— Подари денарий, мой сладкий! — с въедливостью профессиональной шлюхи принялась канючить Майя, когда Кука уже принялся одеваться. — Я выжала тебя, как спелый виноград в винодельне.
Она причмокнула, провела язычком по губам.
— Отец или муж узнают… — предрек Кука в качестве благодарности.
— Да ладно тебе! Здесь многие этим занимаются. Я, кстати, тут не одна, с подругой…
— С какой подругой?
— А ты догадайся. — Майя хитро прищурилась.
Кука вышел на галерею второго этажа и нос к носу столкнулся с Приском, что покидал в этот миг соседнюю комнатку.
— Как девка? — весело спросил Кука и подмигнул.
Приск пожал плечами: что может быть особенного в местной шлюхе?
— Меня Майя ублажала! — похвастался легионер.
— Кто?
— Дочь ликсы. Брюнеточка. Замуж красотка вышла, от мужа в лупанарий бегает. Говорит, не одна здесь, с подругой.
Приск побелел. Стал бледнее беленой стены галереи — во всяком случае, так показалось Куке в неверном свете масляного светильника, висевшего на цепочке как раз рядом.
— Где она?! — взревел Приск.
— Майя — там.
— Да не Майя — подруга!
— Откуда мне знать?
— А Майя?
Кука указал на дверь, откуда только что вышел.
Приск ринулся внутрь.
— Стой! — завопил служитель, собиравший плату. — А деньги!
Громила вбежал в комнатушку следом. Через мгновение они выкатились кубарем из двери — Приск и здоровяк-фракиец. Приск одолел, сбросил лупанарного охранника с галереи вниз и вновь ринулся в комнату к Майе:
— Где она?! Говори, дрянь!
— В крайней комнате.
Приск ринулся туда. Визг, вопли, возмущенный мужской рев и женский визг. Растерзанный, легионер вылетел назад на галерею.
Майя уже была здесь. Небрежно одетая, держа обшитые мехом башмачки в одной руке, кошелек — в другой, она заспешила к лестнице. Приск помчался за ней. Он был как безумный.
— Там обычная девка! Ты солгала. Где? Где Кориолла?!
— Уже ушла, — передернула плечиками Майя. — Она обслуживает одного-двух — ей вполне хватает.
Ничего больше узнать Приск не успел. На галерею вернулся сброшенный вниз фракиец. Вернулся не один — с двумя охранниками из ветеранов, что выполняли в канабе роль ночной стражи. Так что вскоре Кука с Приском валялись уже на улице, в рыхлом подтаявшем снеге, смешанном с конским навозом, лица все в синяках, губы разбиты.
— Плюнь! — посоветовал Кука и сплюнул кровавую слюну с распухшей губы. — Все бабы шлюхи. Это говорю тебе я, бывший банщик с курорта Байи. Ни одна не стоит и капли нашей крови.
— Я был готов за нее умереть, — признался Приск. — Я бы пошел в Аид за ней, как Орфей.
— Значит, ты дурак.
— Ну так пусть она достается Валенсу… — прошептал едва слышно Приск.
Дакия
Авл вздрогнул и проснулся. Во сне он разметался, волчья шкура сползла на пол, и ноги заледенели. Вот же Аидовы земли! У Данубия сейчас в это время наверняка жара, как в Италии, а тут, на вышине, в горах, холодно, как зимой.
Уже третий месяц живет он в горах, а все никак не может привыкнуть к здешнему климату. Тут и летом не жарко, а зимой — хоть волком вой с даками и настоящими волками от стужи.
Уже светало, Авл решил, что больше не заснет, и поднялся.
Сосед его по хижине, Монтан, тоже римлянин, но не беглец, как Авл, а отправленный еще Домицианом по позорному договору, заворочался во сне.
Что ему снится сейчас? Верно, милое его поместье в Паннонии, куда он больше никогда не вернется.
Авл принялся складывать лучины в очаг — Монтан за долгое свое житье в этих местах сумел соорудить что-то вроде римской печи, что согревала пол, а не топила хижину, как принято в этих местах, по-черному. Еще прошлой весной обещал Монтан Децебалу построить катапульты, такие же, как у римлян, ничуть не хуже. Но до сих пор машины его били стрелами всего футов на сто, максимум сто сорок. Зато Монтан сумел соорудить ванну, вделал ее в пол, и теперь даже в самые холодные дни можно было понежиться в горячей воде.
— Вставай, соня! Жратва готова!
При слове «жратва» Монтан вскочил.
Завтрак был скромным: немного уже изрядно зачерствевшего хлеба, запеченные накануне в золе яйца да кувшин парного молока, что принесла им сразу после дойки крепкая светловолосая дакийка, — все это римляне уничтожили почти мгновенно.
После завтрака Авл развернул замызганный, во многих местах сломанный папирусный свиток. Прежняя скалка [126] с рожками из слоновой кости давно была утеряна, из подходящего сухого чурбачка Авл выстругал для свитка новую.
— Что мы теперь будем строить? — спросил Авл. — Баллисту или онагр?
Недоделанными машинами Монтана была забита вся площадка рядом с хижиной.
— Давай онагр, — отозвался Монтан.
— Почему?
— Онагр легче. У него всего один торсион. Не надо выверять с такой точностью натяжение жил. Жаль, у старины Витрувия почему-то не написано, как построить баллисту, чтобы метала один талант на тысячу футов! — Монтан постучал пальцем по краешку развернутого свитка.
На папирусе многое записано — как делать расчеты, какие соблюдать пропорции. Да что толку! Не все тонкости указал прославленный инженер в своем труде. Надо было еще и самому обмозговать, что и как. Какие-то секреты один префект фабрума наверняка передавал другому, как сообщает каждый день пароль легат легиона своим тессиариям, а те уже передают караульным.
Монтан не знал заветного слова и сам найти его не сумел, Авл — тем более.
Эмпроний вышел из домика.
На поляне перед их хибаркой уже высился склад бревен. Сама хибарка, сложенная из неокорененных бревен, прилепилась к скале, каковая и служила ей одной из стен. Крыша, сплетенная из ветвей и засыпанная землей, густо поросла мхом. Мог ли Авл представить себе, что он будет жить в этой убогой норе и строить машины, о конструкции которых имел весьма смутное представление. Все, что было в его распоряжении, это истертый до дыр папирус с двумя книгами Витрувия. После чудесного спасения в Остии Эмпронию удалось встретиться с Марком. Тот принес ему кое-какие вещи из дома и — к изумлению Авла — свиток Витрувия, доставшийся доносчику от прежнего владельца дома. Свиток, который заставил Авла выдать себя за римского инженера. Монтан пользовался трудами Филона Александрийского.
К счастью, Марк передал немного денег — хватило добраться до Брундизия и там сесть на корабль, что плыл в Диррахий. Потом, заночевав в таверне, ночью он подпалил ветхое строение, во время неразберихи украл лошадь и ехал на восток и северо-восток. Дакия — вот единственное место, где можно укрыться.