— На спор, — улыбнулся Феликс. — Он тогда поспорил, что его протеже любого пола выиграет эльфийский конкурс красоты. Женский. Но это дела давно минувших дней, да и было всего один раз.
— И кто был протеже? — вдруг заинтересовалась я.
— Не более привлекательный ликом тип, поверь, — расхохотался Ла-Шавоир, и, судя по довольно блестевшим глазам, риалан при этом присутствовал и ему явно там было весело.
М-да… нииичего себе развлечения тут!
— Золотого в те периоды, когда его умудряются отловить, запихивают в кресло начальника аналитического отдела, добиваются прогноза по интересующим Многоцветного направлениям и вновь отпускают в свободное плавание. Политика Алзара не интересует уже лет пятьдесят. Правда, до этого он развлекался знатно…
Как именно развлекался Золотой, я сейчас не стала уточнять, так как куда больше заинтересовал совершенно другой вопрос:
— Кик, а сколько тебе лет?!
— Чуть больше восьмидесяти, — безмятежно улыбнулся болотник.
Ваааааай! Я как-то думала, что он помладше. Может, и не те тридцать, на которые выглядит, но не к сотне же!
— Так и знала, что ты ненормальный, — непонятно почему припечатала ни в чем, кроме своих пристрастий, не повинного кикимора.
— С чего это? — опешил мужчина.
— Ты же мной увлекся!
— Психика у нас иная, взрослеем не так быстро. Совершеннолетие в сорок лет. — Тут он хитро на меня взглянул и вкрадчиво продолжил: — Да и ты выглядишь отнюдь не ребенком…
— Я про мозги!
— С этим у тебя тоже все в порядке, — заверил меня зеленый. — Поверь, моральным извращенцем я себя не чувствую.
Так хотелось сказать: «А зря!», но я доблестно не пошла на поводу у своих желаний.
Да и вообще разговор снова ушел в какие-то совсем не те дебри…
— Что с остальным окружением? — прозрачно намекнула на необходимость вернуться к прежней теме.
Феликс скользнул по мне медленным взглядом, усмехнулся, но решил побыть джентльменом.
— Серебряная Хозяйка занимается финансовыми вопросами государства, но на таких же основах, как и Золотой, разве что к делу подходит более ответственно. Медного же последние десять лет забавляет игра на политической сцене.
О да, я заметила, что Элливир подходит к дипломатическим вопросам с огоньком и выдумкой!
— Забавно у вас тут, — хмыкнула и, поддавшись порыву, скинула туфли на ковер, чтобы с ногами забраться в кресло.
Кик, весело на меня глядя, изогнул бровь и картинно полуприкрыл глаза:
— Какое пренебрежение этикетом!
— Молчал бы, — беззлобно отозвалась я. — А то вспомню про твое недавнее поведение!
— Вспомни, — чуть хрипловато ответил Феликс. — Я не против.
Возмущенно взглянула на бессовестного:
— Мы же договорились!
— О чем? — неподдельно заинтересовался Ла-Шавоир.
— Ну ты и… — Не отыскала цензурных слов для характеристики риалана.
— Я замечательный! — не замедлил «прийти на помощь» зеленый.
— Невыносимый, — обиженно взглянула на него я.
— Как скажешь! — Судя по усмешке, Кик великодушно решил соответствовать моим предпочтениям. Странной такой усмешке… почти порочной. Кажется, я сейчас покраснею…
— Так! — Решительно вскочила, обулась и заявила: — Ты мне обещал магазины. И вообще, где Ришаль?
— Я за нее, — невозмутимо отозвался Феликс, перестав так смущающе себя вести.
— Сойдешь, — критически оглядела риалана. — Пойдем в книжный. Надеюсь, они еще не закрыты.
— Некоторые. — Ла-Шавоир тоже поднялся, следуя моему примеру. — Ну что, риале… Идем познавать мир!
С этими словами он подал мне руку, и мне ничего не оставалось, кроме как принять ее.
Вечер прошел просто чудесно. Кикимор вел себя корректно и больше не позволял себе вольностей, наоборот, был предельно вежлив и заботлив. Но, судя по взглядам и мимолетным прикосновениям к… рукам и волосам, мои слова о периоде ухаживаний некоторые запомнили.
И да, что уж говорить, он умел быть восхитительным.
В итоге мы сначала посетили букинистический магазинчик, где набрали полдесятка книг, а потом меня галантно пригласили поужинать в одном замечательном местечке. При этом он прямо посмотрел мне в глаза, не отрывая взгляда, перехватил руку и поднес к губам с тихими словами:
— Тебе понравится…
Я как завороженная кивнула. Но Кик не обманул: и правда понравилось.
Уже поздним вечером мы шли по ярко освещенным улицам веселого, радостного и доброго города. Воспоминания о работе и невеселой ситуации несколько приземлили, и почему-то вспомнилось очень правдивая просьба-мольба, с которой обращалось к небесам много поколений людей: «Лишь бы не было войны».
Потому что над всем этим радостно-светлым миром висела смутная тень недоброго предчувствия.
В огромном полутемном зале почти оглушал шум водопада, в сверкающих водах которого замерла темная фигура высокого мужчины. Свет, вместе с водой проникающий в эту пещеру, лишь немного тронутую руками искусных каменщиков, искрился в прозрачных водах невероятно холодного горного источника, играл серебряными искрами в белоснежных мокрых волосах, скользил по обнаженному телу.
Он стоял тут уже давно, но не мерз, как и другие представители его народа. Но немногие из них выбирали такой экстремальный способ релаксации. Ведь воды изначального источника, как никакие другие, гасили их темный огонь.
Но вот этому мужчине так лучше думалось. И, по его мнению, это была достаточно весомая причина для того, чтобы часами стоять в водопаде.
С чуть слышным шорохом отъехала большая каменная плита, открывая арочную дверь, сквозь которую стремительно прошел невысокий брюнет. Он подошел почти вплотную к маленькому подземному озерцу и почтительно произнес:
— Господин, вы просили напомнить сегодня…
— Да, — спустя несколько секунд лениво согласился стоящий в водопаде. — Есть новости?
— Без изменений.
— Правда? — В бархатном голосе проскользнули нотки удивления. — Совсем никакого шевеления?
— Совсем, — опустил взгляд новоприбывший, и уголки губ дрогнули в попытке сдержать улыбку.
Плеснула вода, и спустя секунду любитель экстремальных купаний вышел из-под бурного потока, потянулся и хмыкнул:
— Нет, ну они просто-таки провоцируют меня на дальнейшие действия!
— Несомненно, господин, — согласился слуга, уже не тая усмешку.
Светловолосый направился на другую сторону пещеры, ни капли не смущаясь того, что был обнажен. Светлая татуировка сверкала чуть заметным серебристым светом, который стремительно потухал, словно впитываясь в кожу мужчины.