— Надо было в лес загнать, — убеждённо и мрачно сказал Саня, подставляя под флягу два стаканчика.
— В лесу егеря.
— Лажовое место, — задумчиво повторил Саня и выпил.
Лёха тоже выпил.
— Я ключи от тачилы себе возьму, — сказал Саня. — Чтобы ты без меня не уехал.
— Хер тебе, Саня.
— Лёха, я тебя знаю, ты ведь меня кинешь.
— Кончай пургу гнать.
— Тогда ключи мне дай.
— Хер тебе.
Лёха вылез из кабины, обошёл автобус и открыл заднюю дверку. Саня тоже выкарабкался из кабины и подковылял к Лёхе.
— Хлама-то у них тут… — пробормотал Саня, оглядывая снаряжение Гугера, Валерия и Кирилла.
Багажная часть автобуса было заставлена пластиковыми ящиками, кофрами, сумками.
— Бензопила моя, — сразу сказал Саня.
Лёха, нагнувшись, вытащил ручную немецкую бензопилу Makita. Она была без кейса, но планку с зубцами прикрывал пластмассовый кожух. В корпусе пилы бултыхнулся бензин.
— Хер тебе, — сказал Лёха. — Пила моя. Бери чо другое.
— Лёха, вор слово держит, — в голосе Сани появилась угроза.
— Уркам своим уши грей.
— Лёха! Сукой будешь.
— Тебе чо пила?! — разъярился Лёха. — Бери чо другое! Навалом дерьма всякого! А пилу я щас Мурыгину сдам! Выпить хочешь ещё?
— Я тебе сразу сказал, что пила моя!
— Ну, сказал и сказал. Хера ли.
Саня молча вцепился в ручку пилы. Лёха легко оттолкнул его, и Саня задом повалился на землю, нелепо махнув палкой.
— Не лезь, козёл, — беззлобно посоветовал Лёха.
Саня, кряхтя, поднимался на ноги.
— Будешь щас чо брать? — спросил Лёха.
— А ты мне, бля, донесёшь до деревни? Я инвалид!
— Сам себе неси. Я те не ишак. Не будешь, так я закрываю.
Лёха захлопнул дверцу и бибикнул сигнализацией, потом сунул брелок с ключом от автобуса в карман камуфляжных штанов.
— Пошли, — буркнул он. — Надо, чтоб нас утром в деревне видели.
С пилой в руке Лёха деловито пошагал в темноту.
— Погоди! — крикнул Саня. — Куда побежал!
Саня заковылял вслед за Лёхой.
Они шли в сумерках начинающегося рассвета вдоль торфяных карьеров. Лёха двигался впереди, размахивая пилой, Саня еле поспевал следом. Он хромал, цеплялся палкой и материл Лёху:
— Лёха, гондон… Ты ведь меня обул, сука… Место лажовое, ключа от тачилы не дал, воровское слово не держишь… Ты ведь тачилу заберёшь и в город угонишь… А я, мандюк, ключ от сарая у Мурыгина брал… Я, значит, и тачилу укатил… И у этих фраеров московских спрашивал, где ты… Значит, не с тобой я был… Ты все стрелки на меня перевёл, везде меня подставил, да, Лёха? Ты братана своего подставил? Папу своего?
Казалось, что Саня спотыкается и шатается не от колченогости, а от сокрушительного прозрения.
Лёха не отвечал и только усмехался.
Возле горящего карьера он притормозил, положил бензопилу на дорогу, снял с ремня флягу и свинтил крышку. Чёрный плоский котлован лежал без огня, но во многих местах дымился.
— Может, бля, направить на деревню пал? — задумчиво спросил Лёха сам у себя. — Чо сгорит, власти выплату дадут. Уехать сможем. И Шестаков ничо не сделает.
Саня догнал Лёху и остановился сзади, тяжело дыша.
