Я вышел из двери и направился по коридору, запоминая дорогу. В коридорах было пусто, и от этого я начинал чувствовать себя шпионом. Я бы предпочел гулять среди густой толпы местных горожан, ловя на себе взгляды и улыбаясь в ответ. Неожиданно коридор вывел меня на широкий балкон, кругом опоясывавший огромный зал, что располагался внизу. Я приблизился к бортику и замер, поглощенный зрелищем.
Зал выглядел типичной лабораторией – тут и там высились стойки непонятных кожухов. Стаи кубарей деловито перемещались между приборами и терминалами, а посередине на просторной столешнице лежал Пашка – я узнал его по джинсам. Лежал он неподвижно. Ноги Пашки были видны, а верхняя часть тела скрывалась внутри громоздкой полусферы с гроздьями патрубков, напоминавших бигуди. Я сразу догадался, что это местный аналог томографа, которым сейчас исследуют Пашкин мозг. Еще я заметил, что ноги Пашки пристегнуты к столешнице, но тогда не придал этому значения – кажется, в наших клиниках исследуемых тоже пристегивают? Честно говоря, в тот момент я завидовал Пашке – ведь братья по разуму исследуют именно его мозг. Я еще долго смотрел вниз с балкона, но там ничего не менялось. Пашка все так же не двигался, а кубари все так же деловито сновали вокруг. Меня они не замечали, а может, не подавали виду.
Неожиданно за спиной раздалась трель, и я обернулся. Передо мной стоял угловатый кубарь с далеко вытянутым суставом. Он пощелкал тонкими клешнями, привлекая мое внимание, а затем указал в глубь коридора таким корректным, но непреклонным жестом, каким наши милиционеры предлагают пройти в отделение, чтобы стать понятым.
Пожав плечами, я отправился за ним, по дороге жестами стараясь объяснить, что я вполне понимаю важность исследований организма и мне они тоже очень интересны. Кубарь молчал. Проводив меня до камеры, он указал на подстилку и удалился. Не скрою, я был разочарован. Совсем не так мне виделся контакт с братьями по разуму.
Я попил сока из банки, пожевал высококалорийное печенье, которое входило в наш сухой паек, а затем лег на подстилку и приказал себе заснуть. Получилось это не сразу – сказалось напряжение. Но я все-таки заснул. Мне приснилась одна хорошая знакомая, оставшаяся на Земле и не имеющая никакого отношения к группе контакта. Сон был очень личным, и я бы про него вообще не стал упоминать, если бы не одна деталь: знакомая во сне танцевала, постепенно обнажаясь, а когда на ней остались лишь трусики и лифчик, она грациозно закинула руки за спину, но не смогла справиться с застежкой. Она прекратила танцевать, замерла, нервно копаясь за спиной, а затем крикнула неожиданно мужским басом: «Помогите!» Я дернулся было к ней, но она пробасила «Нет!!! Нет!!!» – и я замер, растерявшись. Через секунду она крикнула снова, срываясь с баса на визг, полный отчаяния: «На помощь!!! Господи, помогите хоть кто-нибудь!!!!!!!» Во сне я тут же бросился к ней, а в следующий миг проснулся и понял, что сижу на топчане, и сердце мое бешено колотится.
Вокруг стояла тишина. Я успокоился и еще долго лежал с открытыми глазами и думал, не спросить ли мне завтра у психолога Оксаны, что бы значил такой сон? Единственное, мне почему-то не хотелось объяснять Оксане, кто эта женщина: мы расстались с ней много лет, и с тех пор я старался о ней не думать. Я начал размышлять, почему мне так не хочется рассказывать именно Оксане про свою бывшую женщину, и не заметил, как уснул.
Разбудили меня кубари – они принесли спираль из блестящего пластика, которую нацепили мне на голову, как шапку, вставив одним концом в ухо. Сделав это, кубари отошли на пару шагов, и один из них заскрежетал с переливами. В следующий момент в ухе раздался знакомый голос:
– Доброе время суток! Попробуйте пользоваться Словарем?
