— Но это всего лишь супермаркет, — подал я голос. — Один-единственный в округе.
— Он первый, — ответил отец. — За ним будут другие.
Прищурившись, отец с минуту молча рассматривал поверхность озера, по которой ветер чертил свои письмена.
— Я слышу тебя, — тихо проговорил он.
Я знал, к кому он обращается.
— Папа! — сказал я. — Пора ехать домой.
— Можешь отправляться, если хочешь. Я посижу еще и послушаю своего приятеля.
Я прислушался, но смог разобрать только карканье ворон и шум ветра. Отец же слышал другой голос.
— Что он говорит тебе, отец? — спросил я.
— То же, что и всегда. Он не оставит меня в покое до тех пор, пока я не приду к нему, не отправлюсь вместе с ним вниз, в темноту.
Мне на глаза навернулись слезы. Крепко зажмурившись, я согнал их с глаз.
— Но ты ведь не пойдешь к нему? — спросил я.
— Нет, сынок, — ответил он. — Во всяком случае, не сегодня.
Я почти решился рассказать отцу про дока Лезандера. Открыл было рот, но тут же задал себе вопрос: «А что я ему скажу? Что док Лезандер — «сова» и он не пьет молоко? Что, по мнению Вернона Такстера, именно этими особенностями должен обладать убийца?» В результате мне удалось выдавить изо рта нечто совершенно иное:
— Отец, Леди — мудрая женщина и очень многое знает. Она может помочь нам, нужно только попросить ее.
— Леди, — глухо повторил отец. — Хорошую шутку она сыграла с Большим Дулом, верно?
— Да, отец. Она поможет нам, если мы придем к ней.
— Может, ты и прав. А может быть, от нее не будет никакого толку.
Отец нахмурился, словно сама мысль о том, чтобы обратиться к Леди, причиняла ему боль. Но эта боль, конечно, не была сильнее той, что уже давно мучила его.
— Вот что я сделаю, Кори, — проговорил он, когда морщины на его лице немного разгладились. — Я спрошу своего друга, что он об этом думает.
Я до смерти испугался этих его слов. Очень, очень испугался.
— Пожалуйста, возвращайся скорее домой, — сказал я ему.
— Скоро вернусь, — обещал он.
Я оставил отца на валуне под низким серым небом со свинцовыми облаками. Добравшись до Ракеты, я оглянулся и увидел, что отец стоит на самом краю утеса. Взгляд его был обращен вниз, в ужасные глубины озера, словно он искал там следы канувшего туда автомобиля. Я крикнул ему, чтобы он отошел от опасного края, но отец сам повернулся и, возвратившись к своему валуну, уселся на него снова.
«Не сегодня», — сказал он. Мне оставалось лишь верить ему.
Я покатил к дому той же дорогой, что и приехал сюда, но на обратном пути уже не думал о звере из Затерянного мира — голова моя была занята другими, более важными мыслями.
Следующие дни были такими же холодными и серыми, холмы вокруг Зефира сделались коричневыми, как трава на Поултер-Хилл. Пришел декабрь, месяц веселья и удовольствий. Иногда, когда я возвращался из школы, отец был дома, а иногда нет: он куда-то уезжал. Мама, усталая не по годам и пребывавшая в постоянном напряжении, объясняла, что отец уезжает искать работу. Мне хотелось надеяться, что отец больше не ездит к утесу над озером Саксон, к знакомому валуну, откуда так удобно смотреть на темную зеркальную гладь воды, размышляя о будущем.
Матери моих друзей помогали нам как могли. Под тем или иным предлогом они заглядывали к нам в гости, приносили еду в кастрюльках, корзиночки с бисквитами, домашние соленья и маринады, всякую всячину. Мистер Коллан пообещал угостить нас олениной с первой же охоты в нынешнем сезоне. В ответ мама настойчиво угощала всех своей выпечкой. Отец ел то, что приносили нам знакомые, но я знал, что ему было стыдно принимать эту неприкрытую милостыню. Выяснилось, что в скобяном магазине не требовался водитель для доставки товара, никто не нуждался и в новом кассире. Часто по ночам я слушал, как отец поднимается с кровати и ходит по дому. Вошло в обыкновение, что утром, часов до одиннадцати, он отсыпался, а по ночам не спал часов до четырех. Он тоже превращался в «сову».
Однажды в воскресенье мама попросила меня съездить к Вулворту на Мерчантс-стрит и купить ей коробку формочек для пирожных. Я отправился в путь. Ракета бежала сегодня подо мной особенно быстро. В магазине я исполнил поручение мамы и поехал обратно.
По пути я остановился у кафе «Яркая звезда».
Здесь трудился мистер Юджин Осборн, который в войну служил в Первой пехотной дивизии. Тот самый мистер Юджин Осборн, который так легко узнавал немецкие ругательства, стоило ему их услышать.
С самой Брэндиуайнской ярмарки воспоминания о том, что я услышал в доме сестер Гласс, не давали мне покоя. Где попугай мог научиться немецким ругательствам, если его хозяйка не знает ни слова по-немецки? Кроме того, я вспомнил еще и кое-что другое, а именно слова мистера Осборна «Конечно, он не только ругался. Там были и другие немецкие слова, но они были произнесены невнятно».
Как такое могло получиться?
Я оставил Ракету на тротуаре и вошел в кафе.
Кафе было совсем маленькое, всего на несколько столиков, пару кабинок и стойку, у которой сидели посетители, болтая с официантками — миссис Мадлен Хакаби и молоденькой Кэрри Френч. Нужно сказать, что хорошенькая блондинка мисс Френч пользовалась большим успехом, а миссис Хакаби более всего напоминала пару миль разбитой проселочной дороги. Но миссис Хакаби служила официанткой в «Яркой звезде» задолго до того, как я появился на свет, и было достаточно одного ее сурового взгляда, чтобы в кафе воцарился порядок. В это время дня здесь было пустовато, вот и сейчас за столиками сидели лишь несколько человек, преимущественно пенсионеры. Среди них был и мистер Каткоут, который читал газету. Телевизор был включен. Сидевший у стойки мужчина ухмылялся, глядя на мисс Френч. Это был не кто иной, как Дик Моултри, похожий на тюленя в людском обличье.
При виде меня его улыбка испарилась как призрак, которого коснулся первый рассветный луч.
— Привет! — крикнула мисс Френч, увидев, что я направился к стойке, и просияла лучезарной улыбкой. Если бы не выступающие вперед зубы, она могла бы поспорить красотой с самой Чили Уиллоу. — Чем могу служить?
— Мистер Осборн сегодня работает?
— Само собой.
— Можно мне поговорить с ним?
— Обожди минутку.
Мисс Френч повернулась к окошку в стене между залом и кухней. Я увидел, как большой живот мистера Моултри вдавился в край стойки, когда он наклонился вперед, чтобы получше разглядеть ноги мисс Френч.
— Юджин! — позвала она. — Тут с тобой хотят поговорить!
— Кто? — услышал я в ответ.
— Как тебя зовут? — спросила меня мисс Френч.
Мы с ней вращались в разных кругах, да и я был в «Яркой звезде» слишком редким гостем, чтобы меня узнавали в лицо.