Конечно, можно было бросить телеги с добычей, взять самое необходимое и отступать налегке. Но Сусаг был готов скорее умереть, чем бросить награбленное.
Посему приказал идти. Если кто из пленников ослабнет – резать сухожилия. Ежели кто из своих утратит силы и не сможет держаться в седле – сажать на телеги. Чтобы кони не выдохлись – использовать сменных лошадей. И вперед – вперед к ледяной змее-Истру, чтобы успеть переправить добычу на ту сторону.
* * *
Выступить Приску и его товарищам пришлось прежде, чем когорты Пятого Македонского вернулись в лагерь.
«Встретимся с Валенсом в бою, – подумал Приск. – Ну что ж, не самое плохое место для встречи соперников. Возможно, Фортуна нас сама рассудит».
Налегке по морозцу бежать было очень даже нетрудно. Налегке – это в полном вооружении – щит в кожаном чехле на левой руке, шлем висит на правом плече. Железная лорика, надетая поверх двух туник, не особенно согревает. Но коли легионер вышел из лагеря, это означает, что он в полном вооружении. Запас продуктов на три дня минимален: фляга с вином, в мешке ветчина, сухари и кусок сыра, чтобы перекусить в дороге. Из необходимых вещей: пара бинтов и мазь на случай ранения, сыромятный ремень – если что скрепить, подвязать или пленным руки спутать, завернутые в кусочек промасленной кожи трут и кремень, да небольшой серный факел в куске кожи – на случай ночной тревоги.
Навстречу то и дело попадались фуражиры, вербовщики, бенефициарии, скачущие куда-то с поручениями. У обочин валялись не захороненные трупы, разбитые повозки, какой-то ненужный, порой обугленный скарб. Встречались разжиревшие на человечьем мясе волки. Они не боялись людей, смотрели нагло, с вызовом. Даже не отбегали – их можно было поразить пилумом без труда. Но волки в зверином обличье и дети капитолийской волчицы не нападали друг на друга.
Перед отбытием из лагеря Приск на мгновение заскочил в госпиталь – проведать Молчуна и глянуть на Нонния. Молчун выздоравливал, а Нонний метался в лихорадке. Медик посоветовал не медлить и заготовить для парня обол, [113] чтобы заложить под язык. «Молчун, мне некого больше просить… обещай приглядывать за девушкой», – попросил Приск раненого товарища.
«Как за каменной стеной…» – невнятно промычал Молчун – мешала повязка.
На другой день немного потеплело, повалил снег. Пахнуло влажным ветром с реки. Стало ясно, что если варвары не надеются удержать провинцию за собой – а Децебал не безумен, чтобы замыслить такое, – то грабители немедленно начнут отступать за реку, пока не взломался лед. И надо их опередить и догнать, пока они не переправили по льду на другую сторону добычу и пленников.
Февраль 855 года [114] от основания Рима. Долина близ Дуростора [115]
Владелец виллы успел бежать – неведомо, как далеко. Теперь в покоях исчезнувшего хозяина обосновался Диег, сын Скориллона. Дом поначалу запалили, но коматы дакийского военачальника успели вовремя погасить пожар – так что сгорела только пустая конюшня да пострадали две комнаты во флигеле. Посему в покоях пованивало гарью. На кухне прислуга из Диеговой свиты жарила забитых овец. Диег предпочел бы оленя.
Диег привел в Малую Скифию пятьсот человек из царской гвардии с наказом от брата – не бросать ценных людей в самое пекло. Никто ведь не собирался давать здесь серьезный бой. Нужно было разорить провинцию, уничтожить постоянные лагеря легионов и сделать так, чтобы весной Траян не мог продолжить кампанию, а вынужден был бы зализывать раны и замирять непокорных жителей Мезии. В таких случаях римляне сравнивают поселения мятежников с землей, а последнюю посыпают солью, дабы десять лет ничего не росло, жителей же практически всех истребляют – об этом и Децебал, и Диег знали отлично. Значит, пускай восставшие сражаются так, чтобы римляне ушли из провинции, – это для гетов единственный путь к спасению. А если проиграют… Что ж, ценой своих жизней они спасут собратьев за рекой.
Децебал приказал Диегу, отступая, всех желающих брать с собой на северный дакийский берег. Расчет простой – беглецы пополнят армию Децебала и будут сражаться как бешеные волки – ничего другого им больше не останется. Вернуться на северный берег приказано было до того, как река вскроется – чтобы без труда перейти Данубий-Истр по льду.
Однако вожди бастарнов заявили Диегу, что не собираются никуда возвращаться – они поселятся в Мезии, здешние низинные земли пришлись им по душе. Что ж, пусть остаются, так даже лучше – у римлян по весне в распутицу будет масса хлопот – вышибать бастарнов с захваченных земель и разбираться, кто есть кто: местный гет или иной фракиец либо новый поселенец-враг.
Еще бастарны надеялись успеть ограбить приморские греческие колонии, самый лакомый кусок в провинции. Немного сокровищ можно найти в скромной канабе. Если повезет – то удастся захватить лагерь, легионную казну и хранилище солдатских сбережений, запасы зерна, металла, кожи; оружие и машины. Другое дело торговые полисы, куда с ранней весны до поздней осени привозят товары и откуда их не всегда успевают вывезти, прежде чем наступят холода и море начнет штормить. Вино, оливковое масло, крашеные ткани, дорогая керамика, изысканные серебряные украшения – при одной мысли об этих складах у бастарнов начинали течь слюнки.
И вдруг будто Гебелейзис швырнул молнию с неба и следом прогрохотал гром: Траян вернулся в провинцию. Достоверные сведения, что Траян в Сирмии, сидит там без армии с одной лишь охраной из преторианцев, сменилось известием совершенно невероятным: Траян уже не в Сирмии – он здесь, в Нижней Мезии.
Поначалу Диег решил, что так совпало: император прибыл в провинцию с инспекцией – то есть без войска, только с охраной. О большем и мечтать было нельзя. Воистину божественная удача – встретиться с императором без армии. Что может быть лучше – убить Траяна, как убили Оппия Сабина, [116] оправить его череп в золото и пить вино из этой драгоценной чаши. Диег, всегда обладавший буйной фантазией, уже почти верил, что Траян у него в руках и надо сделать всего лишь шаг, чтобы заполучить череп императора.
Потом прискакали четверо всадников с сообщением, что Траян прибыл только с кавалерией. Кавалерия? Это уже не означало инспекцию. Это армия, значит, легионы не заставят себя ждать. Вслед за восторгом и мечтами о кубке-черепе пришло отрезвление.
Траян – не Корнелий Фуск, которому безумие застит глаза, как только тот начинает действовать. Старый солдат расчетлив и въедлив. Вариант возвращения Траяна в Мезию Децебал рассматривал еще на совещании в Аргедаве, но по всем раскладам выходило, что Траян не успеет раньше весны достичь провинции. Поэтому предполагалось, что времени у Диега хоть отбавляй. А к тому моменту, как Траян мог появиться, бастарны и даки из ополчения должны были уничтожить лагеря легионов, разрушить крепости и бурги, вырезать или пленить все римское население и уйти за Данубий, оставив Траяна выть по-волчьи на правом римском берегу реки.