прошли для Финчера даром, так как он заявил:
– Пауль, я вижу, вас что-то гнетет. Это как-то связано с Сорелли и Анфузо?
– В некотором роде, да. Впрочем, это очень личное.
– Если вы решите рассказать мне что-нибудь и возьмете с меня слово молчать об этом, я сохраню все в тайне.
– Или же поместите меня в лечебницу, причем закрытую.
– Я так не думаю. Так что случилось?
Пауль помедлил, но ему обязательно нужно было довериться кому-нибудь, иначе он просто свихнется. И потому он наконец решился:
– Я знал, что Ренато Сорелли и отца Анфузо убьют. Знал еще до того, как это произошло. Но не потому, что кто-то сообщил мне заранее. Просто я все предвидел.
Финчер слушал Пауля совершенно спокойно. Он не рассмеялся, на его широком лице не отразилось неверие или удивление.
– Что-то подобное я себе и представлял, – только и произнес он и подцепил вилкой кусок моцареллы.
– Почему? – озадаченно спросил Пауль.
– Когда вчера утром я позвонил вам и сообщил о смерти Сорелли, вы уточнили, не был ли он убит. А когда я спросил вас о том, как вы пришли к такому заключению, ответа я не получил. В конце концов, отец Сорелли не принадлежал к числу людей, которые часто умирают насильственной смертью. Он не был мафиози или кем-то в этом роде. Пожалуйста, расскажите мне, что именно вам приснилось!
И Пауль во всех подробностях описал ему сны, в которых он видел мертвым Сорелли, а затем и Анфузо. И рассказал, что уже несколько недель Сорелли снова и снова приходит к нему во сне. Это были ужасные сны, в которых демоническое, неизмеримо безобразное существо приближалось к лицу Сорелли, а затем сливалось с ним, как будто нечто злое хотело поглотить иезуита, подобно тому, как губка вбирает воду.
– Я уже чувствую себя человеком, приносящим несчастье, чьи кошмары приводят к тому, что зло получает власть. Смогу ли я положить этому конец, если не буду спать?