Современный Пенсильванский вокзал использовал все те же подземные платформы старого Пенна. Эф заранее заказал билеты для Зака, Норы и Нориной матери на поезд линии «Кистоун сервис», которая пролегала через Филадельфию и заканчивалась в Гаррисберге, столице штата Пенсильвания. Обычно эта дорога занимала четыре часа, но сейчас в пути могли быть существенные задержки. Как только они прибудут в Гаррисберг, Нора на месте изучит ситуацию и организует дело так, чтобы их доставили в тот самый летний лагерь для девочек.
Эф оставил микроавтобус на пустующей стоянке такси в квартале от вокзала и повел своих подопечных по безлюдным улицам к Пенну. Темная туча висела над городом — и в буквальном, и в переносном смысле. Когда они шли мимо пустых магазинов, дым зловеще вился прямо над их головами. Витрины были разбиты, и тем не менее Эф и его спутники не увидели ни одного грабителя или мародера — большинство из них уже превратились в грабителей крови человеческой.
Как же низко — и как быстро! — пал город…
Лишь только когда они добрались до входа в вокзал с 7-й авеню на «Джо Луис Плаза» — того входа, над которым значилось: «Мэдисон-сквер-гарден» {26}, — Эф наконец увидел хоть какие-то признаки прежнего Нью-Йорка, того города, каким он был несколько недель назад, Нью-Йорка месячной давности. Полицейские и сотрудники Управления нью-йоркских портов в оранжевых жилетах регулировали движение толпы, организованно направляя мрачных, подавленных людей внутрь вокзала.
Эскалаторы не работали, и люди спускались в главный вестибюль вокзала по неподвижным ступенькам. По причине нескончаемого пешеходного движения вокзал оставался одним из последних человеческих бастионов в городе, захваченном вампирами, — он упорно сопротивлялся колонизации, несмотря на то, что сам находился в подземелье. Эф был уверен: большинство поездов — а может, и все без исключения — отправлялись с задержками, но достаточно было уже и того, что они все-таки отправлялись. Люди, в панике снующие туда-сюда, в каком-то смысле действовали на него успокаивающе. Если бы поезда вдруг встали, здесь начался бы страшный бунт.
Некоторые лампы под потолком все еще горели. Ни один магазин не работал, все полки были пусты, на витринах виднелись приклеенные к стеклу рукописные объявления: «ЗАКРЫТО ВПРЕДЬ ДО ДАЛЬНЕЙШЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ».
Тяжелый стон поезда, прибывающего на нижнюю платформу, неожиданно придал Эфу сил. Он вскинул на плечо сумку с вещами Норы и госпожи Мартинес и стал прокладывать путь в толпе; сама Нора поддерживала мать, чтобы та не упала. Вестибюль был забит людьми, и все же Эфу нравилось давление толпы: ему давно не хватало этого ощущения тесноты, он даже стал забывать, каково это — быть индивидом, окруженным человеческой толчеей.
Впереди стояли, выжидая кого-то, солдаты национальной гвардии. Они выглядели изнуренными, совсем выдохшимися, и тем не менее солдаты внимательно вглядывались в лица проходивших мимо людей. А ведь Эф по-прежнему оставался в списке разыскиваемых полицией! И это не говоря уже о том, что сзади за пояс брюк у него был заткнут пистолет с серебряными пулями.
Ясное дело, что контакт с национальной гвардией не входил в планы Эфа, поэтому он довел своих подопечных только до высоких синих колонн и оттуда показал им, где находится выход на перрон амтраковского поезда.
У Мариелы Мартинес был испуганный и даже немного рассерженный вид. Толпа раздражала ее. Два года назад у Нориной мамы, в прошлом — патронажной медсестры, диагностировали болезнь Альцгеймера с ранним началом. Иногда Мариела думала, что Норе все еще шестнадцать лет, и порой это приводило к спорам о том, кто кого должен слушаться. Однако сегодня госпожа Мартинес была тиха, подавлена и погружена в себя — судя по виду, погружена очень глубоко. Казалось, Мариела чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег, и то, что она очутилась так далеко от дома, сильно тревожило ее. Никакого злоеловия в адрес давно почившего мужа, никаких требований, чтобы ее немедленно одевали для вечеринки. На ней был шафранного цвета капот, поверх которого ее заставили накинуть дождевик; седые волосы, заплетенные в толстую косу, тяжело ниспадали на спину. Зак ей очень понравился, и всю дорогу, пока они ехали до вокзала, Мариела держала мальчика за руку. Зак был тронут до глубины души, хотя сама душа его при этом разрывалась на части.
Эф присел на корточки перед сыном. Мальчик отвернул лицо, словно отказываясь принимать то, что сейчас произойдет; ему очень не хотелось произносить слова прощания.
— Ты поможешь Норе с госпожой Мартинес, хорошо? — сказал Эф.
Зак кивнул.
— Почему это должен быть обязательно девчоночий лагерь? — спросил он.
— Потому что Нора когда-то была девочкой, и она туда ездила. Вас там будет только трое, и больше никого.
— А ты? — быстро спросил Зак. — Ты когда туда приедешь?
— Надеюсь, очень скоро.
Эф положил свои большие ладони на плечи Зака. Мальчик тут же вскинул руки и вцепился в локти отца.
— Обещаешь?
— Скоро. Насколько смогу.
— Это не обещание.
Эф сжал плечи мальчика, пытаясь продать ложь подороже.
— Обещаю.
По виду Зака Эф сразу понял: покупка не состоялась. Он чувствовал, что Нора внимательно смотрит на них.
— Обними меня, — сказал Эф.
— Зачем это? — Зак даже немного отпрянул. — Я обниму тебя, когда увижу в Пенсильвании.
По лицу Эфа скользнула улыбка.
— Ну, тогда просто чтобы поддержать меня.
— Не понимаю, зачем нужны эти…
Эф притянул сына поближе и крепко обхватил руками. Мимо них вихрем неслись люди. Мальчик попытался высвободиться, но как-то не всерьез; отец еще раз стиснул его, поцеловал в щеку и отпустил.
Эф поднялся в полный рост. Теперь перед ним возникла Нора, она мягко толкнула его в грудь и оттеснила на несколько шагов. Карие глаза Норы сверкали, она буквально сверлила Эфа взглядом.
— Скажи мне наконец, прямо сейчас. Что это за план ты задумал? Что конкретно собираешься сделать?
— Я собираюсь сказать тебе «до свиданья».
Нора стояла очень близко к Эфу — ни дать ни взять возлюбленная, расстающаяся со своим ненаглядным, — вот только костяшки пальцев она сильно вдавила ему под самую грудину и еще поворачивала руку в ту и другую стороны, словно ввинчивая кулачок в живот.
— Ну? После того как мы уедем — что ты собираешься делать? Мне надо это знать.
Эф посмотрел мимо нее на Зака — тот стоял возле Нориной мамы и с сознанием долга держал ее за руку.
— Я хочу попробовать остановить этот ужас, — сказал Эф. — А ты что думала?
— Я думала и думаю, что уже слишком поздно, и ты знаешь это. Поехали с нами. Если ты делаешь это ради старика, — имей в виду, я испытываю к нему те же чувства, что и ты. Однако все кончено, мы оба понимаем это. Поехали с нами. Попробуем произвести перегруппировку. Продумаем наши следующие шаги. Сетракян поймет.