Ефимов знал, что предчувствие его не обманывает. Рано он распыляет накопленные силы, они ему еще нужны. Это лишь начало! Но он должен поставить точку в конце дела, а не ходить в подвешенном состоянии. Его ошибка – крах. Вся жизнь коту под хвост, а он еще не начинал жить в свои пятьдесят.
– Омоновец мешает! – неожиданно воскликнул Ефимов и хлопнул кулаком по столу.
– Ты что, Гриша, сбрендил? – Ефимов взглянул на Саранцева. Кто, как не он, может идти с ним в одной упряжке!
– Десять тысяч баксов получишь, Николай. Дело одно надо закончить.
И молчи, вопросы потом. Жареным пахнет, возможно, что пару раз стрельнуть придется.
Ефимов открыл сейф. Достал табельный пистолет и сунул его в карман.
Саранцев ничего не понял, но побежал вслед за коллегой.
В эту минуту он не думал о деньгах да и не принял всерьез эту фразу. Саранцев привык выручать друзей и не измерял услуги деньгами.
Они сели в машину Ефимова и сорвались с места.
– Что случилось? Говори толком, Гриша. У меня нет оружия. Где, что, кто?
– Добить нужно одного гаденыша. В реанимации лежит хмырь, который все знает о наших с тобой делах.
Ефимов уже соображал, что нужно говорить.
– Кто такой?
– Один банкир. Он купил информацию и хотел приколоть меня к стенке, но я вырвался. Однако живучий оказался мерзавец! Короче говоря, подробности потом узнаешь, а сейчас надо добить ублюдка!
– Но я в форме.
– Тем лучше. На первом этаже она послужит пропуском, на втором этаже ее сочтут камуфляжем убийц. Помни главное: у людей в милицейской форме нет лиц. Их никто не запоминает, в памяти всплывают только погоны и звездочки.
– Куда мы едем?
– В шестьдесят четвертую больницу. Знаешь, где это?
– Там же твой Борька лежал.
– Точно. И тоже в третьем корпусе. Не думал, что семейные неприятности могут принести пользу. Сейчас шесть часов вечера, самый разгар приемных часов, кругом полно народа, можно затеряться.
– Как будем действовать? – спросил Саранцев.
– Чем проще, тем лучше. Хитрить некогда, надо идти напролом. У палаты стоит омоновец. Возьмешь его на себя, а я зайду внутрь. Они не ждут налета. Никто не обладает сведениями.
– Это плохо. Легче вычислить.
– Банкиры в курсе. Они и попадут под подозрение. К нам и к милиции этот тип никакого отношения не имеет. Провал исключен!
Машину оставили у ворот больницы. Оба были раздеты, и зимой такое зрелище запоминается, но милицейский мундир Саранцева сводил все подозрения на нет. Они шли уверенной походкой, И складывалось впечатление, что эти люди перебегали из одного корпуса в другой.
Окна первого этажа были зарешечены, именно здесь находилось реанимационное отделение. Они зашли в корпус. Дверь с надписью «Реанимация» была закрыта на засов. Ефимов указал на лестницу, ведущую в подвал.
– Глянем там. Может, без шума обойдется.
Из открытой двери струился свет. Длинный узкий коридор соединял корпуса.
Ефимов кивнул вправо.
– Сюда. Сейчас мы будем под ними, а значит, ближе к цели.
– Здесь покойников возят и грязное белье, а наверх мы не пройдем.
– Соображай, Саранцев. Покойников по мусоропроводу спускают? Или с грязным бельем?
Через несколько метров они заметили дверь. Ефимов повернул ручку, и они оказались в небольшой комнатушке. Предположение было правильным. Под раструбом в потолке стояла тележка, набитая бельем. Рядом стояли корзины с расфасовкой, в углу несколько каталок, но без покойников.
– Есть идея! – лицо Ефимова горело, будто он сидел в сауне. – Надеваем халаты и берем каталку.
Остальное Саранцев понял сам. Они надели мятые халаты, закрыли лица марлевыми повязками, нахлобучили на головы белые чепчики, после чего занялись каталкой. Муляж предполагаемого больного был создан из простыней и наволочек, после чего накрыт покрывалом.
Из комнаты вышли совершенно другие люди. Они катили свой груз, понимая, что цель проходит над ними и где-то здесь должна быть лазейка. Им повезло. Грузовой лифт стоял внизу. Они открыли решетку и закатили в кабину каталку. С тяжелым гудением подъемник поднял их на первый этаж. Когда железные двери открылись, коридорная медсестра не поняла, что произошло. Из лифта вышли санитары с покойником. Она встала из-за стола и коротко показала большим пальцем вниз.
– Один этаж не доехали, молодые люди.
Женщина встала так, что объехать ее стало невозможно. Ефимов не думал. Он достал пистолет и ударил медсестру по голове. Она повалилась вперед на тележку и вместе с «куклой» упала на пол. Ручеек крови тут же обагрил белые простыни.
– Кидай ее на телегу, – рявкнул Ефимов.
Женщину закинули на каталку, накрыли простыней, а груду ненужного белья покидали в кабину лифта. Дверь захлопывать не стали, а лишь прикрыли створки.
– Куда теперь?
Ефимов не знал. В корпусе стояла тишина.
– Идем по ходу поезда. Я не люблю делать задний ход. Там поворот.
Они развернули тележку и направились к повороту. Ефимов угадал направление. В конце второго коридора напротив лестничной клетки сидел омоновец в бронежилете с автоматом на груди.
– Ускорим шаг. Им нельзя давать думать, – процедил сквозь зубы Ефимов.
Простыня начала промокать, кровяное пятно медленно растекалось.
Прямо перед ними раскрылась дверь одной из палат, и вышел врач. Увидев кровавое пятно, он растерялся. Пропустив тележку, мужчина вдруг встрепенулся.
– Эй, ребята, куда вы его везете? Там тупик! Операционная в другой стороне.
– Иди за нами, доктор! – рявкнул Ефимов. Как загипнотизированный кролик, врач последовал за каталкой, что-то бормоча поднос.
Омоновец решил, что каталку будут вывозить на лестничную клетку, и встал со стула, чтобы посторониться.
– А ну-ка, дружок, открой нам дверь, – попросил Саранцев. Он должен был внести свою лепту в дело, и как только омоновец повернулся к нему спиной, Саранцев обрушил на его хребет сильный удар. Ефимов сбил врача с ног точным попаданием в челюсть. Доля секунды, и проблемы решены.
– Займись ими, – коротко бросил Ефимов и зашел в дверь, над которой висела синяя лампочка.
Сиделка вскрикнула от неожиданности.
Вскочив на ноги, она прижалась к стене. Ефимов не успел разглядеть ее. Он смел девчонку со своего пути. Она отлетела в сторону, выбила плечом стекло в шкафу, ударилась головой о железный угол и с порезанной рукой упала на ковер.
Бронштейн лежал на кровати весь в бинтах, что стало облегчением для убийцы. Ефимов очень боялся увидеть его лицо. Он не понимал ужаса своего деяния и не понимал, что делает теперь. Где-то в самой скрытой глубине переключался тумблер, и Ефимов становился другим человеком. И если ему показать заснятый на пленку материал, то подполковник не признал бы себя.