– А это что такое? – поддразнивая, спросил он. – Любовное письмо одного из твоих поклонников?
Элейн улыбнулась.
– Конечно, милорд, что же еще, – кокетливо произнесла она. – Вы же знаете, моя красота не может остаться незамеченной.
– И что же мне делать, если моя жена получает любовные письма? – Он рассмеялся, держа письмо двумя пальцами. – Я должен ее наказать и вызвать соперника на поединок? Или мне следует восхищаться его хорошим вкусом и похвалить его стишки?
Она хихикала, и ее пальцы нежно крутили кудри его волос.
– Это письмо от моей сестры Маргарет, – прошептала она.
– Это похоже на правду. – Усадив ее поудобнее на коленях, он стал разворачивать письмо.
– Так и есть, это правда. Она снова вышла замуж и возвращается в Уэльс, чтобы жить там с мужем. – Глаза Элейн остановились на круглом, размашистом почерке сестры, и она увидела, как на хрустящем пергаменте затанцевали тени от свечи, горящей в канделябре. Внезапно, в истоме блаженства, Элейн вспомнила постскриптум этого письма и внутри у нее все напряглось. – Пожалуйста, отдай мне его. – Она протянула руку. Но Джон держал письмо на большом расстоянии, и Элейн не могла дотянуться. Затем он поднес листок к глазам, чтобы прочесть написанное.
– Конечно, у тебя нет секретов от мужа. – Пока он читал, между глаз у него легла тяжелая складка. Когда он дочитал, наступила долгая тишина.
– Прошу прощения, у меня судороги, – сказал наконец Джон. Он бесцеремонно столкнул ее с колен и встал. Швырнув письмо на стол, он подошел к камину и молча воззрился на пляшущие языки пламени. – Значит, ты ждешь, что я скоро умру, и тогда ты сможешь выйти за человека, которого сама себе выберешь.
– Нет. – Она бросилась к нему и положила ладонь на его руку. – Нет, все совсем не так. Маргарет сказала…
– Маргарет! – Он порывисто обернулся и глянул ей в глаза, сбросив ее руку со своей. – Маргарет дала своей младшей сестре прекрасный совет, который они, скорее всего, обсуждали вместе. Интересно, это было до того, как умер Джон де Броуз или после? А может, это был ваш план, который вы придумали сообща, – заставить его поехать на той проклятой лошади, чтобы освободить Маргарет и дать ей шанс выйти за своего любовника, – так или нет? – Его лицо побледнело от гнева. – Пресвятая Дева Мария, как же я ошибался в отношении вас, миледи. Мне тоже следовало съездить верхом? Вы это задумали? Ну так со мной вам будет куда проще, не правда ли? Ведь сделать так, чтобы я упал с лошади, не так уж сложно – я болен и очень слаб! Или, может быть, вы решили даже не дожидаться моей кончины и не утруждать себя лишний раз? В конце концов, я ведь действительно долго не протяну! – Его лицо было жестким и злым, губы побелели от гнева, глаза метали молнии.
– Да нет же! – мучительно выкрикнула Элейн. – Все совсем не так! Поверь мне, пожалуйста!
Он быстро прошел мимо нее и открыл дверь.
– Пожалуйста, послушай, позволь мне все объяснить.
– Мне не нужны никакие объяснения.
В следующий миг она заметила пустоту и безразличие в его глазах.
– У тебя есть любовник, Элейн? И кто он? Или кто-то, за кого ты хочешь выйти замуж? Кого ты предпочитаешь мне? – Он отвернулся. – С меня достаточно, дорогая моя. Могу вас заверить, что в будущем я буду осторожнее.
После того как он громко хлопнул дверью, она еще несколько минут молча смотрела на нее, а потом направилась обратно в постель, которую она так надеялась разделить с ним, бросилась на подушку мужа и вцепилась в обтянувший ее шелк.
