ОЦШ оплачивает Норвелу съемное жилье — одну из Садовых квартир Шекспира. Уитбред также получает жалованье, вдобавок прихожане часто приглашают его в гости на обед или ужин. Взамен он моет в церковных зданиях туалеты и полы, два раза в год протирает окна, ежедневно опорожняет баки для отходов, подбирает мусор на парковке и производит кое-какой мелкий ремонт. Иногда Норвел выполняет и небольшие поручения по просьбе Пардона Элби в его доме, однако решительно отказывается от сугубо женских дел, например загрузить посуду в огромную посудомоечную машину или готовить и разносить кофе. Вот и получается, что если ни одна из сестер не имеет возможности потрудиться во славу Божию, то в моем рабочем графике появляется непредвиденная статья, связанная с этой церковью.
Для обсуждения спорных вопросов руководства садом для дошколят проводятся ежеквартальные собрания правления, где заседают избранные члены ОЦШ. Эти мероприятия всегда протекают в оживленной атмосфере, и меня то и дело просят их обслуживать — подавать кофе и блюда с печеньем. В самом деле, если бы прочие прихожанки послушали прения заседателей, то, в зависимости от личных свойств характера, скорее всего, померли бы со смеху или убежали бы в отчаянии куда глаза глядят.
Когда я пришла на этот раз, Норвел Уитбред сидел без всякого дела в кухне, расположенной в удаленном от церкви конце здания воскресной школы. К разделочному столу были прислонены внушительная метла и совок для мусора, как бы защищая его честную репутацию.
— Как ди-эла си-эгодня, сестра Лили? — процедил он, потягивая из банки что-то безалкогольное.
— Какая я тебе, к черту, сестра, Норвел, — огрызнулась я.
— Если хочешь работать здесь, попридержи язык, женщина!
— А ты, если хочешь работать здесь, прекращай доливать спирт в колу!
Я за полтора метра чувствовала, как от него разит бурбоном. На костистом худосочном лице Норвела с сильно выступающим носом отразился откровенный испуг. Я не сомневалась, что церковный неофит и всеобщий любимчик уже забыл времена, когда с ним разговаривали без лишних церемоний. Его сегодняшняя одежда наверняка досталась ему от кого-то из прихожан. Норвел по собственной воле никогда не купил бы себе ни эти мешковатые брюки коричневого цвета, ни слишком просторную рубашку в мелкую полоску.
Пока я доставала кофеварку на двадцать чашек, Норвел успел опомниться и прогнусавил:
— Я состою в этой церкви, а ты — нет. Моему слову все поверят.
— Вот что я скажу тебе, Норвел. Ты можешь пойти и рассказать своим единоверцам все, что только угодно. Они поверят тебе и уволят меня. Тогда другая уборщица, которую возьмут на мое место, с превеликой радостью поведает им о твоих питейных пристрастиях. Или же уволят именно тебя, по крайней мере глаз спускать не будут. По-моему, Норвел, ты в любом случае остаешься в убытке.
Моя прежняя установка состояла в том, чтобы избегать или игнорировать Норвела, но сегодня я вознамерилась дать ему отпор. Может быть, сдержанность в разговоре с Карлтоном исчерпала мою дневную квоту приятностей, или же на сегодня просто выпало слишком много бесед с глазу на глаз. Иногда у меня за целую неделю не набирается столько собеседников, сколько случилось сегодня.
Норвел туго шевелил мозгами, и я тем временем успела собрать кофеварку, заправить ее и отыскать поднос для разносортной выпечки, оставленной на кухонном столе в белой коробке.
— Я поквитаюсь с тобой за это, сучка, — прошипел Норвел.
В беспощадном флуоресцентном освещении его впалые щеки казались совсем ввалившимися.
— Нет, не поквитаешься, — уверенно ответила я.
Норвел, подстегиваемый горячительным, сатаной или ими обоими, перешел к действиям. Он схватился за метлу и замахнулся на меня, но я тут же взялась за черенок, поднырнула под руку Норвела, выкрутила древко и снова повернулась к нему. Рука Уитбреда переплелась с черенком — ужасно болезненное положение, как я сама убедилась, когда Маршалл обучал меня этому приему.
Норвел взвизгнул пронзительно, словно крыса, и, разумеется, на кухню сей же час поспешил преподобный Маккоркиндейл. Я узнала о приближении пастора еще до его появления по аромату лосьона для бритья. Святой отец неравнодушен к приятным запахам. Мне оставалось лишь слегка переменить положение ног и пнуть Норвела в подколенную ямку. Уитбред, охая и стеная, скорчился на чисто вымытом кухонном полу, а я, скрестив руки на груди, обернулась к двери, чтобы объясниться с его преподобием.
В тех редких случаях, когда Джоэл Маккоркиндейл предстает передо мной с закрытым ртом, его облик разительно отличается от обычного. На этот раз, стоило ему взглянуть на Норвела, а затем снова на меня, его губы неприязненно сжались. Я представила себе пастора в отрочестве, когда Джоэл Маккоркиндейл, смотрясь в зеркало, видел там совершенно заурядного юнца. Возможно, в те моменты он и давал себе торжественную клятву так усовершенствовать свои личные качества и развить неимоверной красоты голос, чтобы они перекрыли собой отсутствие физической исключительности. Это человек среднего роста, веса и колорита. Телосложения он тоже самого обычного — не очень мускулистый, но и не совсем тщедушный. Зато его внутреннее содержимое прямо-таки переплескивает через край. Джоэл Маккоркиндейл способен заполнить весь объем помещения своим одобрением, невозмутимостью или осуждением. В данный момент он наполнил кухню раздражением.
— Что здесь происходит? — спросил священник тем самым внушающим трепет голосом, каким, должно быть, Бог взывал к Моисею из неопалимой купины.
Правда, думаю, Господь не опустился бы до сварливых ноток. Норвел заныл, держась за травмированную руку. Я знала, что в присутствии своего талона на обед во плоти он не решится открыто выступить против меня, а потому отвернулась к раковине и принялась мыть руки, чтобы выложить на поднос остатки выпечки.
— Мисс Бард! — последовал окрик.
Я вздохнула и снова повернулась к ним. Мне всегда приходится расплачиваться за минутное удовольствие. К тому же люди склонны говорить лишнее там, где можно смолчать.
— Что здесь произошло? — сурово повторил преподобный Маккоркиндейл.
— Норвелу кровь ударила в голову, вот я и охладила его.
Я решила, что этими словами вернее всего избегну дальнейших объяснений. Святой отец немедленно мне поверил, как я, собственно, и предугадывала. Я заметила, что он пару раз окинул меня придирчивым взглядом. Интуиция подсказала мне, что он не счел приставание ко мне мужчины лишенным вероятия.
— Норвел, это правда?
Уитбред, фигурально выражаясь, прочел на стене предостерегающие письмена и кивнул. Мне оставалось гадать, каким образом его дальновидности удалось одержать верх над яростью.
— Брат Норвел, после собрания мы с вами побеседуем в моем кабинете. — Тот снова кивнул, а его преподобие продолжил бесподобным голосом, насыщенным гипнотическими модуляциями: — А теперь позвольте мне помочь вам подняться и выйти, чтобы сестра Лили могла закончить свою работу.