– Потому у всех губки бантиком и улыбки, словно у хитрых лисиц?
– Неважно как, не дразни своими белоснежными зубками, наживешь врагов.
– Господи, все нельзя: красивой быть нельзя, здоровой быть нельзя, чистой быть нельзя, умной быть нельзя!
– Умной можно. И красивой тоже, только тебе это не грозит, голубых глаз и правильных черт лица мало, ты не вписываешься в нынешнее понятие красоты.
– Конечно, я не булка из печи.
– Да, ты худышка. Нужно поправиться килограммов на двадцать.
– Что?! Никогда!
– Тогда ходи в умных дурнушках.
– И буду ходить.
Мы болтали, словно приятельницы в кафе в своем времени. Было легко и просто, но Мари быстро все поставила на свое место:
– А как же Сен-Мар? Его не соблазнишь тощими ключицами. И короля тоже.
– Может, Сен-Мара получится соблазнить хлопаньем глазками или хотя бы скомпрометировать? А король любит вести платонические беседы, так, кажется?
– Его Величество любит. Две фаворитки сбежали – одна в монастырь, другая в ссылку. Только этот вариант тебе не подходит.
– Почему, думаешь, не смогу вести умные беседы?
– Сможешь, только король приступит к ним через полгода, он не любит торопиться с фаворитками, а времени у тебя в обрез. И перестань мне тыкать, я герцогиня!
Как меня пугали такие переходы! Словно два разных человека, никогда не знаешь, в какой момент взорвется. Я присела:
– Извините, герцогиня.
Да плевать я на нее хотела! Важная какая.
Герцогиня выискалась! Будто я не знаю, кто она такая в действительности.
Я-то вернусь, а ты останешься. Кукуй тут одна на ветке в ожидании следующей дурочки, перед которой можно будет герцогиню из себя разыгрывать.
Ушла к себе и в тот день пред светлые очи своей наставницы не показывалась.
Вечером она прислала ко мне свою горничную Катрин с платьем:
– Нужно подогнать.
Платье было красивым, богато расшитый серебром бархат серого цвета с отделкой серебристым же кружевом, огромный белый воротник, но не торчком, а разложенный по плечам, выполнен в технике «ришелье»… Наличие такого наряда означало, что мы завтра куда-то идем, но я принципиально не интересовалась. Даже тогда, когда герцогиня лично явилась посмотреть на результат.
Подгонка потребовалась, но платье ушили, а не расставили – моя талия оказалась тоньше корсета! Оставить бы так как есть для свободы движения, но Мари потребовала ушить и затянуть до одурения. Я решила, что это из мести.
Зато результат получился потрясающий!
Двигаться и даже дышать нелегко, но талия такая, что можно обхватить пальцами, грудь почти вся на виду, обрамленная кружевом, спина поневоле прямая (китовый ус не мягче металла), при малейшем движении шелест шелков нижних юбок и колыхание кружева. Вообщето холодно, вернее, холодно оголенным плечам и груди, многочисленные юбки тепло держат неплохо.
Большущий воротник лежит за плечами вне декольте, а мог бы согреть. С трудом преодолела желание поднять его и закутаться. Даже представила Мари при этом, вернее, герцогиню д’Эгийон.
Вот взбесилась бы!
Во время примерки молчала, только:
– Да, мадам. Хорошо, мадам.
Она не выдержала первой:
– Завтра едем к маркизе де Рамбуйе.
Вау!
Но это мысленно, вслух:
– Да, мадам.
– Обиделась?
– На что, мадам?
– Все ты понимаешь. Просто тебе нельзя говорить столь фамильярно, Анна, ты не привыкла к этой границе, выдашь себя с головой.
– Я буду молчать, мадам.
Снова взрыв:
– Молчат только идиотки! Ты должна говорить, но с толком. А будешь воображать, провалишься сама и провалишь меня.
Я в очередной раз пообещала себе удавить Армана после возвращения. Только бы дожить до такого светлого мига.
Особняк, или, как его называют, отель маркизы де Рамбуйе на Сен-Тома, очарователен. Светлый, нарядный, изящный. Только женская рука могла начертать такое, говорят, маркиза лично изобразила план будущего особняка. Было в то время Катрин де Вивон маркизе де Рамбуйе всего шестнадцать. Но юная красавица уже четыре года как являлась замужней дамой и матерью, по крайней мере, одной дочери – Жюлли д’Анженн, а вообще маркиза подарила любящему супругу шестерых дочерей и одного сына.
Яркий пример, что и во Франции XVII века, где брак считался предприятием чисто прагматичным и с любовью никак не связанным, скорее, напротив, этой самой любви препятствовал («женятся, чтобы ненавидеть друг друга»), можно быть счастливой с мужем, любить и быть любимой.
Перед домом чисто, никакой вони из кустов (значит, можно не только в Малом Люксембурге?), слуги приветливы и услужливы, но без раболепия. Виват, Франция! Виват, Париж! Виват, маркиза де Рамбуйе!
Хозяйке по моим прикидкам за пятьдесят, она хороша тутошней красотой – статная, полноватая (как все), дебелая (как все), с пухлыми губками бантиком (результат отсутствия многих зубов, которые заменяют вставками из всякой дряни, отчего разговаривают странновато, удерживая эти вставки губами в полуулыбке), при этом живая и гибкая в талии.
Вот гибкость в талии местных дам оставалась для меня загадкой. Будучи втиснутыми в корсеты из китового уса и зверски зашнурованными, они умудряются в этих тисках совершать поистине грациозные движения.
Зашнуровать корсет самостоятельно невозможно, все крючки на спине. Расшнуровать тоже. Особо нетерпеливые кавалеры просто разрезают шнуровку корсетов своих любовниц, создавая потом немыслимые неудобства при обратном одевании, потому что без корсета в платье не влезешь.
Отсюда соломоново решение: когда любовь наспех, ничего не расшнуровывается и не снимается. Грудь и без того вся на виду, достаточно чуть поддернуть платье вниз и бери её в руку. А юбки элементарно задирались вверх, и дама бралась стоя.
Раздевание только в своей спальне и только со своей горничной, во всяком случае, я не представляла, как можно просить кавалера шнуровать корсет, он же поймет, что вся изящная фигурка возлюбленной просто результат твердости китового уса. И собственную горничную с собой на рандеву не возьмешь.
Хотя нет, брали, и частенько. Всякие Жаннетты, Бьянки, Лизетты и прочие верные (или не очень) своим госпожам девушки терпеливо ждали в прихожих (или развлекались с такими же терпеливыми лакеями кавалера), пока влюбленная парочка тешилась объятьями друг дружки.
Когда корсет расшнуровывается, особенно у полных дам, каковых при дворе абсолютное большинство, тело просто расплывается, почувствовав свободу. Конечно, талия остается тонкой, поскольку все привыкло быть в таком положении, но вокруг нее сплошная пышная сдоба с большим количеством дрожжей.