Кречинский – самое опасное звено в нашей цепи. Я поставил тебе тумблер в машину слева от руля под замком зажигания. Ты щелкнешь кнопкой, и произойдет размыкание цепи в зажигании. Машина по инерции проедет еще десяток метров.
Пусть Кречинский лезет под капот. С этой секунды он мой. Я подготовлю ему могилку в лесу. Его и через сто лет не найдут.
– А меня вместе с ним ты не прихлопнешь?
Тюнич засмеялся.
– Мы оба с тобой застрахованы. Забыла про наш общий договор с подробным описанием плана и общим сговором? Стоит одному из нас погибнуть, как экземпляр договора погибшей стороны попадет в прокуратуру. Мы слишком крепко повязаны. Вот поэтому я и доверяю тебе ехать в банк и получить деньги. Ты с ними никуда не денешься. Тебя схватит Интерпол, если ты захочешь меня надуть. И потом, подумай головой, девочка. Нам дают только за алмаз «Святой Франциск» и диаде му королевы восемьдесят миллионов долларов. Неужели нам на двоих этих денег не хватит? Я не жадный. Разум дороже любых богатств. Надо делиться, тогда не наживешь себе врагов. Иначе можно остаться ни с чем. Глупо. Столько трудов кошке под хвост. Смотри на вещи трезво и заглядывай вперед.
– Согласна. С тобой не поспоришь. Ты всегда прав. Где же мне включить тумблер?
– Свернешь на проселочную дорогу после тридцать пятого километра.
Кречинский не знает, где твоя дача и ничего не заподозрит. Считай столбы электропередач. Двадцатый столб. Я буду ждать вас там. Километра полтора от дороги. На эту просеку никто не сворачивает.
Она ведет в тупик. Там обрушился деревянный мост года три назад, а новый строить денег нет. Поэтому местечко тихое и безлюдное. Нас никто не побеспокоит. По обеим сторонам дороги лес. Идеальное место. А потом мы вернемся на шоссе и поедем дальше.
– А где ты назначил встречу с покупателем?
Тюнич улыбнулся.
– Завтра все сама увидишь. Не торопи события.
– Мне безразлично, я так спросила.
Вика глянула на часы.
– Бог мой, мне пора. Любовничек меня уже ждет. Сегодня мы отмечаем наш грандиозный успех у меня дома.
– Не переусердствуй. Завтра у нас ответственный день.
* * *
Итак, Кречинский наткнулся на вырытую могилу. Два ствола, направленных им в спину, не давали ни малейшего шанса выжить. Сергей никогда не был паникером и трусом, но сейчас он понял, что и ума у него тоже немного. Вот так просто сдохнуть за здорово живешь в расцвете сил и с сундуком золота под мышкой? Ну как это назвать? Закопают, и даже бугорка не останется. Жил человек, и вдруг хлоп, и все покрылось мраком.
Вика стояла рядом бледная, как восковая фигура из музея мадам Тюссо. Тюнич с двумя пистолетами в руках держался на безопасном расстоянии. Этот парень стреляет с любой руки и не делает промахов.
Умереть нетрудно, но надежда умирает последней. Нет ничего глупее стоять и ждать пули. Пускаться в переговоры бессмысленно. Тот, кто видел содержание сундука, на компромиссы не способен. Блеск золота лишает людей разума. А что тут придумаешь? Головой в омут, и дело с концом. В земле торчала лопата.
Кречинский даже не думал, он, как вратарь, бросился к рабочему инструменту, способному превратиться в оружие, но произошло невероятное: траектория полета изменилась, Вика толкнула его плечом, и вместо того, чтобы перепрыгнуть могилу, он в нее свалился, сильно ударившись спиной. Вот теперь и надежда умерла.
Сергей отряхнул землю с лица и глянул вверх.
Тюнич стоял рядом с Викой. Он усмехался, держа оружие в руках. Вика смотрела на него с холодным равнодушием. Ее синие глаза превратились в бездонные омуты.