– Пашка! – крикнул я. – Слышу тебя! Как ты?
Спираль на макушке издала серию переливающихся звуков, и я понял, что за ночь кубари сконструировали автоматического переводчика.
С этого момента общение пошло легче. Словарь знал далеко не все слова, но быстро обучался прямо со слуха. Хотя, с другой стороны, я начинал себя чувствовать все более неуютно – кубари почти не отвечали на мои вопросы, а сами пытались выспросить слишком много о нашей жизни. Сначала я отвечал охотно, затем более односложно, и, наконец, мое терпение лопнуло. Я предложил чередовать вопросы. Кубари ответили в том смысле, что это сейчас ни к чему, а важно поговорить о земной технике. Я сказал, что устал от вопросов и прошу меня для разнообразия сводить на экскурсию. Потрещав между собой довольно неразборчиво, кубари повезли меня на свой подземный завод – именно тогда я увидел двигающиеся коридоры. Ехали мы недолго, минут пять, коридор несся слегка под уклон, уходя все глубже и глубже. На заводе оказалось скучно: урчали механизмы, грохотали транспортеры, очень похожие на наши. Кубари провели меня сквозь цеха и подвели к недостроенной части завода. Здесь я увидел, как прокладывают электрический кабель: квадратный кубарь, притаившись за щитком, сидел с плазменным резаком у стены и прорезал в ней щель. Синяя плазма била и искрилась, стена плавилась. Рядом валялась еще пара резаков – похоже, их хозяева ушли на перерыв.
Меня подвели к бухте электрокабеля, и разговор пошел об электроэнергии. Выяснилось, что вместо металлических жил в силовых кабелях у кубарей тянутся тонкие металлические трубки, пустые внутри. Какой в этом смысл, я так и не понял – Словарю катастрофически не хватало элементарных понятий, скорее всего потому, что гуманитарный Пашка их попросту не знал. Это и неудивительно – физику в школе он сдал на тройку, и то благодаря мне.
Затем мы вернулись обратно, и мне предложили отдохнуть. Я спросил, нельзя ли мне пообщаться с группой – например, с Пашкой, с Оксаной? Хотя бы для того, чтобы обменяться впечатлениями? Но мне ответили, что это невозможно.
На вторую ночь я снова проснулся от крика. Едва возникнув, крик оборвался, но теперь я точно знал, что это не сон, а самый настоящий человеческий крик. Рывком вскочив, я вышел в коридор, крадучись добежал до знакомого балкона и глянул вниз, в зал. В лаборатории было пусто. А на столешнице в луже крови лежали пристегнутыми две человеческие ноги в темных брюках и кожаных ботинках, какие были у наших военных. Ноги лежали так неряшливо, словно их здесь забыли после обычного рабочего дня.
Да, я не знал, как себя вести. И потому я повел себя естественно – без колебаний и раздумий. Мягко прошел по коридору и свернул к скоростному эскалатору – по счастью, он работал. Никого не встретив, я доехал до завода, перед воротами в цеха мягко соскочил и стал перемещаться между станков короткими перебежками. Но завод был пуст. А резаки лежали там же, где я их видел вчера. Разобраться, как резак включается, где гашетка и где указатель заряда, мне не составило труда – там было все просто. Я выбрал самый заряженный резак, сжал его крепко и направился в обратный путь. Теперь я никого не боялся.
Я понимал, что мне следует добраться до Портала и попытаться попасть на Землю. Но я не помнил дороги к Порталу, просто знал, что он где-то на поверхности, а я в толще грунта. Поэтому я решил во что бы то ни стало найти кого-нибудь из наших. Коридоры этажа были пустынны, я бродил по ним, заглядывая в каждый дверной поем. Иногда там были пустые камеры, иногда – склады, заставленные кожухами. Но следов нашей группы нигде не было. А затем я услышал далеко-далеко трели и почти неслышный голос Осканы. Я бросился на звук и долго плутал по коридорам. Звуки то нарастали, то исчезали, порой я чувствовал, что заблудился, но наконец трель раздалась с новой силой совсем близко.