Нагнувшись, он схватил женщину за волосы и рывком приподнял ее голову.
— Отвечай, сука! Теперь ты поняла, кто твой босс?
Ее опухшие глаза молили о пощаде. Окровавленный рот приоткрылся, обнажив осколки зубов.
— Ты, — прохрипела она и заплакала, — ты босс.
— Пойдем дальше, Кори, — сказал Принси. — Не нужно останавливаться.
Я поплелся дальше. Куда ни кинешь взгляд — всюду один убогий бетон. Нигде нет ни деревца, ни клочка травы. Я вскинул голову, но не увидел звезд сквозь серую пелену, затянувшую небо. Мы свернули за угол, и я услышал какой-то стук. Маленькая белая собачонка с торчащими ребрами рылась в мусорном баке, выискивая остатки пищи среди пустых консервных банок. Внезапно появившийся грузный мужчина злобно прохрипел, глядя на собачку, из пасти которой свисала банановая кожура:
— Вот я тебя и застукал.
Размахнувшись, он обрушил бейсбольную биту на спину собачки. Пронзительно завизжав от боли, она забилась на асфальте с переломанным хребтом, выронив изо рта кожуру. Стоявший над ней мужчина еще раз вскинул биту и вновь обрушил ее вниз, на этот раз на голову несчастной собачки, разбив ее вдребезги, так что не осталось ничего, ни морды, ни глаз — одна сплошная кровавая каша. Белые лапы продолжали отчаянно биться и скрести тротуар, словно собака пыталась убежать.
— Кусок дерьма, — прохрипел мужчина и наступил тяжелым башмаком на худые торчащие ребра собаки.
Слезы навернулись мне на глаза. Я пошатнулся, но рука Принси удержала меня.
— Не останавливайся, — сказал он. — Иди скорей вперед.
Я так и сделал, и скоро кровавое месиво осталось позади. Но тут я почувствовал, что меня вот-вот вырвет, и мне пришлось остановиться, прислонившись к стене из грубого камня.
— Паленек заблался слишком далеко от дома, Плинси, — проговорил за моей спиной Франклин. — Это неполядок.
— Ты думаешь, мне это нравится? — отозвался Принси.
Дойдя до края стены, я снова остановился. Впереди светилось окно, за которым была жилая комната. Мне были слышны громкие голоса о чем-то жарко спорящих людей, но видел я только мальчика, сидящего у окна. Он был примерно моего возраста, но что-то в его лице подсказывало мне, что он значительно старше. Мальчик смотрел в пол остекленевшим взглядом, а голоса за его спиной становились все громче и громче. Неожиданно в руках мальчика появились губка и тюбик с клеем, такой же, каким я и мои друзья склеивали пластмассовые модели самолетов. Выдавив клей на губку, мальчик поднес ее к лицу и, закрыв глаза, принялся вдыхать испарения. Через минуту он упал вместе со стулом назад, его тело затряслось в ужасных конвульсиях. Рот открылся, а зубы стали с лязганьем стучать друг о друга, то и дело прикусывая язык.
Я вздрогнул, всхлипнули отвернулся. Рука Принси коснулась моего затылка и притянула меня к себе.
— Ты видел, Кори? — спросил он, с трудом сдерживая ярость. — Этот мир сжирает мальчиков без остатка. А ты еще не готов засунуть ручку метлы ему в глотку.
— Я хотел… я просто хотел…
— Тебе пора домой, — сказал Принси. — Обратно в Зефир.
Сам не знаю как, мы снова оказались на железнодорожной станции. Принси сказал, что они проедут часть пути вместе со мной, чтобы удостовериться, что я сел в нужный мне поезд. Через несколько минут к нам подкатил на малой скорости товарняк Южной железнодорожной компании, один из вагонов был приоткрыт.
— Садимся! — крикнул Принси и прыгнул.
За ним последовал Франклин, проделавший все достаточно ловко и быстро, несмотря на свои огромные башмаки. Затем в вагон прыгнул Ахмет, подняв облачко пыли.
Поезд набирал ход. Я бежал рядом, пытаясь за что-то ухватиться, но не решаясь на прыжок, потому что у этого вагона не было лесенки.
— Эй! — крикнул я. — Только не бросайте меня!
Поезд начал обгонять меня. Я поддал, ходу, чтобы не отстать. В темном проеме двери никого не было — ни Принси, ни Франклина, ни Ахмета.
— Не бросайте меня! — что есть силы закричал я, чувствуя слабость в ногах.
— Прыгай, Кори! — кричал из темноты Принси. — Прыгай!
Рядом со мной скрежетали тонны стали.
— Я боюсь! — крикнул я в ответ, ощущая, как земля уходит из-под ног.
— Прыгай! — снова позвал Принси. — Мы тебя поймаем!
Но я больше не видел их. Сколько ни вглядывался, не видел ничего, кроме тьмы. Со спины ко мне подбирался город, часть того мира, что заживо съедает мальчишек.
И мне не оставалось ничего другого — только верить.
Бросившись вперед, я нырнул в темный зев вагонной двери.
И полетел вниз — сквозь ледяную ночь и звезды.
И тут мои глаза раскрылись.
Я услышал свисток товарного состава который удалялся от Зефира в иной мир.
Поднявшись с земли, я сел, глядя на могилу Дэви Рэя.
Я проспал всего около десяти минут. За это короткое время я успел проделать долгий путь и вернуться назад — дрожащий и подавленный, но зато в целости и сохранности. Я понимал, что мир за пределами Зефира не так уж плох. Я ведь много читал о нем в «Нэшнл джиографик». Я знал, как прекрасны города мрей, памятники отваге и человеколюбию. Но часть мира оставалась от меня скрытой, как обратная сторона Луны, подобно тому как человек, убитый близ нашего городка, лежал, скрытый от лунного света под толщей воды. Так же как мой Зефир, внешний мир не был однозначно плох или хорош. Принси, кем бы он ни был, прав: прежде чем мне доведется лицом к лицу предстать перед этим чудовищем, я должен вырасти и повзрослеть. А сейчас я просто мальчик, который хочет засыпать ночью в своей кровати и просыпаться утром в доме, где есть отец и мама. Необходимость извиняться перед Луженой Глоткой по-прежнему лежала на мне тяжелым грузом. Я должен был пробиться сквозь джунгли, в которых оказался.
Я стоял при свете сияющих звезд и с печалью смотрел на свежую могилу.
— Прощай, Дэви Рэй, — сказал я и, забравшись на Ракету, покатил к дому.
На следующий день мама заметила, что у меня утомленный вид. Она спросила, не мучают ли меня по ночам кошмары. Я ответил, что со своими проблемами вполне могу справиться сам. На завтрак мама приготовила превосходные блины.
Я так и не написал никакого извинения, сидя вечером в своей комнате один, а чудовища сочувственно смотрели на меня со стен. Я слышал, как в разное время четыре раза звонил телефон. Потом пришли отец и мама, чтобы поговорить со мной.
— Почему ты ничего нам не сказал? — спросил отец. — Мы не знали, что эта ваша учительница так издевается над учениками.
Как я уже говорил, отец знал по собственному опыту, как туго приходится, когда тебя третируют.
Нам позвонили родители моих одноклассников: мама Салли Мичем, усатая мамаша Демона, отец Лэдда Девайна и мать Джо Петерсона. Они рассказали моим родителям о том, что услышали от своих детей, и все в один голос заявили: пусть я и не прав, что вышел из себя и распустил руки, сбив очки с носа Луженой Глотки, но та тоже во многом виновата.