– Ты с ним? – Это все, что он сумел из себя выдавить.
– Мы всегда были вместе, – едва слышно прошептала она.
Тюнич взвел курок.
– Дай мне, я сама, – Вика протянула руку.
– Крепко же он тебя достал, – усмехнулся Стас и подал ей пистолет. – Не промахнешься?
– В обойме патронов много, – ответила она.
Черный глазок вороненого ствола нацелился в лоб Сергея. «Не промахнется – решил он. – Только бы не мучиться».
Вдруг глазок исчез. Пистолет изменил направление, и раздались два выстрела подряд, раскатистым эхом пронесшихся по лесу.
Стас Тюнич рухнул на землю с прострелянной шеей и пробитой насквозь челюстью. Вика ногой выбила из его руки второй пистолет.
– Ну и долго ты еще будешь рот разевать в могиле? – раздраженно спросила она.
Сергей выкарабкался из ямы. Его качало из стороны в сторону. Он не мог прийти в себя от шока.
Лежащий на земле Тюнич издавал кошмарные хрипы, он был еще жив. Кровь пульсировала из перебитой артерии.
Вика бросила пистолет в яму, взяла его за ноги и стащила в могилу.
– Он же еще жив! – пролепетал заплетающимся языком Кречинский.
– Вот и хорошо. У него оудет несколько минут подумать над своими ошибками, пока черти за ним не придут.
Вика взяла лопату, и начала засыпать полумертвое тело замлей.
Сергей поднял с земли второй пистолет и сунул его за пояс.
– Зачем он тебе?
– Хватит с меня экспериментов. Может, ты еще где-нибудь заготовила ловушку. Чем я лучше его?
– Тем, что я тебя люблю, а его ненавижу. Он мне был нужен, потому что контролировал ментов и все следствие. Теперь дело закрыто. С сегодняшнего дня он в отпуске, и его не скоро хватятся. – Вика сровняла землю. – Хватит таращиться на меня. Тащи дерн. Надо заметать следы как следует. Очнись, тетеря!
Рубленые квадраты дерна легли на сырую землю, и лес стал естественным, как и был до появления здесь человека с лопатой.
– А теперь поехали дальше, носильщик. Проку с тебя, как с козла молока.
Чемодан вновь закрыли и положили на заднее сиденье машины. Лопату бросили в багажник. Малина развернулась и поехала к шоссе.
– Почему ты мне ни о чем не говорила? Значит, Тюнич специально подстроил наше знакомство и все это время руководил тобой? – поражался Сергей.
– Он так думал. Но жизнь намного разнообразней и богаче планов, нарисованных на бумажке. Ты прав, поначалу я была на его стороне, и план мы составляли вместе, но кто знал, что я полюблю тебя? По-настоящему, впервые в жизни. Этого счастья Бог не давал мне двадцать семь лет, и я не верила в существование любви. Но она пришла, откуда я ее не ждала. Пришла, и все тут. И я уже ничего не могла с собой сделать. Но не только любовь повлияла на окончательное решение. Я беременна и жду ребенка. Моего кровного и настоящего.
Того, кто будет жить счастливее нас. Я хочу, чтобы у него был отец. Настоящий родной отец.
– Погоди, но у тебя же есть сын. Роман.
– Он меня ненавидит. Так воспитал его Дмитрий. Ты помнишь хоть один случай, когда я поехала бы на дачу навестить ребенка? Нет. И не старайся. Меня туда не допускают. Его воспитывает нянька, чужая женщина. Дмитрий при ребенке называл меня стервой и не иначе. Вряд ли Ромка помнит мое имя. Стерва, сука, других обращений ко мне он и не слышал. Его убедили, что я страшная и отвратительная злыдня. Когда он со мной в доме и нет Мити, мальчик запирается на ключ в своей комнате. Он меня боится. А я хочу, чтобы мой сын меня любил. Теперь я рожу по-настоящему.