Лёха цыкнул зубом, глотнул водки из горла и вдруг закашлялся. В груди у него забурлило, он согнулся, повернувшись к Сане задом, и его начало толчками рвать водкой.
— А говоришь, не блюёшь, — презрительно сказал Саня.
Он двумя пальцами ловко вытащил из ножен на боку у Лёхи нож и перехватил рукоятку удобнее. Лёха отплевался, распрямился, вытер губы ладонью и повернулся к Сане, протягивая флягу.
Но Саня флягу не взял. Он спокойно, точно и крепко воткнул нож Лёхе в грудь — слева, лезвием между рёбрами. Лёха в изумлении открыл рот, выронил флягу, колени у него поплыли и ослабли, и он косо повалился на дорогу на бок, рядом с бензопилой.
— Папу в попу нельзя, баклан, — назидательно сказал Саня.
Он осторожно подогнул ноги, отставил палку и присел рядом с Лёхой, подобрал фляжку, побултыхал, проверяя, осталась ли водка, выпил и посмотрел на Лёху. В открытых глазах Лёхи плыл тёмный дым торфяного пожара. Саня пальцами надвинул Лёхе веки на глаза, спустил на свою ладонь рукав пиджака и обшлагом вытер ручку ножа, торчащего у Лёхи из груди. Крови на груди почти не было, только красная полоска едва-едва оторочила лезвие. Потом Саня обшарил карманы Лёхиных камуфляжных штанов и вытащил деньги, сигареты и брелок от автобуса.
— А говорил, падла, пустой скок, — задумчиво пробормотал Саня, рассматривая купюры.
Саня подобрал бензопилу, встал, осмотрел агрегат, открутил пробку и принялся трясти бензопилой над Лёхой, выливая бензин. Затем отложил пилу, взял Лёху за руку и потащил к горящему карьеру. Тело Лёхи оставляло широкую борозду. Саня не доволок приятеля до края котлована, бросил и принялся пихать вперёд палкой. Еле-еле у него получилось сдвинуть Лёху к чёрному рыхлому обрыву. Тело зависло, Саня ещё раз толкнул, и Лёха кувыркнулся вниз. Через секунду он выкатился на дно котлована, уже весь перепачканный сажей, и замер, картинно раскидав руки.
Саня ждал.
— Прости меня, раба многогрешного, господь наш Иисус Христос милостивый! — широко крестясь, торжественно произнёс он.
И тотчас Лёха, облитый бензином, вспыхнул. Загорелась одежда, волосы, а потом и весь чёрный торф вокруг Лёхи. Это казалось то ли колдовством, то ли небесной карой, потому что больше открытого огня нигде в котловане не было.
Саня облегчённо перевёл дух, поднял бензопилу и, опираясь на палку, поковылял к вышке, что темнела на фоне восхода.
Таймер отсчитывал последние секунды аудиофайла, когда Роман Артурович извлёк синюю пластиковую папку, достал из неё несколько распечатанных на принтере фотоснимков и протянул Кириллу. В правом нижнем углу снимков были обозначены дата и время. На снимках Кирилл увидел дымящийся карьер, потом, крупнее, — его дно, потом — чёрные, обугленные останки человека с коричневыми костями под коркой нагара. Так теперь выглядел Лёха Годовалов.
Значит, когда он, Кирилл, пил кофе с Лизой, ругался с Валерием и Гугером, искал автобус на полянах Фетова ручья, читал «Доношение» Павла Мельникова, Лёха лежал в карьере и потихоньку дожаривался.
— Снимки для милиции, — пояснил Роман Артурович. — А то ведь могут и вовсе не приехать. Такая у нас охрана правопорядка.
— Вы хотите сообщить в ментовку?
— Безусловно. Это тяжкое уголовное преступление. А вы, Кирилл, считаете, что можно наплевать на этих людей, если они люди только физиологически? Но я уверен, что подобные деяния нельзя оставлять безнаказанными, даже если эти деяния совершены с представителями, так сказать, низкоразвитой социальной и культурной страты.