– А вам не кажется… – Лунед помедлила немного, потом продолжила: – Вам не кажется, что это и вправду призрак? Если что-то случилось с ней в лесу, что-то ужасное, то не могла ли она прийти сюда, чтобы рассказать нам об этом? – Девушка побледнела.
– Это нелепо! Она такая же живая, как и мы с тобой.
– Тогда почему она одета во все белое? Почему она ходит так тихо? Почему никто не может приблизиться к ней?
– Потому что все боятся ее! – Элейн вернулась и присела на стул. – И моли Бога, чтобы никто не решился подойти к ней.
– Вы не сказали графу и сэру Робину, что она жива?
Элейн отрицательно покачала головой. Затем она взяла гребень и провела им по волосам.
– Но вы собираетесь это сделать? – не унималась Лунед.
– Нет. Я хочу увидеть Ронвен, поговорить с ней и дать ей денег. И я хочу, чтобы после этого она исчезла.
Лунед кивнула. Но было еще кое-что. Она должна была сказать это сейчас, откладывать было нельзя. Это мучило ее день и ночь.
– Миледи, когда я говорила с Ронвен, она сказала мне… В общем, она думает, что вы любите не графа, а кого-то другого.
На минуту воцарилось гробовое молчание. Швырнув гребень на пол, Элейн встала.
– Это ложь! Как она посмела? Это неправда! Я никогда не любила никого, кроме Джона, никогда! Я верна ему, и всегда была верна! А ты-то как могла? – Она бросила гневный взгляд на Лунед. – Как у тебя язык повернулся болтать такую чушь!
– Я слышала, как об этом шептались в зале сегодня вечером, – тихо ответила Лунед. – Только поэтому я спросила вас. Просто я хотела выяснить, откуда ветер дует.
Снова воцарилось молчание. Элейн прикрыла глаза.
– Это неправда, – в конце концов прошептала она. – И не смей больше говорить об этом.
– Я сделаю все, что смогу.
– Это причинит столько боли Джону, и все это ложь. Ложь, и ничего больше.
Еду Джону Элейн отнесла сама. Она сидела у его постели и держала поднос, на котором стояли плошки с ароматным жарким и напитками, тарелки с его любимыми пирожными с кремом из взбитых яиц с сахаром. Но у графа почти не было аппетита, он таял буквально на глазах. Прошел и давно кончился праздник Троицы; погода была не по сезону сухой и холодной. Было слышно, как ветер с воем носится по долине, срывает листья с деревьев. С помощью Элейн вел дела Робин; он решал сложные вопросы, когда они возникали, и каждый день брал на себя пару неотложных дел, освобождая несколько часов для Элейн, чтобы та могла провести это драгоценное время у постели Джона. О Ронвен вот уже две недели не было ни слуху ни духу. Элейн перестала ездить в лес, ее мысли были полностью заняты тем, что происходило в поместье.
Наконец Джон стал поправляться. Лихорадка отступила, и взгляд его прояснился; он лежал, откинувшись на подушки.
Элейн, бледная и изможденная, часто приходила к нему, и он брал ее за руку.
– Дорогая, ты выглядишь такой усталой. Прости меня. Каждый раз, когда я заболеваю, тебе становится тяжелее.
– Но ведь теперь тебе гораздо лучше. – Она нежно поцеловала его в лоб.
– Да, теперь мне лучше. Я уже думал, что на сей раз проклятие этой женщины убьет меня. – Он грустно улыбнулся. – Когда свечи потушены, солнце светит ярко и поют птицы, мне не верится в ее злодеяния. Но по ночам, когда лихорадка мертвой хваткой вцеплялась в меня… мне казалось, что я вижу лицо этой женщины каждый раз, когда закрываю глаза.
– Какой женщины? – У Элейн пересохло во рту.
– Твоей любимой Ронвен. Ты не слышала, – люди поговаривают, что видели ее призрак?
Элейн опустила глаза, разглядывая руки.
– Да, я слышала об этом.
– А ты не верила, что она умерла. – Его голос звучал тихо и мягко. – Я знаю, как сильно ты любила ее, Элейн. Ты просто была слишком молода, моя дорогая, чтобы понять, что эта женщина – само зло. Это была не твоя вина, что ты любила ее. И я только рад, что ее больше нет. – Он приподнялся на подушках. – А где Робин?
– Он уединился с твоим секретарем, занят делами государственной важности. – Элейн улыбнулась. – Бедный Робин. Он так побледнел и похудел за прошедшие несколько дней. Мы все так рады, что он оказался здесь во время твоей болезни. Он вел себя так, будто считал твои интересы своими собственными.
– Ты имеешь в виду, как если бы он был моим наследником? – с горечью произнес Джон. – Хотел бы я, чтобы это было так. Тогда бы я был избавлен от этой тяжкой ноши, от гнетущих мыслей. Ты ведь знаешь, если что-то случится со мной, то владеть моими поместьями будут племянницы и сестры. Что касается прав на наследство, то на этот счет я не уверен. Возможно, Робин, как и они, может на что-то претендовать. По крайней мере, на Хантингтон.
Поглощенный грустными мыслями, он не заметил, как изменилось лицо Элейн. Когда он перевел взгляд на нее, то увидел слезы в ее глазах.
– Милая, прости меня, это было жестоко. Это не твоя вина, что до сих пор у нас нет детей. У нас еще есть время, уйма времени! – Он прижал ее к себе. – Ты подаришь мне шесть храбрых сыновей и шесть красавиц дочерей, и весь мир будет у их ног! – Он ласково потрепал ее по волосам. – Вот увидишь!
XII
– Она будет ждать вас в старой хижине углежога. Это там, где начинается дорога на Честер, – сказал посланец. – Приходите в полдень одна.
– Вы не можете ехать без сопровождения, – настаивала Лунед. – Я отправлюсь туда вместе с вами и спрячусь где-нибудь поблизости с двумя вооруженными стражниками.
Сердце Элейн разрывалосьь между тоской и раздражением. О Ронвен до сих пор ходят самые нелепые слухи, она причинила всем столько горя, и после всего этого она так самонадеянно, дерзко и открыто присылает гонца, да еще именно когда Джону наконец-то стало лучше. В глубине души Элейн надеялась, что Ронвен исчезла навсегда.
Летний лес благоухал, листья на деревьях были сочными и зелеными, вдоль дороги расстилались голубые ковры поздних колокольчиков. Наконец Элейн добралась до хижины и, спешившись у развалин одной из печей, привязала лошадь к дереву. Она устало вздохнула и огляделась по сторонам. Здесь не было заметно никаких признаков жизни. Полуразвалившаяся, заброшенная хижина, вокруг которой царило запустение. Элейн медленно прошла вдоль стены и заглянула внутрь. Там сидела Ронвен, худая и бледная. Ее изодранная в клочья одежда превратилась в лохмотья, туфли почти развалились. Ронвен куталась в тяжелый белый шерстяной плащ.
Взглянув на нее, Элейн в ту же секунду позабыла о злости и раздражении. Они долго простояли, обнявшись. Потом они уселись на поваленное дерево, и Ронвен рассказала свою историю.
– Так это Граффид помог тебе, – наконец произнесла Элейн. – Мне стоило бы догадаться! Я очень рада! Ну а что теперь? Куда ты отправишься? Ты не можешь вернуться ко мне на службу, и ехать в Уэльс тебе тоже нельзя.