* * *
Обратно в реальность проваливаешься из любого места. А в Нульгород попадаешь всегда через ворота трансфера на центральной улице. И никогда точно не знаешь, в каком квартале окажешься. Само собой, в русском. Но в каком?
В Нульгороде был яркий день, по улицам гуляли нарядные толпы. Я знал, что мгновенно переноситься в пространстве смогу лишь потом, а пока взял флаер. И вскоре был уже в нашем коттедже. Витька бегал в саду — издалека доносился его топот в листве и радостный визг. А Оля смотрела Теле.
— Привет! — сказал я.
Она резко обернулась и вздрогнула.
— Костя? Ты? Что-то случилось?
— Все в порядке… — улыбнулся я и поглядел на часы. — Знаешь, Оль… Я… Я пришел, чтобы остаться!
Сперва она не поверила. А затем бросилась ко мне на шею и заплакала от счастья…
Следующие несколько часов мы просто занимались любовью — так, как не занимались уже давно. Наконец затрещал браслет. И мы вместе наблюдали, как загораются на нем огоньки опасности, как мелькают на экранчике цифры падающего пульса и давления… Наконец все закончилось. И ненужный больше браслет растаял в воздухе. Я стал полноправным гражданином Нульгорда — мог перемещаться в любую точку любой его страны, менять свою форму, качать информацию в сознание напрямую из общественных библиотек и многое-многое другое…
Взявшись за руки, мы вышли из коттеджа в сад. Витька играл с мальчишками. Я знал их — Толик и Петерс, дети наших соседей Кристофа и Жанны. Хотя узнать их в таком виде было нелегко. Посреди сада мальчишки выдумали себе зловещего вида замок — он показался мне чем-то неуловимо знакомым по архитектуре. Сами они зачем-то превратились в пятнистых дракончиков, и теперь обстреливали замок из рогаток. Интересно, откуда у детей Нульгорода дизайн рогатки? Ведь они могли выдумать себе любое, самое фантастическое оружие. Но они почему-то увлечено стреляли именно из рогаток. Таких же, какие делал когда-то я сам, какие делал мой отец и дед. Такие же делали все наши человеческие предки на протяжении многих тысяч, а, может, и миллионов лет, привязав звериную жилу к упругой рогатине. Для Витьки это были биологические предки. А вот для Толика и Петерса — лишь интеллектуальные, поскольку зачаты и рождены Толик с Петерсом уже в Нульгороде…
Камушки-снаряды, попадая в стены замка, ярко вспыхивали и оставляли большие черные дыры. И я вдруг понял, на что похож этот замок — на здание Университета. Тут явно был дизайн Витьки, ведь лишь он когда-то был в реальности и видел Университет. Хотя вряд ли знал в то время, что это такое…
Мне вдруг представилось, что какой-нибудь другой Витька — грязный, оборванный, голодный и дикий — беспризорничающий в реальности, в пустом городе на развалинах былой цивилизации, когда-нибудь станет точно так же стрелять из своей рогатки по неохраняемому более никем Университету. По Университету, по блокам вычислителя, по автоматическим электростанциям, кабелям связи… Стрелять из рогатки, резвясь и не понимая, что делает. И не зная ничего о Нульгороде. Но я отогнал от себя эту мысль и крепче сжал ладонь Ольги.
И Ольга радостно сжала мою в ответ.
— Господи, какое счастье! — шепнула она. — До сих пор не верится, что ты переехал к нам навечно!
— Да… — прошептал я и запрокинул голову.
Ведь если долго-долго смотреть на солнце в небе Нульгорода, то на его диске появится улыбка. Добрая-добрая. Теплая-теплая. Она скажет тебе: все в порядке, друг! Теперь ты дома, теперь все будет хорошо. Здесь так сделано специально. Такой дизайн.
октябрь 2005, Москва
— Отлично, мальчики! Все прочли эту книгу?
— Все.
— Кому она не понравилась?
— Всем понравилась.
Стругацкие «Полдень, XXII век»
Строгий он, — заметил казак. — Все по режиму.
Сейчас петь будут, а потом на вопрос отвечать.
То есть они отвечать будут. А я уже отстрелялся.
Уезжаю сегодня. Навсегда.
В.Пелевин «Чапаев и Пустота»
Жить на одной лестничной площадке с известным писателем-фантастом — дело в общем-то нехитрое. Некоторые думают, что знаменитости живут в особых домах, так вот нет. Живут они как нормальные люди. Может конечно певцы или политики живут в особняках, а у нас знаменитый писатель-фантаст зарабатывает не больше хорошего электрика и сантехника вместе взятых. Поэтому как судьба расселила наших предков — так и живем. Ведь когда Свечников еще пешком под стол ходил, мой дед, вечная ему память, был знаменитым авиатором, поэтому и квартиру в центре Москвы получил. Другое дело что к деду фанаты не приходили, а к Свечникову приходят, раз в неделю точно. Ну так он их сам и приваживает, беседует, чаем поит. Я бы конечно гонял. Ну понятно — скучно ему одному-то, а тут типа молодежь, поколение на смену и все такое. Он так на молодых, смотрит, будто у самого молодости не было, а мы перед ним как другая раса. Ему ж все интересно — рейверы, хиппи, компьютеры. Причем мешает все в кучу — думает раз мне двадцать два, то я обязательно на роликовых коньках гонять должен и на горном велосипеде и рэп танцевать и Земфиру слушать и в «Quake» играть и в интернете хаккерствовать и все это одновременно. Я ему уже сто раз объяснял что если слушаю Земфиру, то с какой это радости мне рэп понадобился? А если бы врубался в рейв и колбасился по клубам, то это тоже совсем из другой области, а роликовые коньки мне вообще ни с какого боку — терпеть не могу этих безумных, которые под ногами носятся. Но он не понимает — это все ваше, говорит, молодежное. Я однажды не выдержал — чего ж, говорю, дядь Миша, ты на коммунистические митинги не ходишь? Это же все ваше, пенсионерское… Он засмеялся, понял.
А фанаты, короче, приходят, ждут когда мастер выйдет в магазин. И всем им надо обязательно автограф попросить, руку пожать, и тут же рукопись свою сунуть — нате, прочтите, скажите свое мнение… Свечников конечно добрая душа, я бы на его месте круче был с графоманами. Вот один пацан вчера в подъезде торчал — бледный весь, то ли астматик, то ли наркоша, и книжка очередная свечниковская подмышкой. Ну, видно, отчаялся ждать, а тут я выхожу, он ко мне — я, говорит, с факультета журналистики. Пауза. И ждет, типа я должен апплодисментами разразиться. Ну и что теперь, — говорю, — а я радиотехникум кончал и что мне, у дверей Попова и Маркони стоять? Он открыл блокнот, гляжу записал: «Маркони». Ну не отморозок? Придет домой, будет в словаре искать. Слышь, говорю, брат, дуй отсюда или с лестницы полетишь! Он на меня глянул заискивающе как спаниель — скажите, говорит, а каково это: жить рядом с таким великим человеком? Приехали. Тут я ему и вломил по полной схеме: ничего такого, говорю, особенного. Свечников твой и писает и какает как обычные люди и унитаз у него засоряется как у нормальных людей и даже чаще потому что пьет много и блюет, и лампочки перегорают и краны текут. Ну про блюет — это я преувеличил. А он стоит, глазами хлопает — кто такой Свечников?.. Занавес! Понятно, да? Поклонник таланта! И не знает настоящую фамилию любимого писателя! Откуда они только адрес узнают?