V
Семаэс, Энглси. Ноябрь 1232
Изабелла прогуливалась по саду, не обращая ни малейшего внимания на мокрую траву, которая цеплялась за ее ноги и подол платья. Она подставила лицо необычно теплому для этого времени года солнцу и закрыла глаза, блаженствуя, пока солнечные лучи ласкали ее. Позади следовал целый сонм придворных дам, и сад был полон их веселой болтовни и шума. Но Изабелле было не до того. Она снова чувствовала боль, сильную, ноющую боль в спине и невероятную усталость, которая пугала ее. Она остановилась и осмотрела туфли, чтобы понять, сильно ли они промокли. Дамы позади нее тоже остановились, но их разговор не умолк.
Принцесса Джоанна отдыхала в своих покоях. Теперь она отдыхала очень часто, и время от времени ее рука непроизвольно ложилась на живот, будто и ей он доставлял боль. Но Изабеллу это совершенно не интересовало. Сейчас все ее возмущения были посвящены ребенку, которого она ждала. Почему это ожидание доставляло ей так много боли и недомоганий? Эта тошнота, неспособность ее организма переваривать пищу, которую она любила, эти бесконечные молочные каши, эта боль и усталость и странно обострившаяся чувствительность ее кожи – теперь она почти ненавидела прикосновения Даффида. Когда он бывал здесь, то еще позволял себе это, смеясь над мольбами Изабеллы оставить ее в покое на время беременности. Женщины тоже подшучивали над ней, пока суетились возле нее точно наседки. Они баловали ее, приносили еду, которую она просила, выносили тазы после того, как ее тошнило, и все равно продолжали смеяться, сочувственно кивая, и говорить, что каждая женщина должна через это пройти, что беременность не будет продолжаться вечно и скоро все закончится, и тогда ей полегчает. Изабелла глубоко вздохнула, стараясь обуздать боль в спине. Она уже почти жалела, что решилась на эту прогулку, а не прилегла отдохнуть в своих покоях.
Ронвен с неприязнью наблюдала за ней со своего места на стене. Изабелла была очень бледной, беременность не украшала ее – она уже здорово располнела, хотя до рождения ребенка оставалось еще немало времени. Скорее всего, причиной этому было то, что она то и дело грызла леденцы. Словом, девушка выглядела нездоровой и недовольной. Ронвен улыбнулась. В первые месяцы замужества Даффид всегда был рядом с женой, он постоянно угождал ей, нашептывал всякие любовные глупости, ласкал ее перед всеми и был совершенно очарован ее обаянием и красотой. Но теперь, видимо устав от ее общества, а может быть, желая избежать забот, которые последовали за ее беременностью, Даффид уехал со своим отцом в Карнарфон, а Изабелла осталась одна, рядом с придворными дамами. Глаза Ронвен сузились – она не простила Изабелле того письма Элейн. Ронвен видела, как Изабелла остановилась и приложила руку на спину в области поясницы, на ее лице отражалась боль, которую она чувствовала. Придворные дамы были слишком заняты своей беседой и не заметили скверного самочувствия госпожи; между тем она прислонилась к стене небольшой беседки и пыталась отдышаться.
Ронвен поднялась и осторожно подошла к ней. Она была готова к тому, что Изабелла просто велит ей удалиться, но чувствовала, что сейчас, вероятно, все будет иначе. Изабелла, казалось, не сразу заметила ее появление.
– Вам нехорошо, ваше высочество? – И Ронвен увидела в глазах Изабеллы суеверный страх. Значит, и она слышала, что Эинион и Ронвен поклонялись древним богам. Человек, который распространял этот слух, погиб, – его лодку захлестнуло волной ветра у берегов Пен-и-Гогарт, и Ливелин, потрясенный этим совпадением, твердо решил не распространяться об этом, но он был не в силах сдержать волну сплетен. Ронвен и Эинион знали, что так оно и будет, и каждый из них получил от этого свои преимущества.